— Опять потасовка? — поинтересовалась Лотти.

Кори снова занялась пациентом.

— Сопротивление при аресте, — угрюмо ответила она.

Краем глаза Кори заметила, как недоверие на лице Лотти сменилось ужасом.

— Пожалуй, разница невелика, — тихонько пробормотала она.

— Меня так и подмывает сесть и написать об этом куда следует, — покачивая головой, произнесла Кори.

— Меня больше смущает совсем другое — боюсь, это никак не повлияет на наш бесконечный «роман» с полицией.

— Не думаю, что стоит ввязываться, — усомнилась Лотти.

К койке номер три подошли одна за другой несколько медсестер. Все с одинаковым ужасом смотрели на пациента.

— Что вы думаете по этому поводу, доктор Виатт? — спросила одна из них.

А что могла она думать? Что в законах этой страны имеется множество больших и маленьких трещин? Что часто преступники становятся жертвами, а жертвы, в свою очередь, становятся всего-навсего объектом статистики? О том, что подобные законы сами толкают людей на преступления?

— Думаю, что у него перелом левого бедра, — устало произнесла Кори. — Сделайте снимок и поднимайте наверх.

Кори повернулась к Лотти.

— Черт возьми, после стольких лет работы пора бы вообще перестать замечать такие вещи, но у меня что-то не получается.

— Если действительно не получается, наверное, лучше поменять специальность. Например, стать дерматологом и попробовать научиться не слишком страдать при виде больного псориазом.

— Сегодня ты уже второй человек, который предложил мне переквалифицироваться в дерматологи.

— Чего я действительно не понимаю, — продолжала Лотти, — так это того, как может человек заставить себя нацепить револьвер тридцать восьмого калибра и патрулировать улицы Нью-Йорка. И все это ради того, чтобы через много лет получить от города мизерную пенсию.

Кори благодарно улыбнулась. Она была рада, что Лотти попыталась разрядить атмосферу. Милая толстушка Лотти, вечно сидящая на диете! Что касается всего этого бреда про дерматологию, то сама Лотти поступила в свое время совсем наоборот: она перешла в травматологию из ортопедического отделения. И то только после того, как распался ее брак. Лотти надеялась, что после многих часов изнурительной работы у нее просто не будет сил замечать, что осталась одна.

— Послушай, Кори, — продолжала Лотти. — Парень все-таки жив. Настоящее чудо! Ведь все эти жуткие раны запросто могли привести его прямо в морг.

— Знаешь что, Лотти, — ответила Кори. — Допустим, я готова смолчать по поводу именно этой жертвы, но ведь таких «чудес» приходится осматривать десятки и сотни.

— Кори, Кори, — покачала головой подруга. — Все равно тебе надо сделать над собой усилие и перестать принимать так близко к сердцу страдания всех своих пациентов.

Кори запротестовала.

— Я так переживаю только из-за тех, кому не светит ничего хорошего в будущем. Что же делать, ведь таких — восемьдесят пять процентов, если не больше.

— И ты убиваешься по поводу каждого из них, тратишь на это свои нервы? А что же остается для тебя самой?

— Лучше не спрашивай.

— Вернее, что остается для Дэнни? — поправилась Лотти.

В глазах Кори тенью промелькнула боль.

— Похоже, Дэнни остается гораздо больше, чем требуется ему в последнее время, — пожаловалась она.

— Он опять уехал на уик-энд? — полюбопытствовала Лотти.

— Дела… — стараясь сдержать свои чувства, ответила Кори.

— А когда ты собираешься сказать ему, что беременна?

— Я рассказала ему перед его отъездом.

Лотти, прищурившись, внимательно посмотрела на подругу.

— Ну и как? Он был в шоке?

Разговаривая, подруги отошли от койки номер три и остановились посреди коридора, отделявшего помещение смотровой от палат, где долечивались пациенты травматологии.

— В шоке была я после того, как выдавила из себя эту новость, — ответила Кори. — А Дэнни… у меня было такое чувство… Ну, будто он вздохнул с облегчением. Мне показалось, что он обрадовался за меня. Ведь теперь мне будет о ком заботиться, кроме него.

— Когда ты собираешься брать декретный отпуск? — поинтересовалась Лотти.

— Вот когда живот вырастет настолько, что я не смогу подойти к операционному столу, тогда просто придется ненадолго прервать работу.

Лотти хотела сказать что-то еще, но в этот момент санитары вкатили через раздвижные двери каталку с очередным пациентом.

