Виктория Холт - Начало династии

Если Томас знал короля, то и король знал Томаса. Король хорошо понимал, что Томас уступил ему вынужденно, как служитель церкви, обязанный повиноваться указанию папы. «Ты попался, Томас! — думал король. — Ты оказался в ловушке, потому что твой слабый папа дрожит за свою шкуру. Но теперь ты сожалеешь о данном слове. И ты можешь отказаться от присяги при народе. Я знаю тебя. Знаю твое красноречие. Знаю, как ты можешь переубеждать. Но посмотри вокруг, Томас. Ты видишь мою вооруженную стражу. И все ее видят. Все знают, зачем стражники здесь. Нет в зале человека, который бы осмелился ослушаться короля, Томас. Если только не считать тебя. Подумай хорошенько, Томас!»

Король сам открыл собрание:

— Архиепископ Кентерберийский пришел сюда, чтобы перед всеми дать обещание беспрекословно служить королю.

Томас поднялся с места и сказал:

— Милорд, я даю слово служить своему королю, когда это не противоречит моему долгу перед церковью.

Лицо Генриха побагровело, глаза налились кровью, всех, кроме Томаса, охватил страх. А Томас испытывал чувство радости: он поступил так, как считает правильным. Он боялся, что при народе может дрогнуть, но все обошлось, его укрепил Господь.

Генрих дал свободу своему гневу. Он так был взбешен, что ничего не мог сказать толком, а только осыпал архиепископа бранью. Томас побледнел, но оставался спокоен, как будто он не слышал резких слов короля. Он и в самом деле не слышал, а думал: «Это лишь первый шаг. Пусть будет, что будет. Если это означает смерть, то скорую, и я умру за Господа и Божью церковь».

Король внезапно вскочил и выбежал из зала. Его сын бросил испуганный взгляд на Томаса и последовал за отцом. Томас поймал насмешливый взгляд архиепископа Йоркского, не скрывавшего свою радость.

Беккет отправился в свои покои, чтобы все обдумать и молить Бога о поддержке продолжить так, как начал. Вскоре к нему пожаловали Джоселин, епископ из Солсбери, и Роджер, епископ Уорсестерский.

— Входите, друзья, — приветствовал их Томас.

Они вошли, взирая на него со страхом.

— Мы заклинаем тебя, примирись с королем, — взмолился епископ из Солсбери.

— Я не собираюсь воевать с ним.

— Он нас всех убьет, если ты не присягнешь ему, милорд.

— Значит, мы должны погибнуть. Не впервой людям класть свои жизни за церковь Господа нашего. Сонм бесчисленных святых учит нас своим примером и словом: следуй путем Господа!

— Король не уступит! Его стражники не зря в зале.

— Все так. Будем молиться, чтобы укрепить дух. Может, настал наш час. Коли так, одно нас должно пугать — чтобы не оставило нас присутствие духа. Будем молиться. Господь не оставит нас.

Епископы ушли в печали и страхе.

Затем пришли граф Лестер и дядя короля, граф Корнуоллский.

— Король считает себя оскорбленным, — сказал Лестер. — Он заявил, что должен быть отомщен.

— Значит, придет отмщение.

— Все, что вам надо сделать, — это обещать полное повиновение королю.

— Я повинуюсь церкви.

— Король говорит, что наедине вы обещали ему это.

— Я ему сказал, что сделаю, поскольку мне повелел папа.

— Мы тоже просим вас об этом. Мы ваши друзья и глубоко сожалеем о вашей ссоре с королем.

— Я знаю о вашей дружбе ко мне и благодарен вам за это. Вы разумные люди. Поймите, что поклясться в полном повиновении королю можно, только не имея обязанностей перед церковью. Я сказал королю, что буду повиноваться во всех мирских делах. Однако когда дело коснется святой церкви, я должен буду следовать воле своего главного господина.

— Король очень разгневан.

— Мне хорошо знаком его гнев. Видел его таким много раз.

— Но раньше его гнев не был обращен прямо против вас, милорд.

— Я знаю, что король не терпит возражений. Он добьется своего, чего бы то ни стоило, если потребуется моя жизнь, он возьмет ее.

— Не жизни вашей он требует, только повиновения.

— Но если я не могу ему дать, чего он желает?

— Мы боимся, милорд, что будем обязаны предать вас смерти. Мы знаем, это преступление, но мы должны будем пойти на это, если получим такой приказ короля.

