Луиза приняла эту новость с достоинством, еще крепче сжала губы и стала терпеливо ждать конца затянувшейся связи. А его все не было.

Решение Макса два года назад переехать из имения в Лос-Анджелес поразило ее как удар грома. Но она была так подавлена своим горем, что не могла даже поговорить с мужем на эту тему, хотя и очень хотела. Луиза научилась жить без Макса и даже находила некоторое утешение в том, что он никогда не заводил речь о разводе.

Сегодня утром мать Луизы приехала со своим обычным – раз в неделю – визитом. Она протянула дочери «Таймс» и сказала со свойственной ей прямотой:

– Если хочешь знать мое мнение, то теперь, когда Макс снова занялся кино, не пройдет и нескольких месяцев, как какая-нибудь хорошенькая молодая особа уговорит его развестись с тобой и надеть кольцо на ее пальчик.

Луиза почувствовала холодок, пробежавший по всему телу. Она и раньше много раз со страхом думала о том, что может окончательно потерять мужа, но все это было как-то несерьезно. В конце концов ведь прошло уже два года, как он ушел из дома, и если хотел жениться на Ники Уэлш, то наверняка уже сделал бы это. Однако именно сейчас – то ли из-за неожиданного заявления матери, то ли из-за своей депрессии – мысль о возможности потерять Макса наполнила Луизу ужасом.

– Ерунда, – заявила она с наигранной веселостью, наливая чай в чашки севрского фарфора с цветочным рисунком. – Макс не станет со мной разводиться. Теперь уже нет. После стольких лет…

– Вспомни, ты точно так же считала, что он не уедет от тебя, – заметила Джудит Купер.

Луиза никогда не рассказывала матери об истинной причине ухода Макса, ибо не доверяла никому страшную, позорную тайну, которую хранила с детских лет.

– Давай не будем о Максе, ладно? – попросила она.

Джудит посмотрела на дочь долгим задумчивым взглядом.

– Ты еще питаешь к нему какие-то чувства, ведь я права?

– Мама, прошу тебя!

Луиза хотела решительно поставить чашку на стол, но Джудит мягко ее остановила:

– Хорошо, только выслушай меня, пожалуйста! Макс и Ники Уэлш расстались.

На мгновение Луиза замерла, разглядывая мать в немом изумлении.

– Они расстались, – повторила Джудит. – Навсегда.

– Откуда ты знаешь?

– Вчера эта фотомодель давала интервью на четвертом канале, и, когда репортер спросил ее, будет ли она сопровождать Макса на кинофестивале, Ники ответила, что они порвали отношения – разошлись полюбовно, но окончательно.

Дрожащей рукой Луиза опустила чашку на стол. Очень давно, когда узнала, насколько серьезно муж увлекся Ники Уэлш, она думала о попытке отбить его у любовницы. Но со временем сама мысль о том, чтобы тягаться с такой красивой и сексуально притягательной женщиной, показалась ей просто абсурдной.

– Боюсь, это ничего не изменит, – вздохнула Луиза. – Если я не сумела удержать, то не представляю себе, как смогу его вернуть.

– О-о, существует множество способов возвратить мужчину, моя дорогая, – сказала Джудит, посмотрев на дочь так, будто сама много раз прошла через это. – Ты можешь начать с чего-нибудь трогательного и очаровательного. Что бы напомнило ему о той юной девушке, за которой он ухаживал. – Джудит сделала глоток чая и продолжала: – Ты можешь пригласить его однажды на завтрак или зайти к нему на работу. Или даже встретиться с ним в Канне.

Луиза открыла рот от изумления.

– Встретиться с ним в Канне? Мама, ведь это просто смешно! Я никогда не сделаю ничего подобного.

– Но почему?

– Потому что… Это совершенно бессмысленная затея. И… – Ее голос затих почти до шепота, и она почувствовала, что краснеет. – Потому что я бы не знала, что ему сказать.

– Правду. Что тебе его не хватает. Что хочешь попытаться спасти ваш брак. – Она посмотрела на платье дочери из сурового бежевого полотна. – И подумай о том, как ты выглядишь, дорогая. Сделай другую прическу, купи несколько нарядных платьев. Что-нибудь светлое, нежное. И… лети в Канн.

Луиза покачала головой:

– Макс этого не потерпит. Он сразу же отошлет меня обратно.

– Кто знает? Попытайся.

