— Ну вот, теперь настала очередь трудной роли брата, — сказал Мартин, стараясь смотреть в мраморный пол, а не в глаза Кристоферу. — Я буду вынужден рассказать все герцогу, я не собираюсь скрывать правду, Тревельян. Ради блага Лиззи я расскажу всю правду. И ты должен знать, что тебе нельзя будет появляться в Лондоне в течение нескольких лет. Не думаю, что он станет преследовать тебя здесь. Если он пойдет на это, я попытаюсь его остановить. Нашей семье не нужны больше публичные скандалы. Но герцог будет беспощаден, если ты станешь преследовать Лиззи. И ты будешь считать себя счастливчиком, если тебе удастся избежать виселицы. Надеюсь, ты понимаешь это и понимаешь, зачем я все это говорю? — Мартин заволновался, когда посмотрел в лицо Кристоферу.

— Да, — ответил Кристофер, — понимаю.

— Хорошо. — Мартин перевел дыхание. — Надеюсь, мы все обсудили. А сейчас я уезжаю. Прости, Тревельян. Мне очень жаль, что все так вышло. Думаю, мы с тобой могли бы стать друзьями. Но что еще важнее, Лиззи могла бы быть счастлива с тобой, если бы ты не действовал так импульсивно. Несмотря на все доказательства, я не могу поверить, что ты действительно так порочен. Ну хорошо. Я слишком много говорю. До свидания.

— До свидания, Мартин, — отозвался Кристофер. Он понял, что Мартин не собирается подниматься наверх, что он готов покинуть их дом. Похоже, он отправил свой багаж вместе с экипажем. — Позаботься о ней.

— Я всегда это делаю, — ответил Мартин.

Он колебался, прежде чем протянул руку. Кристофер пожал ее, затем Мартин вышел во двор.

Кристофер повернулся к лестнице и начал медленно подниматься. Войдя в свою комнату, Кристофер позвонил в колокольчик и приказал Хеммингсу не беспокоить его ни под каким предлогом.

Он смотрел в окно, но ничего не видел.

“Я не перестану любить тебя, Кристофер”.

“Надеюсь, ты простишь меня за прямолинейность, но я привык называть вещи своими именами. Ты виновен в двух тяжких преступлениях, которые караются законом. В похищении и насилии”.

Отчаяние, насколько знал Кристофер, может причинять такую же острую боль, как и ножевая рана.

* * *

Элизабет не сомкнула глаз всю ночь, но она и не надеялась уснуть. Она, вероятно, вообще не стала бы ложиться, если бы не Дорис, которая находилась с ней в комнате и легла на соседнюю кровать. Элизабет не могла рассчитывать на то, что служанка проведет бессонную ночь вместе с ней.

Как ни странно, но Элизабет уснула. Однако пустота и холод постели разбудили ее; ей недоставало рук, обнимавших ее за плечи. Двадцать пять лет она спала одна, за исключением тех трех месяцев, пока длилось ее замужество, да этих двух с половиной недель. И все же пустота постели была неприятна для Элизабет.

Оставшуюся часть ночи она лежала, широко открыв глаза и глядя на блики на потолке от горевших во дворе гостиницы фонарей. Иногда она закрывала глаза, ожидая, что придет сон. Элизабет пыталась думать о Кристине и о той счастливой жизни, которая ждет их, когда Мартин привезет их из Лондона в Кингстон. Ребенок стал смыслом жизни Элизабет, источником ее счастья в течение шести лет. Элизабет хотела поскорее увидеть свою дочь.

Но воспоминания о Кристине, о ее тонком личике с доверчивыми голубыми глазами снова заставили Элизабет подумать о Кристофере. Она вспомнила их первую встречу. Это случилось в Лондоне. Элизабет была на первом в своей жизни балу, взволнованная и испуганная. Джон стоял по одну сторону от нее, очень красивый, в красном мундире, по другую сторону — Мартин. Он улыбался ей, в то время как Джон не сводил глаз с других женщин.

Элизабет очень трудно было оторвать взгляд от пола, да и нельзя было сказать, что кавалеры толпились вокруг нее, стремясь заполнить ее карточку с приглашением на танец. Хотя, конечно, были некоторые знакомые папы и Джона, которые записались из чувства долга. Мартин дважды записался в ее карточке, а Джон — один раз.

А затем она увидела его и сразу смущенно отвела взгляд в сторону, потому что он смотрел прямо на нее. Через минуту она украдкой снова взглянула на него, обнаружив, что он стоял на том же месте и продолжал смотреть на нее. Она отвела взгляд и старалась больше не смотреть в его сторону.