— Это дело вашей совести.

— Присягните, милорд…

— Нет, милорды. Этого я сделать не могу. Теперь прошу меня оставить. Ступайте с миром к себе и молитесь, чтобы Господь вас направил, когда придет час сделать выбор.

Томас еще был на коленях и молился, когда пришел еще один посетитель — Великий Магистр Ордена английских тамплиеров, Ричард Гастингский, а с ним еще один тамплиер из Булони. Это были святые отцы, и Томас им доверял. Они духовники короля и сказали, что знают его настроение и думы, он им сам говорил о них.

— Король продолжает любить вас, милорд архиепископ, — сказал Ричард Гастингский. — Он пожелал, чтобы мы стали посредниками между вами. Король сказал, что вы поймете, в каком опасном положении вы оказались из-за своего упрямства и его горячего характера. Дело зашло так далеко, что обратного пути уже нет. Король, всегда добивающийся своего, проявит недопустимую слабость, если не получит все желаемое сполна. Он поклялся нам, что ему нужно только ваше публичное обещание, и если вы его дадите, он не станет посягать на законы церкви.

— Это действительно так?

— Он поклялся нам в этом.

— Король не всегда держит свое слово.

— Его величество спросил: какой прок для королевства от его ссоры с церковью и сколько вреда принесет эта ссора, которая все увеличивает раскол между государством и церковью? Король желает примирения с вами. Если вы вернетесь в зал и произнесете, что он желает, вам нечего опасаться. Король дал свое слово. Но вы должны принародно присягнуть на полное повиновение короне.

— Вы действительно пришли по слову короля?

— Да, это так.

— И он действительно поклялся сдержать свое обещание не вмешиваться в дела церкви?

— Он поклялся в этом.

— Тогда я собираю всех епископов и скажу им, что по вашему совету и гарантии я могу принародно дать присягу.

* * *

Все вернулись в тот же зал. Все ждут, что сейчас наконец с их плеч спадет груз смертельной тревоги. Король почти весел. Он добро и ласково смотрит на архиепископа Кентерберийского. Томас встает и перед лицом собрания произносит слова клятвы, что будет верой и правдой следовать законам королевства.

— Вы все слышали, что обещал мне архиепископ, — громко объявил король. — Теперь остается, чтобы он попросил своих епископов сделать то же.

— Прошу их воздать вам почесть, какую оказал я, — сказал Томас.

Все епископы по одному поднялись и произнесли слова присяги. Один Джоселин, епископ Солсберийский, колебался, глядя на Томаса.

— В чем дело, епископ из Солсбери? — крикнул король.

Джоселин, взглянув на Томаса, спросил:

— Вы считаете, милорд, я вправе дать такую клятву?

— Клянусь очами Всевышнего, этот человек всегда против меня! — начиная злиться, крикнул король. Он сощурил глаза и повернулся к солдатам.

Томас поспешил на выручку:

— Вы должны дать эту клятву, как это сделали все мы.

После этого Джоселин из Солсбери произнес слова присяги.

— Итак, — сказал король, — все слышали обещание архиепископа и всех епископов соблюдать обычаи и законы моего королевства. И чтобы больше не было по этому вопросу раздоров, пусть все законы моего деда Генриха так и будут записаны.

Собрание завершилось полным триумфом короля.

Поверенный короля Ричард де Луси фразу за фразой читал составленный по воле короля кодекс, который позже назовут «Кларендонская конституция», и Томас понимал, что его одурачили. Генрих так же бессовестно солгал тамплиерам, как он лгал всем остальным. Ради достижения своей цели он готов пообещать что угодно. Томас начинал понимать, что конфликт между церковью и государством выливается в схватку архиепископа Кентерберийского с английским королем Генрихом II. Это похоже на их прежние шутливые поединки, только на этот раз это уже не на жизнь, а на смерть.

Когда зачитывалось положение, что духовные лица за всякое преступление подлежат королевскому суду, Томас не сдержал восклицания:

— Это нарушение закона церкви. Христа опять судит Пилат!

В другой статье говорилось, что никто не может покинуть страну без разрешения короля.

— Королевство становится тюрьмой, — сказал Томас. — Как быть тем, кто пожелал отправиться на богомолье? Что делать служителям церкви, призванным папой на собор? Разве они могут ослушаться папу, даже если король с ним не согласен?