Попытайся. Луиза облокотилась о подоконник. Слова матери эхом звучали в ее голове. Так ли уж абсурдна идея поехать на фестиваль? А может, это как раз та возможность, которой она ждала? Как раз теперь, когда Ники ушла из жизни Макса… Сердце Луизы снова бешено заколотилось. А как же… сексуальные отношения? Едва ли она сможет рассчитывать на примирение, если не подумает о своих проблемах в постели. Ведь именно из-за этого они расстались.

– Потом, – пробормотала она сама себе, решительно отбросив назойливую мысль. – Я займусь этим потом.

Луиза потянулась за справочником в кожаном переплете, лежащим рядом с телефонным аппаратом. Отыскав нужный номер, набрала его и затаила дыхание. Еще никогда в своей жизни она не действовала так смело и решительно.

– Транспортное агентство Морриса слушает.

– С вами говорит миссис Прэгер. Миссис Максимилиан Прэгер.

– Да, миссис Прэгер, – ответила женщина, вдруг сразу став внимательной и любезной. – Что я могу для вас сделать?

– Я… – Луиза запнулась, боясь продолжать. – Можно ли заказать у вас билет на самолет до Канна, Франция?

– Конечно, миссис Прэгер. Когда вы хотите лететь?

В трубке было слышно, как женщина быстро листает страницы.

– Могу предложить билет на «Конкорд» до Парижа в среду во второй половине дня, потом вас доставят внутренним рейсом до Ниццы, а дальше – вертолетом в Канн или, если пожелаете, на лимузине. А гостиница вам понадобится?

Луиза почувствовала, как кровь прилила к ее щекам.

– Гостиница? Нет… не понадобится.


– Ну, мамочка, пожалуйста, – умоляюще щебетала в телефонную трубку Элизабет Маерсон. – Прошу тебя, разреши! – Одним движением молодого гибкого тела она перевернулась на живот и подперла руками подбородок. – Ну как я объясню друзьям, что моя красивая талантливая мама, наверное, получит приз за лучшую женскую роль в Канне, а меня не будет рядом с ней в такой радостный момент!

Карен рассмеялась.

– Во всяком случае, барышня, лестью ты от меня ничего не добьешься, – сказала она тем негромким мелодичным голосом, которому Элизабет давно и безуспешно пыталась подражать. – К твоему сведению, Канн во время кинофестиваля – совсем не место для двенадцатилетних девочек.

– Но я же буду с тобой.

– Ты не будешь со мной, и ты прекрасно знаешь это. Ты целыми днями будешь бегать за кинозвездами, а я – сходить с ума от беспокойства.

– Но я без тебя скучаю, – сказала Элизабет, чувствуя, что теряет почву под ногами. – Я не видела тебя с…

– С Пасхи, – закончила Карен. – То есть всего пару недель. Я тоже ужасно скучаю по тебе, моя прелесть. Обещаю, что примчусь в Монтре сразу же, как только освобожусь, и увезу тебя на все выходные, куда захочешь. Так что выбирай пока место.

– Я хочу поговорить с дядей Джеком. Как мне ему позвонить, мама? – обиженно попросила Элизабет. – Я знаю, он меня поймет.

– О-о, не сомневаюсь! И тогда меня будет умолять не одно дитё, а двое. А теперь расскажи, какие у тебя оценки.

– Ну, по французскому – сто, – без всякого энтузиазма начала дочь. – По истории – девяносто восемь. Ну и конечно, я играю главную роль в «Кокетке».

– Детка, это просто здорово!

– Я тоже так считаю. – Элизабет подула на темный завиток, упрямо падающий ей на глаза. – Когда будут показывать твой фильм?

– В понедельник вечером.

Девочка от неожиданности села.

– В понедельник? Правда? Мамочка, так ведь это замечательно, – едва дыша проговорила она, и ее угасшие было надежды вспыхнули с новой силой. – Я могла бы выехать утром в пятницу, провести с тобой три дня и вернуться сюда во вторник. И пропустила бы всего ничего! Тебе нужно только позвонить директрисе и…

– Элизабет!

Она поморщилась, потому что прекрасно знала этот материнский тон.

– Ладно-ладно, молчу.

Ее подруга Эрин Кармишель однажды сказала, что разведенных родителей часто терзает такое чувство вины перед детьми, что они из кожи лезут вон, чтобы доказать им свою любовь. И уверенно заявила:

– Мои родители достанут мне луну с неба, если я захочу.

«Вполне возможно, что и так, – подумала Элизабет, – но моя мать непреклонна».

– Я позвоню тебе на неделе, – сказала Карен. – Кстати, прелесть моя…

– Да, мамочка.

– Я тебя люблю.

– Я тебя тоже. – Элизабет пожала плечами, положила трубку и, водрузив ноги на спинку кровати, некоторое время лежала, рассматривая ногти, покрытые ярко-красным лаком.

