* * *

Вскоре после этого караван остановился, чтобы мусульмане помолились. Слиппер демонстративно спустился из паланкина, причем потребовал лестницу, хотя погонщик и сказал ему, что его спустит на землю слон.

— Я видел, как ты катался на хоботе. Но это для погонщиков и маленьких мальчиков, а не для одного из главных мукхунни.

Тяжело дыша, Слиппер спустился по лестнице, погонщик также присоединился к молитве, а Майя передвинулась к Люсинде.

«Теперь она хочет разговаривать, — горько подумала Люсинда. — Так что мне, конечно, придется слушать».

Майя посмотрела на мужчин, обративших взгляды в сторону Мекки, и прошептала:

— Я хотела поговорить с тобой один на один, когда тут нет того, кто держит меня в неволе.

Люсинда моргнула.

— Твоего слуги, ты имеешь в виду? Я думала, что ты его госпожа.

— Этого безобразного чудовища? Он — мой тюремщик, и никто больше. Я хотела тебя предупредить. Не верь ему. Это подлый обманщик и предатель. Послушай меня: не доверяй ему.

Люсинда нахмурилась:

— Но он такой глупый… так хочет услужить.

— Он пытается таким казаться. Но ты должна спросить себя: кому он хочет услужить, кого порадовать? Уверяю тебя, что не меня и в еще меньшей степени тебя.

Люсинда снова неуверенно моргнула.

— Но называть его безобразным чудовищем…

— Такие, как он, больше не люди. Ты слышала, что мы, индусы, держим их отдельно… Их души сломаны вместе с телами. Они прекращают поступать как мужчины.

Люсинда покачала головой:

— Ты говоришь слишком резко.

— Не так давно мои мысли были добрыми и нежными. Больше я не могу позволить себе такую роскошь, — Майя склонилась вперед, оглядываясь вокруг. — Ты знаешь о Братстве?

— Я о нем слышала, — ответила Люсинда. На ее лице отражалось сомнение.

— То, что ты слышала, — правда, и это еще не все. Будь осторожна.

В это мгновение затрепетали занавески, и послышалось тяжелое дыхание. Это означало возвращение Слиппера.

— Секретничаете? — спросил евнух, отдышавшись.

Однако прежде чем кто-нибудь из девушек успел ответить, между занавесок появилось лицо Джеральдо.

— Как вы тут, дамы? — спросил он и посмотрел на Майю долгим оценивающим взглядом.

— Джеральдо, давай быстрее, — послышался голос Да Гамы на португальском.

После многих часов разговоров только на хинди, эти слова на родном языке показались Люсинде музыкой.

— Если можно, капитан, я проедусь немного в паланкине с кузиной, — легким тоном ответил Джеральдо и подмигнул Люсинде.

— Хорошо, — сказал Да Гама. — Поезжай, пока не доберемся до дхармсалы. Я поведу твоего коня.

Они слышали, как Да Гама тихо ругается, отъезжая. Потом убрали серебряную лестницу.

* * *

— Это кажется приятным местом для путешествия, — заявил Джеральдо на безупречном хинди.

— Каким образом вы двое так хорошо научились разговаривать на нашем языке? — спросил Слиппер, пока они ждали отправления в путь.

— Я думаю, что моя кузина говорит гораздо лучше меня, — сказал Джеральдо. Люсинда притворилась, будто прячет лицо в ладонях, и все рассмеялись. — Вторая жена моего отца, моя мачеха, была индийской христианкой. Эта красивая женщина не знала ни слова на португальском, а мой отец не говорил на хинди. Тогда я был молодым и гораздо более милым. Я выучил хинди на ее красивых коленях. Конечно, весь остаток жизни отца мне приходилось переводить для них обоих: споры, разговоры о любви и все остальное.

— Твоя мачеха до сих пор жива? — вежливо спросил Слиппер. Но Джеральдо просто пожал плечами, словно вопрос не имел значения. — А ты где училась? — спросил евнух у Люсинды, быстро меня тему.

Караван начал движение, паланкин качнуло, и все, за исключением Джеральдо, схватились за что-нибудь. Вскоре качание вошло в обычный ритм. Джеральдо провел много времени в море и теперь с легкостью сидел прямо, с улыбкой глядя на остальных.

— Моя мама умерла молодой, — сказала Люсинда. — Мой отец всегда нанимал индийских гувернанток. Должна признаться, что я завоевывала их любовь, учась их языку. Но, как видите, это знание очень пригодилось.