Дальше — больше. Без королевского согласия нельзя обращаться к папе.

— Как архиепископ может с этим согласиться! — возмущается Томас. — Получая свою мантию, он клянется вторить всякому слову папы.

Слушая возмущенные возгласы Томаса, Генрих метал в него сердитые взгляды, а когда чтение закончилось, встал и громоподобно провозгласил:

— А теперь духовенство подпишет и скрепит печатью эту конституцию, а архиепископ Кентерберийский сделает это первым.

Томас посмотрел на епископов. Одни сидели потупив головы, кто посмелее вопрошающе смотрел на него. Подписать такой документ означает нарушить священный долг. Епископ Солсберийский бормотал, что, если они подпишут это, станут клятвопреступниками.

Король ждал. Стража стояла наготове. Одно слово короля — и начнется резня.

— Боже милостивый, помоги! — молился Томас, потом ясным голосом произнес: — Нам нужно время изучить этот документ. Я уверен, король милостиво дарует нам несколько часов, чтобы обсудить это между собой.

Он взял одну из трех копий документа, еще одну взял архиепископ Йоркский. Сев на коня, Томас с небольшой группой сопровождающих направился в Уинчестер. Он презирал себя. Потакая королю, он зашел слишком далеко. Ему нельзя было присягать королю принародно, нельзя было давать обещание наедине. Ему надо быть примером для более слабых братьев. Ему надо было идти против короля и принять смерть. Ну умрет он, что тут такого? Главное — оставаться верным Господу и Его церкви.

Он прислушался, его спутники обсуждали между собой услышанное.

— А что он мог сделать? — вопрошает один. — Скажи он королю «нет», и всем нам пришел бы конец.

— Да ведь свобода церкви гибнет! — говорил другой.

Знаменосец Томаса, горячий по натуре уэльсец, внезапно выкрикнул:

— Зло свирепствует на земле. Кто любит правду, теперь берегись! Кто же за нее заступится, если пал наш предводитель?

— О ком ты толкуешь? — спросил Томас.

— О вас, милорд. Вы же пошли против своей совести и славы, предали нашу церковь. Вы поступили противно Господу и справедливости. Вы стали на сторону пособников Сатаны против церкви.

— Видит Всевышний, ты прав! — воскликнул Томас. — Я вовлек церковь в рабство. Я вышел не из святого монастырского братства, а из королевской свиты, учился не у Христа, а на службе цезарю. Меня обуяли гордыня и тщеславие. Глупец! Оставил, видно, меня Господь, и я заслужил быть скинутым со святого престола.

К Томасу подъехал архидьякон.

— Вы низко пали, милорд, вам надо воспрянуть. Будьте благоразумны и соберитесь с силами, Господь поможет вам. Разве не возвеличил Господь Давида, хотя тот убивал и прелюбодействовал? Разве Петр, которого Он сделал главой нашей церкви, не отказывался от него трижды? Укрепите свой дух. Господь поможет вам.

— Ты прав, друг мой. Начну сначала. Господь не оставит меня, я больше не паду так низко. Если нужно, отдам жизнь за церковь.

* * *

Осталась одна надежда: может быть, встреча с папой римским сможет что-нибудь изменить. Ему надо все рассказать и спросить, как быть дальше. По новому указу короля без его разрешения страну покинуть нельзя, но Томасу все равно надо ехать. Король отвернулся от папского престола, но долго так продолжаться не может. К тому же Томас слышал, что Генрих намерен перенести престол из Кентербери в Йорк; видимо, рассчитывая на честолюбивые мотивы тамошнего архиепископа Роджера и его старую вражду к Томасу Беккету.

Томас переоделся странствующим монахом и с несколькими путниками направился в Ромни, где его должен был ждать корабль. Без приключений он добрался до побережья, но сильнейший шторм заставил изменить решение. В Ромни оставаться было нельзя, и он вернулся в Кентербери. Но от своей идеи он не отказался и, как только погода наладилась, снова отправился в путь.

Слуги Томаса, проводив его и полагая, что он уже во Франции, побоялись остаться на архиепископском дворе и разошлись. Остался только один священник с мальчиком-слугой. Они сидели вдвоем и говорили о печальной судьбе архиепископа: человек, про которого говорили, что он правит королем, потому что, когда он был канцлером, король его очень любил, теперь свергнут.