— Маргарет все время о нем говорит. Она сказала, что они с Генрихом плакали, когда он уехал. Маргарет полюбила его… Она говорит, что Генрих тоже. Говорит, что любят его больше отца… даже больше, чем тебя… Ведь это дурно, правда? Он же дурной человек!

— Вы наслушались сплетен. Не надо его вспоминать. Он дурной человек, потому что пошел против короля. С ним покончено.

— Он умер? — спросил Ричард, а Маргарита сразу расплакалась.

— Нет, он не умер. Но разговаривать о нем не надо. Теперь я вам спою песенку про Аквитанию, вы поймете из нее, как нам там будет хорошо.

Ричард облокотился на ее колени, Джефри смотрел на нее восхищенными глазенками, Матильда и Маргарита сели у ее ног на маленьких скамеечках. Пока дети устраивались, Элинор думала: «Вот мое будущее, оно в этих сыновьях, и прежде всего в Ричарде. Что мне до тебя, Генрих Плантагенет, когда у меня такие сыновья! Я их привяжу к себе, они станут только моими. Они возненавидят тех, кто причинял мне боль, даже если это ты, король Генрих».

* * *

Когда Элинор покинула Англию, король вздохнул с облегчением. Он решил, что уединенная жизнь Розамунд закончилась, и теперь они будут вместе и открыто. Несмотря на то, что Розамунд была большим утешением и радостью для короля, но и она не смогла развеять удрученных мыслей о Томасе Беккете. Генрих знал, что теперь Томас, привыкший к роскоши и комфорту, живет как нищий в монастыре. Генрих раньше любил вспоминать, как замерзал Томас в холодную погоду и какой смешной ему казалась эта слабость. Но по прошествии времени Генрих понял, что Томас отнюдь не слаб. Он силен своим духом.

«Двоим нам в Англии стало тесно», — подумал Генрих.

Недолго ему пришлось наслаждаться тихими радостями с Розамунд в мирной Англии. Пришли тревожные известия из Бретани, позвавшие его за море. Он ласково простился с Розамунд и уехал.

А в сентябре — другая печальная новость, заболела императрица Матильда, как ее называли и по сей день. Генрих отправился в Руан, но, не успев доехать, получил известие о кончине императрицы.

Генрих глубоко скорбел по матери. Она по-своему любила его, насколько вообще была способна на такое чувство. Теперь он стал думать, вспоминать, как много она для него сделала, ведь Генрих был ее любимцем.

Он подумал о своем сыне-наследнике. Генрих красивый и обаятельный, им можно гордиться. Правда, между ними возникла огорчительная отчужденность. Ведь Генриха воспитывал Томас Беккет, и симпатии сына в ссоре короля с Томасом оказались на стороне учителя, а не отца.

Беккет. Опять этот Беккет.

* * *

Размышляя о старшем сыне, король пришел к идее — короновать молодого Генриха еще при своей жизни, с тем чтобы ни у кого не было никакого сомнения насчет преемственности династии Плантагенетов. Позже, когда король поставил в известность о своем решении министров, те сочли это небезопасным: в Англии будет сразу два короля.

— Так ведь это же мой сын! — шумел король. — Неужели я должен его бояться!

Пока молодой Генрих еще мальчик, но ведь очень скоро вырастет, возражали ему.

Но чем больше король размышлял над этим, тем больше ему идея нравилась. Молодой Генрих будет только благодарен отцу за это. Они тогда станут союзниками во всем, и против Беккета тоже. Министры вынуждены были напомнить, что по закону коронование производит архиепископ Кентерберийский, а поскольку архиепископ в изгнании, провести эту церемонию некому. Оставшись один, Генрих думал: может быть, заключить с Томасом мир? Он вернется в Англию и коронует молодого Генриха. Себе он мог признаться, что ему недостает Томаса, точнее, достойного противника в сражениях в лице Томаса.

От решения короновать сына Генрих не отступил и буквально вырвал у папы согласие, чтобы коронацию провел архиепископ Йоркский Роджер. И сразу же Генрих написал Элинор, чтобы молодой Генрих, находившийся с ней в Аквитании, вместе с женой Маргаритой немедленно выехал в Канн, куда он пошлет за ними корабли. Элинор ему ответила, что Маргарита считает коронацию без архиепископа Кентерберийского недействительной. Это так разозлило Генриха, что когда он послал за сыном, то приказал привезти его одного. Если Маргарита считает, что короновать ее может только ее любимый Беккет, то она не будет коронована совсем.