— Мы все сироты, — мягким тоном заметил Слиппер.

— Все знают, куда мы направляемся? — дружелюбно спросил Джеральдо.

— Биджапур! — ответил Слиппер, как нетерпеливый ученик.

Джеральдо рассмеялся, и Люсинда заметила, как он украдкой бросил еще один взгляд на Майю. — Я имел в виду сегодняшний день… Мы едем на восток, над прибрежной равниной. Мы находимся в нескольких милях от высокой горной цепи под названием Западные Гаты. Вероятно, вчера вы видели горы вдали.

— А горы выглядят как ступени, господин? — спросил Слиппер, потому что «гат» также означает лестницу.

— Эх, сеньор, если бы горы имели форму ступеней, то наше путешествие оказалось бы гораздо легче. Биджапур расположен в центре широкого плато. Там гораздо жарче, чем в этой части Индостана. Чтобы добраться до города, мы должны взобраться на эти Гаты. Но это не ступени. Дороги крутые и опасные. Вы видите, что сегодня мы двигаемся гораздо медленнее, чем вчера.

На самом деле никто из них этого не заметил… Дорога казалась такой же, как и всегда, хотя возвышенности в последнее время стали круче.

— Впереди лежит особенно трудная дорога, по узкому перевалу. Но Деога говорит, что сегодня ночью мы остановимся в дхармсале, а по перевалу пойдем завтра.

Слиппер поджал губы.

— В дхармсале, — повторил он разочарованно.

— А почему ты называешь его Деога? — прошептала Люсинда на португальском.

— Его так зовут индусы. Я не знаю почему. Я узнал это из разговоров с ними, — зубы Джеральдо мелькнули под ухоженными и аккуратно подстриженными усами. — Это мой первый разговор на португальском за весь день.

— Да, — вздохнула Люсинда, чувствуя, как напряжение уходит из ее плеч. — Я тоже устаю от постоянных разговоров на хинди. Для меня удовольствие — поговорить с тобой.

— А для меня — с тобой, Люси, — ответил Джеральдо. Он смотрел ей прямо в глаза, и она отвернулась, подумав, не покраснели ли ее щеки.

— О чем вы разговариваете? — спросил Слиппер на хинди.

* * *

Во второй половине дня, ближе к вечеру, караван добрался до дхармсалы. В отличие от гостиниц, дхармсалы принадлежали правительству и были бесплатными. Дхармсалы Биджапура славились своей суровостью, тем не менее купцы, путешествующие с товаром, предпочитали их гостиницам из-за безопасности. Ворота на ночь запирались и отпирались только утром, после того как гости проверили свои пожитки. Если у кого-то находили чужие вещи, его арестовывали, а иногда и убивали прямо на месте.

Да Гама и Патан быстро разместили караван. Лошадей поставили в конюшни, людей отправили в простые гостевые домики, приготовили еду, подали ужин.

Начальник дхармсалы уже собирался запереть ворота, но тут внезапно подъехали хорошо вооруженные всадники. После непродолжительного разговора и небольшого бакшиша начальник позвал Патана.

— Бери кошель, Деога, — сказал Патан, и двое мужчин отправились на встречу с всадниками.

Патан держался позади, предоставляя Да Гаме вести беседу. Да Гама осмотрел лица всадников, кольца и серьги, богато украшенных коней и блестящее оружие.

— Могу ли я поверить, что вы гарантируете нам безопасный переезд?

В основном переговоры вел разбойник с темным шрамом на плоском носу. Его рука сжала украшенную изумрудами рукоятку кинжала.

— Благородство клана Трех Точек хорошо известно. Нужен только небольшой знак вашего уважения. Вы думаете, у нас нет чести?

Потребовалась четверть часа, чтобы договориться о точном размере этого небольшого знака уважения.

— Проси доказательств, — прошептал Патан, после того как о цене договорились.

Всадники переглянулись, а затем мужчина со шрамом на носу завернул рукав и продемонстрировал Да Гаме три черных точки, вытатуированные на сгибе локтя.

— Что ты думаешь? — спросил Да Гама у Патана, который просто пожал плечами.

Наконец Да Гама отсчитал горстку золотых риалов.

— Желаю вам приятного путешествия, — сказал ему всадник, опуская рукав.

— Вы не будете нас сопровождать?

— Мы похожи на охранников? — фыркнул всадник. — Вы будете в безопасности. Мы станем за вами наблюдать.

— Но вы нас не увидите, — добавил его товарищ.

