Нэнни сидела на кровати Баунси, читая малышу книгу «Маленький паровоз, у которого все получилось», когда внушительная фигура Элизабет, вся в черном одеянии, появилась в дверях. Нэнни подняла глаза и остановилась на полуслове. Она не могла припомнить, когда старуха последний раз отваживалась подняться по этой лестнице. Женщина выглядела обескровленной, ее волосы растрепались, а глаза блестели от слез. Нэнни встала ей навстречу.

— С вами все в порядке, миссис Элизабет? — спросила она, вспомнив некогда красивую женщину, которой прислуживала в молодости.

— Я пришла увидеть своего внука, — объявила Элизабет и, опираясь на палочку, прошла вперед. Нэнни отступила в сторону, чтобы та могла присесть на краешек кровати. Через минуту она со всех ног, как только позволял ее возраст, бросилась искать Джулию.

Элизабет прислонила палку к стене у изголовья и устроилась на кровати. Приятное тепло, исходящее от постели, проникло сквозь ее одежду и добралось наконец до ее холодной кожи. Баунси посмотрел на бабушку и улыбнулся.

— Не будь такой грустной, бабушка, — сказал он, и от его невинных слов к ее горлу подкатил комок. Она взяла своей сморщенной рукой его ручонку, такую маленькую и пухлую, и погладила нежную кожицу большим пальцем.

— Я больше не грущу, — ответила она, и одинокая слеза покатилась по ее щеке, задержавшись в глубоких морщинах, которыми была испещрена ее кожа возле рта.

— А почему же тогда ты плачешь?

— Потому что я безмерно рада тебя видеть, — сказала она и улыбнулась. Маленький мальчик немного удивился. — Иногда взрослые плачут, когда счастливы, — пояснила она.

Она услышала звук шагов, доносящийся из коридора, и через минуту в комнату вошли Арчи и Джулия.

— С тобой все в порядке, мама? — спросил Арчи. Он внимательно посмотрел на Джулию, которая в ответ лишь пожала плечами.

— Я пришла пожелать спокойной ночи моему внучку, — произнесла она. Элизабет подняла книгу. — А, так это «Маленький паровоз, у которого все получилось»! Между прочим, моя любимая. Почитать тебе ее?

Баунси одобрительно кивнул, подняв на родителей свои большие карие глаза и явно получая удовольствие от всеобщего внимания. Элизабет начала читать с большим воодушевлением. Она не останавливалась, лишь раз отвлекшись на Баунси, который дотронулся до нее своей ручкой и пальчиками провел по коже, там, где она все еще оставалась гладкой, но покрытой печеночными пятнами.

— Я улучшаю ее, — тихонько произнес он.

Голос Элизабет задрожал, но она, стиснув зубы, продолжала.

— Спасибо, милый. Она уже стала намного лучше, — ответила женщина.

Джулия взяла Арчи за руку и потянула его из комнаты, призывая Нэнни тоже последовать за ними. Она понимала, что свекрови необходимо побыть наедине с малышом. И если кто и способен был смягчить ее сердце, так это как раз ее трехлетний внук. Возможно, все дело было в ее растрепанных волосах и полных слез глазах, но Джулия сейчас могла с уверенностью сказать, что сердце старой женщины стало понемногу смягчаться.

Глава 16

Вернувшись в Лондон, Памела обнаружила, что комнаты дома утопают в розах.

— Боже правый, как же люди к нам добры! — произнесла она, бросая свой чемодан на пол в холле.

У Селестрии не хватило смелости рассказать матери, что все цветы были от Эйдана и предназначались ей. Она также ни словом не обмолвилась о том, что помолвлена. Пожалуй, она повременит до тех пор, пока не вернется из Италии. В данный момент девушка жила одним-единственным желанием — приоткрыть завесу тайны, окутывающей папину смерть.

Годфри, их дворецкий, вернувшись из летнего отпуска, узнал о страшном известии — самоубийстве мистера Монтегю. Этот жилистый мужчина с седыми волосами и носом, по форме напоминающим клюв, проработал в их доме практически столько же, сколько и миссис Уэйнбридж. Соблюдая все формальности, с манерами, отточенными годами преданного служения, он коротко принес свои соболезнования миссис Памеле, при этом выражение его лица было суровым, как у владельца похоронного бюро. Затем он поставил серебряный поднос, заваленный письмами, на стол в холле и понес чемодан наверх. Дойдя до спальни хозяйки, он немного постоял в дверях, которые вели в гардеробную мистера Монти: в воздухе все еще висел его запах, с годами впитавшийся в обивку мебели и теперь начавший постепенно улетучиваться. Он задержался там, не зная, что делать, и напоминал сейчас собаку, потерявшую своего хозяина.