Тем временем от папы приехали послы с письмом. Папа испугался своего малодушия и ранее данное разрешение на коронацию аннулировал. Генрих письмо сжег. Предвидя, что папа, не получив от него ответа, направит еще письмо, Генрих приказал во всех портах выставить заставы и обыскивать каждого. Нельзя было допустить, чтобы английские епископы узнали о запрете папы. Однако сообщение все-таки было доставлено Роджеру Йоркскому монашкой, которую направил к нему Томас Беккет.

Монашка добралась до Роджера перед самой коронацией. Прочитав письмо, тот пришел в негодование. Томас ему запрещает! Папа запрещает! Он достиг своего нынешнего положения благодаря повиновению королю, а не Томасу и не папе!

Наступил назначенный день, и Роджер де Понт Левек, архиепископ Йоркский, увенчал молодого Генриха, которому исполнилось шестнадцать лет, английской короной.

Король наблюдал за церемонией и торжествовал. Он обеспечил прямой переход трона к своему сыну и еще раз доказал, что может легко обойтись без архиепископа Кентерберийского.

ПОЛЕ ИЗМЕННИКА

Французский король остался недоволен коронацией Генриха. Но более, конечно же, тем, что вместе с ним почему-то не была коронована дочь Людовика. Но что его дочь? Разве она не жена молодого Генриха? Почему ее не короновали?

Он немедленно предпринял действия в Вексане, заявив, что не считает это владение приданым дочери, если король Генрих не считает его дочь женой молодого Генриха.

Генриху, конечно, было проще короновать Маргариту и подписать мир с Людовиком, чем упорствовать с коронацией французской принцессы и быть вынужденным вести войну. Терять Вексан ему уж никак не хотелось, и он тотчас же отправился отстаивать эту территорию.

Когда он находился во Франции, его посетил архиепископ Руанский, передавший Генриху пожелание папы помириться с Томасом Беккетом. Сложившееся положение терпеть далее нельзя, считал папа. Уже несколько лет архиепископ Кентерберийский находится в изгнании. Беккет с радостью вернется на свой престол, как только король призовет его. Если Генрих этого не сделает, то ничего другого не останется, как отлучить Генриха от церкви.

Генрих сделал вид, что обдумывает сказанное. Снова увидеться с Томасом! Идея неплоха, про себя отметил король. Более того, все это его необыкновенно и непонятно почему взволновало.

Генрих пребывал в отличном настроении, когда приехал попрощаться с Людовиком перед отплытием в Англию.

— Завтра этот твой вор получит мировую, притом добрую мировую.

— Ради всех святых, какой вор, помилуй меня! — воскликнул Людовик.

— Да этот, наш архиепископ Кентерберийский.

— Знаешь, я бы хотел, чтобы он был и нашим. А ты сделаешь богоугодное дело и добро для людей, если помиришься с ним. Я тебе буду навек благодарен.

* * *

Встречу назначили ранним утром на зеленом лугу, который носил название Поле Изменника.

Это неподалеку от королевской резиденции Людовика, но тот понимал, что встреча будет нервозной, и заявил, что присутствовать на ней не будет.

Генрих в окружении нескольких рыцарей выехал на поле и ждал, пока с противоположной стороны не показалась такая знакомая фигура на коне в сопровождении двух всадников.

Боже, думал Генрих, неужели это он! Где его изящная посадка и отороченный мехом богатый плащ! Время обошлось с ним жестоко.

Король пришпорил коня и выехал вперед.

Томас также выехал вперед, и они стали один напротив другого.

— Томас! — Голос короля перехватило волнение.

— Ваше величество!

Король сошел с коня, то же сделал Томас.

— Мы давно не виделись, Томас.

— Пять лет. Это очень много для человека вне своего дома.

— Я часто тебя вспоминал, как мы вместе проводили время. Зачем ты мучаешь меня? Почему ты упорствуешь против моей воли?

— Я ваш архиепископ, милорд, и потому покорен прежде пред Господом, а потом пред вами.

— Ты же знаешь, я хотел оказать тебе высшую почесть.

— Эту почесть мне следовало получить путем служения Господу, а не вашей милостью.