Не кланяясь, не произнеся больше ни слова, всадники развернулись и поехали прочь.

— Теперь ты видишь, Деога, почему я хотел иметь собственных охранников?

Да Гама беспомощно посмотрел на Патана.

— Мне объяснить тебе, почему мы не наняли охранников? — спросил он. — Потому что Дасана не мог себе их позволить. Он с трудом нашел деньги, чтобы заплатить эту взятку. Если бы не семейный долг по отношению к родственникам, я никогда не согласился бы на эту работу.

Да Гама пошел прочь. Патан, лишившись дара речи, смотрел ему вслед.

Наконец снова появился начальник дхармсалы и жестом показал, что им обоим следует зайти внутрь, после чего запер ворота. Солнце зашло, из-за крупных серебристых облаков появилась луна.

* * *

— Сегодня ночью ты будешь спать как индусы, — сказала Майя, когда они с Люсиндой осматривали небольшую комнатку в дхармсале, которую им предстояло разделить. В двух противоположных концах помещения лежали два стеганых коврика. — Ты когда-нибудь раньше спала на полу?

«Она издевается надо мной? Смеется?» — подумала Люсинда.

— Это будет первый раз, — сказала она вслух.

— Сколько всего в первый раз! Так много нового опыта для нас обеих, — заметила Майя, направляясь к одному из ковриков и не глядя на Люсинду.

«Интересно, ей со мной так же неуютно, как мне с ней?» — подумала Люсинда.

Она попыталась открыть латунный замок большого, обтянутого кожей сундука. Он трудно отпирался, но в конце концов замок скрипнул и открылся. Звук эхом отдался от высоких побеленных стен, напоминая выстрел из ружья. Майя тем временем выложила на коврик немногочисленные пожитки из холщового мешка, который принесла с собой. Люсинда сравнила их с множеством предметов одежды и белья у себя в сундуке.

— Я тебе завидую, Майя, — тихо сказала она.

— Правда? — так же тихо ответила Майя, не поднимая головы. Она достала две грубо сделанные деревянные коробочки из своего мешка.

— Что это?

Майя молча спрятала их под стеганое одеяло.

— Разве мы не подруги? — спросила Люсинда.

— Ты — дочь моего владельца, — все так же не поднимая головы, ответила Майя.

Люсинда вздрогнула.

— Нет, это не так!

— Ты это отрицаешь? Меня купил твой отец!

— Мой отец мертв! — выдохнула Люсинда. — Кто тебе это сказал?

Взгляд горящих глаз Майи объяснил ей все.

— Слиппер… — медленно произнесла Люсинда.

Майя пробормотала что-то себе под нос.

— Смотри, если хочешь, — сказала Майя и подтолкнула деревянные коробочки к Люсинде.

Внутри меньшей коробочки находился матерчатый мешочек. Из него высыпалась золотая сеточка, украшенная бусинами. Люсинда подняла ее кверху, растягивая в руках.

— Это головной убор?

Майя кивнула.

— Какой красивый! По какой тяжелый!

Бусинки засверкали в свете лампы. Некоторые оказались прозрачными и стеклянными, другие — белыми.

— Человек, который отдал ее мне, сказал, что она принадлежала моей матери.

— Понятно, — сказала Люсинда и осторожно убрала ее назад. — А это что? — спросила Люсинда, открывая длинную коробочку.

— Тот человек сказал, что это принадлежало моему отцу. По кто знает? В любом случае мне хочется так думать.

Подняв деревянную крышку, Люсинда увидела сломанный меч.

— Это меч фарангов.

— Я думаю, мой отец мог быть фарангом. Я помню очень мало, но помню мужчину, который поднимал меня над головой. У него было бледное лицо и светлые глаза. И белая рубашка с кружевными гофрированными манжетами и воротником. Только фаранги носят такие рубашки.

— А твоя мать тоже относилась к фарангам?

По щеке Майи скатилась слеза, оставив блестящую дорожку.

— Я помню холодную ночь и то, как какая-то женщина тянула меня в лес. Я не очень хорошо помню эту женщину, но она не была фарангом. На ней было сари, пропитанное кровью. Я помню, что она заснула, и я никак не могла ее разбудить. Я затолкала листья в рану под грудью. Когда кровь прекратила течь, я подумала, что вылечила ее. Но потом она стала холодной.

— Бедняжка! Сколько тебе было лет?

Майя говорила ровным голосом, но по ее щекам текли слезы.