Кори подняла голову.

— Интересно, что во мне такого, что заставляет мужчин убегать, как только дела начинают идти плохо? — задумчиво произнесла она.

Адам улыбнулся.

— Я не убегаю. Просто подумываю, не пора ли передать расследование в руки другого человека, более объективного.

— Когда вы ведете дело, в котором возможна весьма эффектная развязка, объективность должна лететь ко всем чертям.

— Вы — весьма противоречивая личность, Кориандр Виатт-Видал. Или вы мыслите как ребенок, или вы — одна из самых циничных особ, которых я когда-либо знал в своей жизни.

Кори задумчиво кивнула.

— Я понимаю, это прозвучит по-детски, но все-таки — что будет дальше?

— Абстрактно или реально? — Адам, как мог, старался уклониться от прямого ответа.

— И так и так.

— В реальном мире мы будем ждать, когда Хорхе отдаст вам деньги, а в абстрактном — посмотрим, как вы будете себя чувствовать.

— Интересно… — начала было Кори, но Адам прервал ее.

— Скажите мне одну вещь. Если мы никогда не найдем Дэнни Видала, то вы что, собираетесь провести следующие десять лет так же, как вы провели десять предыдущих?

— Что вы имеете в виду? — О, на самом деле она прекрасно понимала, что он имеет в виду.

— Одна, и не давая себе любить кого-то другого?

— Не забывайте, что Дэнни Видал отец моего ребенка.

С этим трудно было спорить.

— Возможно, я все упрощаю, — сказал Адам, — но, на мой взгляд, ему надо было помнить об этом до того, как смыться и убить при этом троих ни в чем не повинных людей.

— Я все еще не могу в это поверить.

— Он не должен был предавать вас, оставляя в таком положении.

— Я взрослая женщина, Адам, и я сама поставила себя в такое положение. Он не приставлял мне револьвер к виску.

«Пока не приставлял», — подумал Адам, но не стал произносить этого вслух.

За бесконечно долгим днем последовала еще более долгая ночь. И даже та буря эмоций, которую пережили они за последние дни, не могла ни объяснить, ни оправдать того, что произошло в дверях, когда они ждали лифта. Для Адама это означало поворот всей его жизни на сто восемьдесят градусов. Сначала он нежно взял Кори за руку и поцеловал в висок, а затем со вздохом привлек ее к себе и тут же почувствовал ее страстные губы, язык, ее нежные руки. Дыхание его участилось, и он крепко прижал ее к своему сильному, мускулистому телу. Кори буквально потонула в его страстных объятиях.

— Прости меня, — с очень серьезным видом прошептала она, когда губы их наконец разъединились.

— Я люблю тебя, — так же серьезно прошептал он, делая шаг в лифт.

— Прости меня, — сказала еще раз Кори, запирая дверь квартиры.

18

Единственным звуком, доносившимся до ушей Дэнни Видала, было хлопанье ворот, которые то открывал, то закрывал ветер. Он сидел в бетонном домике на ранчо в Юшуайя в черном кожаном кресле с откидной спинкой и читал в газете о своей собственной смерти. Дэнни начал отращивать бороду, да и волосы его были намного длиннее, чем в последние годы. Дэнни был одет в обтягивающие джинсы и свитер, без носков, в мягких мокасинах и был похож скорее на итальянского киноактера в роли подпольного революционера.

Судя по первым заметкам о его исчезновении, газетам было известно гораздо меньше, чем он думал. Предположения о судьбе Дэнни Видала сильно различались в зависимости от страны и названия газеты. Бульварные газеты писали, что он совершил самоубийство на почве финансового краха, угробив при этом двух ни в чем не повинных людей. Еженедельники высказывали предположение, что он работает сразу на несколько разведок — от израильской и ирландской до разведки ЮАР. Ежедневные газеты концентрировали внимание на том, что банкир «случайно» погиб как раз накануне финансового скандала. «Уолл-стрит джорнэл» в серии статей о неблагополучной обстановке в банках высказала наиболее интересную точку зрения. По ее мнению, хотя Хорхе Видал и был посвящен в большинство махинаций своего брата, не было никаких конкретных доказательств того, что сам он замешан в чем-либо противозаконном. Он ни разу не подписал ни одного банковского документа, ни одного займа, он также не был членом ни одного из кредитных комитетов. В заявлении, сделанном через адвоката, Хорхе Видал подтвердил мнение газеты. Он сообщил, что имел весьма ограниченное отношение к «Интер федерейтед» — просто владел несколькими тысячами акций, что делает его такой же жертвой случившегося, как и всех остальных акционеров.