— Клянусь очами Божьими, зачем мы создаем себе лишние хлопоты! Сын Генрих с теплом тебя вспоминает. Ты его околдовал, Томас.

— Рад, если мальчик не перестал меня любить.

— Какое! Это всем трудно сделать. Возвращайся в Англию, Томас. Кентербери давно без архиепископа. Свои владения ты получишь обратно.

Томас печально улыбнулся. Слишком хорошо он знал Генриха и помнил, как часто он раздавал обещания в хорошем настроении и не выполнял их, будучи не в духе. Но ему было приятно снова оказаться рядом с этим человеком, его Генрихом: разве не любили они друг друга когда-то?

— Я частенько думаю о том, чтобы взять крест и пойти в Святую землю. Если соберусь, то оставлю Генриха на твое попечение, Томас.

— Он уже мужчина и вполне самостоятельный.

— Но ему нужны будут твои указания, и так оно будет, если я соберусь.

Пойти в поход? Оставить Англию? Оставить Нормандию, Анжу, Аквитанию? Это же вся его жизнь! Он никогда их не оставит. Но помечтать так приятно! Ему хотелось показать Томасу, что он его любит по-прежнему.

— Мирских обязанностей я на себя принять не могу, — сказал Томас. — Но если будет ваша воля, совет молодому королю я дам.

— Ничего, Томас, примешь для нас. Забудем наши споры. Возвращайся скорее.

— Ваше величество добры. Но среди епископов нашлись отступившие от церкви. Короля венчать на престол может только архиепископ Кентерберийский. Слуги церкви, нарушившие это правило, должны нести ответ. — Полагаю, как король Англии, я вправе короновать собственного сына где и кем сочту нужным. Ты же знаешь, как были коронованы мои дед и прадед, — с тенью недовольства произнес Генрих.

— Милорд, когда Альдред Йоркский короновал Вильгельма Завоевателя, престол Кентерберийский был не занят. Стиган в то время еще не получил от папы своей мантии. А касаемо вашего деда, надо вспомнить, что архиепископ Кентерберийский Ансельм пребывал в ссылке. Коронацию по поручению Ансельма проводил архиепископ Херефордский, и по возвращении Ансельма его попросили коронацию провести вновь.

— Ты прав. И ты проведешь эту коронацию моего сына вместе с его женой. Король Франции очень сердится, что дочь не короновалась вместе с Генрихом.

Тут Томас преклонил колена пред королем; Генрих нагнулся и помог ему встать.

Они обнялись.

Примирение состоялось.

УБИЙСТВО

Шесть лет назад он бежал из города Сандвича, и вот он вернулся… Небольшой корабль с кентерберийским крестом на носу показался в гавани, на берегу которой собрались толпы встречающих его людей. Многие, войдя в воду, боролись друг с другом за честь помочь владыке ступить на землю. Лишь нога Томаса Беккета коснулась родной земли — люди упали на колени, ожидая и прося его благословения.

Кто-то крикнул:

— Благослови Господи к нам пришедшего!

— Благослови! — разнеслось по берегу.

Когда Беккет направился в сторону Кентербери, толпы людей хлынули за ним.

Кентербери встретил его колокольным звоном, высыпали из домов разодетые, как на праздник, горожане: они запрудили улицы и наперебой говорили, как все теперь станет хорошо в Кентербери, когда вернулся Томас Беккет.

Он сразу направился в собор. Велика его радость быть снова в своем храме! Он воссел на свой престол, и его клирики один за другим подходили к нему получить поцелуй мира и благословение.

В благоговейной толпе мирян из уст в уста передавалось:

— Дождались, теперь только справедливость и добро! Он вернулся!

* * *

Однако возвращение архиепископа радовало далеко не всех; те, кто помогал его унижать и уничтожать, кто участвовал в коронации молодого Генриха, кто связывал свое благополучие с его изгнанием, были очень недовольны этим. И прежде всего — Роджер, архиепископ Йоркский.

— Да сколько он будет царствовать! — возмущался он среди друзей. — Он возводит хулу на нас за проведенную коронацию. Но за меня король! Я не пожалею своей казны… Отдам восемь, нет, десять тысяч фунтов, только бы его вновь отправить куда-нибудь подальше. Надо ехать к королю в Нормандию и рассказать обо всем, что позволяет себе Томас Беккет после возвращения в Англию.