— Огнестрельное ранение, — констатировала Лотти.

— Как это оригинально! — мрачно пошутила Кориандр.

Один из врачей, идущих за каталкой, попытался заглушить шум голосов в коридоре:

— Две пули в животе! Помогите остановить кровотечение!

Кори и Лотти подбежали к каталке. Кори быстро зажала рукой входное отверстие одной из пуль, чтобы остановить хлещущую оттуда кровь, а Лотти забросала вопросами врача. Каталку уже успели ввезти в смотровую, и теперь десять, а может, и двадцать человек суетились вокруг.

— Какого калибра пуля? — допрашивала тем временем Лотти.

— Не знаю, — растерянно ответил врач.

— Когда это произошло?

— Минут двадцать назад.

Кругом было так шумно, что приходилось чуть ли не выкрикивать и вопросы, и ответы.

— Принесите сюда вентилятор, — распорядилась Кори, заметив краем глаза, что к ней пробирается полицейский.

— Заварушка в ресторане. Тридцать жертв, и никто ничего не знает, — кратко разъяснил он ситуацию, прежде чем задать Кори обычный в таких случаях вопрос.

— Этот парень — кандидат в покойники, док?

Боже, как надоел ей этот вопрос!

— Пока ничего не могу вам сказать, — ответила Кори, беря из рук ассистента зажим. — Впрочем, подождите пока с регистрацией убийства, — добавила Кори, измеряя пульс и давление пациента. — Состояние стабилизируется, — крикнула она, обращаясь к своим коллегам.

Полицейским вечно требовалось, чтобы, даже не осмотрев пациента и не начав с ним работать, врач немедленно сказал, чем кончится дело. Наконец удалось остановить кровотечение, и больного подключили к респиратору.

— Собираетесь оперировать, док? — спросил полицейский.

— Оперировать буду не я, а дежурная бригада, там, на втором этаже. — Кори перевела дыхание. — Теперь, пожалуй, я могу сообщить, что этот пострадавший уже не кажется мне кандидатом в покойники.

Полицейский пожал плечами.

— Я все-таки поболтаюсь здесь поблизости, — сказал он. — В таких делах все может измениться за одну секунду.

Полицейский с его страстным желанием дождаться смерти пострадавшего напомнил Кори стервятника. Убедившись, что состояние пациента достаточно стабильно, Кори оставила его на попечение бригады травматологов: они и должны были подготовить несчастного к операции. Отсюда, из смотровой, хорошо были видны несколько процедурных. В одной из них Кори заметила сидящую на столе девицу с голубыми «перьями» и размазанной по лицу косметикой — ту самую, у которой она пыталась вчера вечером отобрать сигарету. Видимо, кто-то все-таки разрешил ей покурить, потому что как раз в этот момент девица стряхивала пепел в маленькую жестяную пепельницу, стоящую у нее на колене.

— Эй, док, — махнула рукой девица. — Тут где-то, похоже, угробили кучу народа, а?

Ничего не ответив, Кори повернулась к смотровой. Как раз в этот момент в комнату быстро вошли Стэн и двое его ассистентов. Поток воздуха надул их белые халаты. Эти трое двигались плечом к плечу, не обращая внимания на окружающих. У них был вид людей, только что переживших неприятности и готовых поделиться ими с кем-нибудь еще. Кори сразу поняла, что эти трое явились сюда, чтобы обсудить с ней смерть пациента с перфорированной почкой, который все-таки умер вчера вечером на хирургическом столе. Кори вспомнила предупреждение Стэна: если пациент умрет не в травматологии, а в хирургии, то им не удастся отделаться простым отчетом перед комиссией по смертельным исходам — против них наверняка будет возбужден иск. Стараясь не обращать на вошедших никакого внимания, Кори вернулась к раненому, которого должны были вот-вот перевезти в операционную, и стала проверять интенсивность подачи лекарств, вводимых через капельницу.

— Почему бы вам не попросить доктора Брюнер закончить с этим больным? — на удивление мягким и спокойным тоном предложил Стэн.

Кори растерянно взглянула на Лотти и пожала плечами.

— Пойдемте туда, — предложил Стэн, указывая в сторону небольшой загородки в углу смотровой.

Кори покорно последовала за врачом. Ассистенты Стэна, следующие за ними чуть позади, старались не встречаться с ней взглядом. Все четверо молча направились в дальний конец смотровой. Однако за загородку зашли только Кори и Стэн.