Банк «Интер федерейтед» закрыли на неопределенный срок. Все отчеты, картотеки и активы были заморожены и опечатаны представителями окружной прокуратуры и комиссией по делам банков штата Нью-Йорк. Несмотря на то, что федеральная корпорация по страхованию вкладов дала гарантии по депозитным счетам, сумма которых не превышает ста тысяч долларов, появились слухи, что дела «Интер федерейтед», возможно, примет банк «Рипаблик иксчейндж» (по странному совпадению именно тот банк, услугами которого воспользовался Фернандо Стампа), что освободит правительство от необходимости выплачивать деньги вкладчикам. Гораздо больше, чем «Интер федерейтед», Дэнни волновала судьба Фернандо Стампы. Во всех статьях о нем отзывались очень сочувственно — его считали одной из жертв, брошенных на произвол судьбы с чеками на общую сумму в миллион долларов. И почти в каждой газете печатались заявления следователя из окружной прокуратуры — видимо, как раз того, который держит под пристальным наблюдением его Кори.

Он так хорошо знал ее, свою Кори, что почти слышал, как она спорит с этим парнем. Он знал, что между версиями (его смерть или его обман) Кори наверняка выберет его смерть. Не прошло ни одного дня, ни одного часа, чтобы он не думал о ней и об их совместной жизни. Доносил ли ветер запах сырой земли и резкий запах растений, окружавших ранчо, — он думал о ней. Видел ли двух быков, запряженных в повозку, — он думал о себе и Кори. Глядя на простиравшиеся кругом бескрайние пампасы, он с содроганием думал о собственном одиночестве и потере, боль от которой не сможет заглушить никогда.

В другом конце комнаты в каменной печке пылал огонь, освещая висящую над ней кабанью голову с полосами красной краски на морде. За одним окном был ярко-желтый забор и пронизывающий ветер, треплющий голые ветви деревьев и кустов. За другим окном виднелся пролив Бигл и неровные контуры островов Хосте, а за ними — пролив Мюррей, ведущий к Магелланову проливу и архипелагу Хорн — все это на пути к Антарктике. Легенда гласила, что тысячи лет назад вся Патагония рухнула с огромной горы и попала прямо на глыбу льда — тогда это было одно из местных озер. И только после этого в целости и невредимости опустилась на дно.

Он так хорошо знал ее, свою Кори, что вполне мог представить себе ее реакцию на этот миллион долларов. Она, конечно же, предпочла бы узнать, что случилось на самом деле, а не просто получить судебное дело на исчезнувшего мужа и миллион долларов в новеньких хрустящих банкнотах по сто и по тысяче. Конечно, она предпочла бы знать, что происходит… Это тебе, моя радость, на время моего отсутствия и на случай моей смерти. Тебе и нашему ребенку, но вовсе не в качестве извинения. Все эти дни он вел бесконечные воображаемые разговоры с Кори, представляя себе, как будет рассказывать ей, что делал, пока они были в разлуке. Он, конечно, скажет, что мало появлялся в обществе, почти никуда не выходил. Просто сидел, читал и прислушивался к вою ветра.

Он чудовищно скучал по ней, кровь каждый раз так и вскипала в жилах при мысли о Кори. Патагония была единственным для него местом на земле, где вечность имела границы и приобретала четкие контуры и материальную сущность. Дэнни нравилось думать о том, что все, чем он владеет сейчас, — это охотничий нож, пистолет, бесконечные беды и печали, его память о ней. То, чем владели они оба, было просто любовным романом, но в то же время это было как раз посередине между космической страстью и дешевой интрижкой. Между прочим, даже здесь, на краю света, у него бывали возможности для интрижек. Несколько раз Свейзи подкладывал к нему в постель молоденькую девчонку, и всякий раз происходило одно и то же. Он так и не прикоснулся к ней ни разу, выпроваживая из своей постели с добродушным, почти отеческим спокойствием. Это явно не устраивало его соратников. Он им нужен был счастливым и довольным, не ведающим угрызений совести. Хотя, возможно, некоторые из них предпочли бы увидеть его на столе в морге Чилпансинго. Дэнни открыл глаза и снова посмотрел в окно. Свейзи стоял рядом с железной решеткой, под которой горели поленья и мусор. Он засовывал в стоящий на огне котелок двух освежеванных кроликов. Скорее всего, Свейзи пришел поговорить с ним. Дэнни отвел взгляд от окна и стал рассматривать комнату, ставшую его тюрьмой до тех пор, пока он не отправится в Гавану, чтобы приступить к осуществлению следующего этапа их плана.