Мама все еще считает свою дочь ребенком. Ей уже почти двенадцать лет, но свободы ничуть не больше, чем у какой-нибудь восьмилетки. А между тем только слепому не заметно, как она преобразилась за последний год. О, Элизабет прекрасно видела, как посматривают на нее мальчики, во время ее прогулок с Эрин по городу. Даже Питер возбудился, увидев неожиданные изменения, произошедшие с ее телом. Милый, застенчивый Питер, приводящий ее в бешенство своим скромным поведением и чисто английской сдержанностью. Юноша чуть не рухнул от смущения, когда она спросила:

– Ты уже целовался по-французски?

– Элизабет, тебе совсем не идут эти развязные разговоры, – ответил Питер суровым тоном, которым всегда говорил, когда оказывался в неловкой ситуации.

С ума можно сойти! Все целуются по-французски. Даже швейцарцы. Но дело в том, что Питер, которому семнадцать, все еще считает ее маленькой девочкой, той, что приехала в «Ле Берже» девять месяцев назад. А ведь это большой срок – за это время может родиться ребенок! Да, теперь все изменилось. Она уже почти женщина. И сейчас самое подходящее время, чтобы об этом узнал весь мир.

«Если у меня есть хоть какой-то характер, то я найду способ добраться самостоятельно», – решила Элизабет. Может быть, тогда мать станет воспринимать ее серьезно и поймет, что она уже вполне взрослая молодая леди.

Элизабет подбежала к шкафу и обследовала свою шкатулку с украшениями. Двадцать семь долларов и чуть больше сотни швейцарских франков. Едва ли этих денег хватит. Проклятие! Она обвела взглядом комнату, прикидывая, есть ли деньги у Эрин. Скорее всего, нет. Та постоянно была на мели. Для того, кто мог бы получить луну с неба, Эрин явно не хватает наличности в твердой валюте.

Элизабет бросилась на постель. Ей необходимо найти способ попасть в Канн. Необходимо!


Дворец фестивалей, расположенный совсем рядом с отелем «Карлтон», был полон народу. Увидев, что делается у входа, Карен поняла, почему все прибывают сюда на лимузинах. Тысячи орущих поклонников напирали на мощный полицейский кордон, как только очередная кинозвезда или режиссер выходили из машины.

– Надеюсь, эта публика не собирается неожиданно прорвать заслон, – обратилась актриса к Майклу Харрису, режиссеру, работавшему с ней в фильме «Одни сожаления», а также в ее первой картине «Райская бухта».

Майкл засмеялся:

– Не отважатся. Вон те люди в униформе, которые выстроились в линию, – это спецотряд по ликвидации беспорядков. Они сначала стреляют, а потом уже задают вопросы.

Карен чувствовала себя хорошо отдохнувшей и даже немного возбужденной. Телефонный разговор с дочерью имел самое непосредственное отношение к ее теперешнему настроению. Не важно, какого нервного напряжения он ей стоил; главное, что энтузиазм Элизабет подействовал как тонизирующий напиток, как освежающий душ и мгновенно унес все заботы.

Как только Карен ступила на красный ковер, она тут же услышала свое имя, произнесенное в громкоговоритель, и увидела вспышки фотоаппаратов. Сотни мужчин и женщин выкрикивали ее имя и тянули руки через живой барьер.

Под приветственные возгласы и аплодисменты актриса прошла к широкой парадной лестнице, останавливаясь по просьбам фотокорреспондентов и внутренне готовясь к короткому интервью, которое звезды традиционно давали на верхней площадке у самых дверей.

Потом, в Большом зале имени братьев Люмьер, после того как ей были представлены члены жюри, Карен сидела вместе со Стюартом Вагнером и Джеком. Когда закончились все официальные церемонии и премьера фильма Романа Полански «Пираты», которым открывался конкурс, гостей фестивального комитета пригласили на праздничный обед в Посольском зале Дворца.

После торта со свежей земляникой и кофе Стюарту Вагнеру удалось увести Карен от знаменитого французского актера Жерара Депардье. Приняв от Стюарта бокал шампанского, она с выжидательной улыбкой посмотрела на главу своей студии – загорелого, бодрого и самоуверенного, как обычно.

– Пойдем со мной, – сказал он, мягко, по-техасски растягивая слова. – Есть один человек, которому я хочу тебя представить.

Карен взяла его за рукав.

– Стью, милый, пожалей! Я не смогу растянуть рот в любезную улыбку, даже если ты представишь меня Лаурелу и Харди.[2]