— Без твоего отца здесь стало так пусто, — сказала Памела дочери, внезапно почувствовав, как непривычный холод наполнил комнаты.

Гарри шагнул вперед и потащил свой чемодан по лестнице. Для него Корнуолл стал сценой, где разыгралась трагедия, но также местом, где можно было отвлечься от страшного потрясения, что было крайне необходимо. Сейчас он вернулся в дом, где каждый утолок напоминал о невосполнимой утрате. Комнаты вдруг стали казаться больше, потолки выше, сама обстановка незнакомой, и в каждой вещи он ощущал призрачное присутствие своего отца. Гарри сел на кровать, позволив чувству одиночества обрушиться на него подобно гигантской волне. Теперь он, по сути, стал хозяином дома, но в душе чувствовал себя маленьким мальчиком, едва способным удержаться на плаву.

Не успела Памела перевести дух, как раздался звонок в дверь. Звонили очень настойчиво, как будто человек за дверью ужасно спешил.

— Где же Годфри? — резко спросила она, оторвавшись от груды писем, которые как раз перебирала.

— Он наверху, — ответила Селестрия.

Памела начала раздражаться.

— Разве он не слышит звонка?

— Я подойду. — Селестрия закатила глаза: дверь была всего лишь в двух шагах.

— Скажи Уэйни, чтобы она отнесла Пучи в кухню. Ему бы не помешало перекусить. — Памела побрела прочь, ее внимание привлек почерк на одном из конвертов.

Открыв дверь, Селестрия на пороге увидела Лотти, от которой исходил аромат духов «Шанель № 5».

— Боже мой, — воскликнула она, увлекая свою двоюродную сестру в дом. — Куда это ты так вырядилась? — Она нанесла на губы толстый слой красной помады и завила волосы.

— Мне нужно с тобой поговорить, — почти прошипела она, и ее взгляд заметался по холлу, как у загнанного зверя.

— Что случилось?

— А где тетя Памела?

Селестрия обернулась.

— Она была здесь минуту назад.

— Скажи ей, что я здесь, просто так, чтобы она знала.

— О, кажется, я поняла. Ты куда-то отправляешься. Мама, это всего лишь Лотти!

Она услышала, как мать в ответ закричала из гостиной:

— Не забудь про Пучи, и твой дедушка приедет в шесть.

— Давай поднимемся наверх, — предложила Селестрия.

— Нет, я не могу остаться, потому что встречаюсь с Фрэнсисом.

— Так ты хочешь, чтобы я покрывала тебя? — произнесла Селестрия с улыбкой. — Ты все-таки решилась? Вы решились на побег?

Лотти выглядела взволнованной.

— Я не уверена в этом. Точнее, я не знаю. Мне нужно с ним поговорить.

— Думаю, разговорами делу не поможешь. Лично у меня они вызывают только головную боль. Кроме того, у тебя ведь было все лето, чтобы хорошенько взвесить все за и против. Смерть родного человека научила меня очень многому, а именно: девушке необходимо, чтобы о ней кто-либо заботился, и если не отец, так ее муж. Я бы и врагу не пожелала влачить жалкое существование. Ведь это так ужасно. Мне крупно повезло, что у меня оказался богатый дедушка.

Лотти раздражала наигранность поведения сестры, ведь та никогда ни в чем не испытывала недостатка.

Селестрия понизила голос и стала очень серьезной.

— Я ни за что на свете не хочу снова оказаться на грани выживания, Лотти, и тебе не советую.

Лотти сменила тему разговора.

— Между прочим, у Мелиссы и Рафферти, похоже, все очень серьезно. Они по уши влюблены друг в друга. Я подумала, что тебе будет небезынтересно узнать об этом, — монотонным голосом произнесла она.

На какое-то мгновение Селестрия слегка заинтересовалась.

— О! — довольно резко произнесла она. — Свежо предание, учитывая то, как она скомпрометировала себя во время танца.

— Что ты имеешь в виду?

— Он набросился на нее, как животное.

— Разве?

— Ну конечно. Это можно было прочесть в его глазах. Так много позволить мужчине и не выйти за него замуж было бы, мягко говоря, неразумно. Ведь в противном случае можно испортить себе репутацию на всю оставшуюся жизнь. А Лондон — маленький город. — Лотти выглядела несколько озадаченной. — Кроме того, он наверняка богат, хорош собой, а со временем станет идеальным мужем. И, на мой взгляд, любовь здесь совершенно не обязательна.