— Кори, дорогая, — начал Стэн непривычно вкрадчивым голосом, но тут же осекся и замолчал. Ему явно нелегко было произнести то, что он собирался сказать.

— Я помогу тебе, Стэн, — спокойно прервала Кори. — Я продолжаю нести ответственность за того пациента независимо от того, что произошло наверху, в операционной. Более того, если тебе будет от этого легче, то еще до того, как я узнаю, что же там все-таки случилось, я дам расписку: окажись я опять в подобных обстоятельствах, я снова сделаю то же самое.

— Я сейчас не об этом, — в свою очередь, прервал ее Стэн. — Произошел несчастный случай.

Кори едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

— Ну конечно, чем же еще можно удивить врача, работающего в этих стенах?!

Однако она тут же осеклась, взглянув в лицо своего коллеги, выражавшее неподдельное горе. Кори осторожно спросила:

— Так что же это за несчастный случай?

— Нам позвонили из Акапулько…

В одно мгновение Кори почувствовала себя пациентом, у которого разрезали грудь, чтобы сделать операцию на сердце, а потом забыли зашить разрез. Она слышала слова Стэна, но не понимала их смысла.

— Ваш муж, доктор Виатт, стал жертвой авиакатастрофы, — тихо произнес Стэн.

«Нет!» Сначала это слово зазвучало в мозгу Кориандр, затем она тихонько прошептала его, потом, встряхнув головой, произнесла громче:

— Нет!

Волосы Кори хлестали ее по щекам, шее, подбородку.

Нет. Глядя на Стэна огромными испуганными глазами, полными слез, Кори все-таки выдавила из себя всего один вопрос:

— Он жив?

Доктор глубоко вздохнул и наклонился в ее сторону.

— Человек, звонивший из Акапулько, назвался Жоржем Видалом и сказал, что он — ваш деверь…

Но это был не ответ.

— Он жив? — снова прошептала Кориандр.

— Он мертв, Кори. Увы, ваш муж мертв…

Наверное, это закричал кто-то другой. Этот душераздирающий вопль просто не мог вырваться из ее груди. Она ведь сталкивалась с насильственной смертью каждый день. Разве это значит, что сама она и ее близкие должны быть застрахованы от подобных вещей? Господи, разве Стэн забыл, что Кори — одна из тех, кто помогает ликвидировать последствия катастроф, а вовсе не из тех, кто принимает в них непосредственное участие? Дотронувшись до руки Стэна, Кори начала спокойно и рассудительно объяснять ему, почему ничего подобного не может быть. Издали этот разговор выглядел вполне нормальным, если только не вслушиваться в то, что говорила Кори.

— Как вы не понимаете, ведь мой муж полетел в Акапулько, чтобы встретиться с одним человеком. А тот должен был помочь ему выпутаться…

Кори казалось, что, если она сумеет спокойно и рассудительно все объяснить, Стэн поймет, что произошла ужасная, чудовищная ошибка. Если она будет держать себя в руках, то сумеет убедить его начать все сначала и перейти к обсуждению смерти вчерашнего пациента. Ведь Стэн пришел сюда именно за этим.

— Разве вы не понимаете? — умоляюще повторяла Кори. — Ведь если бы что-нибудь случилось, кто-то позвонил бы…

— Я и пытаюсь объяснить вам, Кори, что нам позвонили. Позвонил ваш деверь, Жорж Видал.

— Ну, пожалуйста, Стэн. — Теперь Кори душили слезы. — Пожалуйста, не говорите так, возьмите свои слова обратно!

Но как, как могла она объяснить, что все это было ошибкой? Для этого надо было рассказать им, каким живым был Дэнни, когда держал ее утром в своих объятиях. Когда это было? Вчера? Или позавчера? С тех пор, как она отправилась на дежурство, а Дэнни улетел в Акапулько, прошло сорок три часа. К сожалению, она не могла рассказать Стэну, как они всю ночь напролет занимались любовью, как Дэнни засыпал в ее объятиях, а потом просыпался, и все начиналось сначала. Кори не могла рассказать и того, как шевелились губы ее мужа, повторявшего во сне, как сильно он ее любит. Дэнни твердил ей слова любви до тех пор, пока она не отправилась в больницу. Он говорил еще, что Кори дала ему жизнь, что благодаря ей его существование приобрело смысл. А Кори отвечала, что это он подарил ей мужество, наполнил ее жизнь радостью, и что это он стал ее наваждением, в то время как для него она была всего лишь его слабостью.