Комната была заставлена английскими вещицами, не настолько старыми, чтобы представлять антикварную ценность, но и не настолько новыми, чтобы можно было считать их обыкновенным хламом. Сам домик стоял на территории овцеводческого ранчо, в центре раскинувшегося на несколько миль вокруг посреди самого что ни на есть разнообразного рельефа. На территории ранчо были и равнины, и пологие холмы, и леса, и ручьи, и сырые низины, которые здесь назывались «вегас». К каждому строению ранчо вела грунтовая дорога.

Маккинли погрел руки над огнем, сел напротив Дэнни. Он перешел прямо к делу, без всяких вступлений.

— Твой брат связался с Кори по поводу денег. Как только он их передаст, то окажется напрямую замешанным в этом деле.

— Банкноты не помечены.

— Тот парень из окружной прокуратуры ждет не дождется, когда где-нибудь всплывут эти деньги. Сколько, по-твоему, портфелей с такими суммами ходит по рукам в Нью-Йорке?

— И кто же подвергается большей опасности — Хорхе или Кори?

— Оба, — не задумываясь, ответил Свейзи. — К тому же не забывай о Стампе.

— А что еще он может сделать? — Дэнни с трудом удержался, чтобы не крикнуть.

Свейзи покачал головой, разглядывая Дэнни с таким видом, словно не мог поверить его наивности.

— Похоже, у тебя плохо с головой, Дэнни. Ведь именно Стампа возил каждый месяц по шестьсот тысяч в Гавану. К тому же он может расшифровать записи всех твоих файлов. Ты недооценил его — или же переоценил их обоих: и Стампу, которого оставил с пятью фальшивыми чеками на руках, и Хорхе, которого решил сделать почтальоном… Все, что ты сделал, висит сейчас на волоске.

— Стампа сам окажется соучастником, если признается, что возил деньги в Гавану.

— Ты плохо понимаешь, что представляет из себя американская судебная система, — сказал Свейзи. — Стампа просто заключит с ними сделку и выдаст необходимую информацию, а за это его не тронут.

Дэнни начал злиться.

— Я все знаю об американской системе и прекрасно понимаю, какую сделку и с кем можно заключить. Но если Стампа все же попробует это сделать, то они потребуют от него сообщить, где мы находимся. А этого сделать он не сможет, потому что не знает.

— Но он знает, что ты не погиб.

— И что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Прикажи Хорхе избавиться от денег. Пусть сожжет их или кинет в реку. Нельзя допустить ни в коем случае, чтобы наш друг из окружной прокуратуры понял, что в последнюю минуту ты отдавал распоряжения по поводу «наследства».

— А где сейчас Хорхе?

— Где-то между Нью-Йорком и Акапулько.

— Почему он возвращается в Мексику?

— Я отправил его встретиться с моими людьми и взять у них остатки «черного ящика».

— Они собрали его весь?

— Да, весь, мой милый. Я сделал свою работу целиком и полностью.

Свейзи явно ждал комплиментов, но Дэнни ограничился весьма коротким замечанием:

— Что ж, это, безусловно, хорошо…

— Скажи Хорхе, чтобы избавился от денег, — настаивал Свейзи.

— Если ты этого хочешь… — проговорил Дэнни.

Свейзи был удовлетворен.

— Знаешь, Дэнни, — сказал он, — твоя жена ведь до сих пор не уверена, что ты мертв. Хотя я, например, не понимаю, что она сделала бы, если бы нашла тебя — разве что убила бы собственными руками. — Он рассмеялся. — Но, как я и предсказывал, они стали очень близки, твоя Кори и этот следователь из окружной прокуратуры.

Свейзи решил использовать все средства, чтобы убедить его окончательно — с практической точки зрения, с юридической, а теперь вот еще и с эмоциональной.

— А что рассказал им Стампа? — Дэнни поспешил сменить тему. Но мысли его крутились вокруг Кори. Что же делать? Он должен что-то сделать, пока еще не слишком поздно.