— А я думаю иначе, — тихонько ответила Лотти. — Любовь важнее денег. Жизнь так коротка… — И ее голос почти стих. Смерть Монти научила ее, что в мире нет ничего важнее любви.

— Ты — неисправимый романтик. Нет, нужно иметь холодный рассудок, если речь идет о твоем будущем. А горячим страстям можно отдаться и потом, времени будет предостаточно. Лотти, выходи замуж за Эдди, но пусть твое сердце принадлежит Фрэнсису. Ведь все так просто. И таким способом ты убьешь двух зайцев.

Лотти обиделась. Она выпрямилась во весь рост, ее ноздри раздувались.

— А вот ты, Селестрия, каким видишь свое будущее?

Селестрия отвернулась и произнесла:

— Я хочу выйти замуж ради денег, как я тебе уже сказала. Возможно, я даже со временем полюблю своего мужа. А если нет, то тихонько найду кого-нибудь на стороне. Что в этом плохого? Папа часто любил повторять, что одиннадцатая заповедь должна гласить следующее: «Не дай себя поймать на горячем». Что ж, он абсолютно прав, и я буду следовать ей.

— Да, Селестрия, мы с тобой совершенно разные люди. Пожалуйста, не выдавай меня. Я ведь могу на тебя положиться, правда?

— Даже не сомневайся в этом.

Селестрия открыла дверь. Снаружи вся улица была залита солнечным светом, зеленые шапки деревьев маленького общественного сада готовы были вот-вот сменить цвет листвы. Она вспомнила о предстоящей поездке в Италию и почувствовала, как ее сердце переполнило волнение. В этом возбужденном состоянии ей хотелось быть великодушной.

— Каким бы ни было твое решение, Лотти, я всегда буду на твоей стороне.

— Спасибо, сестренка. Надеюсь, твоя поездка в Италию окажется успешной.

— Не волнуйся, у меня всегда чутье на успех.

— Ты будешь мне писать, правда?

— Если ты тоже напишешь и расскажешь, что решила. Ты всегда можешь приехать ко мне в Италию, если все зайдет слишком далеко. Не могу представить, чтобы тете Антилопе понравился Фрэнсис.

Они тепло обнялись, и Селестрия долго смотрела вслед Лотти, бегущей по улице к Белграв-сквер. «Мы совсем разные люди, — самодовольно подумала она, глядя, как Лотти сворачивает за угол. — Я никогда не променяю свою комфортабельную жизнь на любовь».

Памела начала распаковывать чемодан. Вся ее одежда была выстирана и выглажена, поэтому ей оставалось лишь положить вещи на место. Она не решилась зайти в гардеробную Монти. Вид пустой комнаты вызвал бы у нее очередной приступ мигрени. Обычно она распаковывала и его вещи, хотя всегда считала это довольно скучным занятием. А сейчас она очень хотела положить его носки и рубашки на место. Раскладывая свои вещи, Памела обнаружила, что брошка в виде звезды, которую она надевала на день рождения Арчи и которую ей подарил Монти, пропала. Сначала она не придала этому значения, полагая, что она, возможно, упала на дно чемодана. Но когда она вынула последние вещи, ее там не оказалось.

— Селестрия! — закричала она за дверь. — Ты не видела случайно мою брошь?

Селестрия не спеша вошла в комнату.

— Нет.

— Не может быть, чтобы я оставила ее в Пендрифте.

— Ты надевала ее после вечеринки?

— Я плохо помню то, что было после вечеринки. Ну вот, еще одно несчастье!

— Да это всего лишь брошка, — попыталась утешить ее Селестрия.

— Нет, — резко ответила Памела. — Это больше, чем просто украшение.

В тот вечер к дому номер тринадцать по Верхней Белграв-стрит подъехал красный «бентли» — Ричард У Бэнкрофт II прибыл. Его шофер остался в салоне машины, с нетерпением ожидая, когда же ему выпадет свободная минутка и он сможет сделать перекур возле ворот церкви Святого Петра, находящейся рядом с домом. Годфри открыл дверь и провел мистера Бэнкрофта в гостиную, где его ожидали дочь и двое внуков. Селестрия обняла дедушку первой, а он нежно похлопал ее по спине и поцеловал в лоб. Гарри не так хорошо был знаком со своим родственником, как сестра, а потому чувствовал себя крайне неловко и сейчас не знал, как правильнее поступить на правах хозяина дома: то ли поцеловать его, то ли просто пожать руку. Однако Ричард Бэнкрофт привык действовать без промедления. Он тут же заключил мальчишку в объятия и поцеловал его. Лицо Гарри залил румянец, но он был рад этой ласке, ведь с момента смерти отца у него не было таких близких отношений ни с кем из мужчин.