Но Элизабет успела заметить, что это высокий, стройный темноволосый красавец мужчина. Она чувствовала, как заколотилось сердце, ей хотелось убежать: если он продолжал смотреть на нее, то видел перед собой робкую, застенчивую, смущенную девочку. А выглядеть такой она не хотела.

А потом он стоял перед ней с хозяйкой бала, его представили Элизабет, Джону и Мартину, и он записался в ее карточке, но не на следующий танец, который принадлежал одному из офицеров, другу Джона, а на другой.

Элизабет повернулась на бок и стала смотреть в окно. Интересно, спят ли жильцы в номерах нижних этажей гостиницы — ведь фонари во дворе горят всю ночь? Не мешает ли им свет?

Элизабет снова погрузилась в воспоминания… Он был неразговорчив, не улыбался во время танца, как это делал Джон, у него не было того очарования, как у Мартина в его восемнадцать лет. Но во время танца он так смотрел на нее своими яркими голубыми глазами, что заставил ее почувствовать себя единственной женщиной на балу, достойной внимания. К тому времени, когда танец закончился, она уже была влюблена. Причем так серьезно, как это бывает в восемнадцать лет.

Всю ночь она грезила о нем и вздыхала — ведь он танцевал с ней только один танец и ничего не говорил о том, чтобы снова увидеть ее. Элизабет не знала, что он придет к ним на следующий день, чтобы пригласить ее на прогулку, и что менее чем через два месяца они станут мужем и женой.

Элизабет закрыла глаза. Она безмерно любила его. Она была так молода, она верила в рыцарей в блестящих доспехах и в бесконечное счастье.

Но все, что осталось у Элизабет от этой любви, — это сердечная рана, а потом и ребенок, который был похож на него как две капли воды. Кристина. Элизабет представила, как тонкие ручонки дочери обовьются вокруг ее шеи, когда ее привезут в Кингстон, как девочка будет целовать ее.

В Кингстон? Снова ссылка? Она снова станет скрываться от всего мира, лелея свое разбитое сердце, обращаясь к Кристине в поисках любви и к Мартину за поддержкой и сочувствием?

Неужели это именно то, чего она хочет? Неужели она не способна на большее?

Элизабет продолжала лежать без сна и думала, что утро никогда не наступит.

* * *

Но утро наступило, и на пороге ее комнаты появился Мартин. Элизабет бросилась в его объятия.

После того как они обменялись приветствиями, Мартин внимательно посмотрел на нее.

— Лиззи, — сочувственно сказал он. — Ты совсем не спала, да? У тебя под глазами круги. Думаю, ты не захочешь спуститься к завтраку. Но я о тебе позабочусь. Я прикажу твоей служанке, принести тебе успокоительное, затем мы отправимся в путь, и ты сможешь поспать у меня на плече. Теперь я с тобой, и тебе больше не о чем беспокоиться. А когда мы доберемся до Кингстона, ты снова будешь чувствовать себя в безопасности.

— Как раз об этом я и хочу поговорить с тобой, — ответила Элизабет. — И я голодна. Вчера я не могла ничего есть. Мы сможем поговорить с тобой за завтраком.

— Конечно, — откликнулся Мартин. — Все, что ты хочешь, Лиззи. Я рад видеть, что ты не сломлена.

— Надеюсь, ты гордишься мной? — Она заставила себя улыбнуться.

Когда они сели завтракать, Элизабет поняла, что вовсе не голодна. Но она заставила себя съесть два кусочка хлеба и выпить чашечку кофе. Прошлое не должно повториться, решила она ночью. Ему не удастся снова раздавить ее.

— Мы не поедем в Кингстон, — сказала она Мартину. — Мы поедем в Лондон.

Мартин изумленно уставился на нее.

— Лиззи, — заговорил он, — ведь все уже решено.

— С кем? Ты договорился с кучером? — спросила Элизабет. — Ему можно сказать, что изменилось место назначения. Я больше не собираюсь скрываться, Мартин. Я не сделала ничего дурного.

Мартин некоторое время молчал, помешивая свой кофе.

— Конечно, ты не сделала ничего дурного, — ответил он. — Но ты хорошо знаешь общество, Лиззи, и понимаешь, какую историю придумают злые языки. Ведь тебя не было почти три недели. Конечно, тебя увезли силой. Но разве это что-нибудь значит для сплетников? Кое-кто в Лондоне и так уже поговаривал, что ты сама подстроила свое похищение. Будут утверждать, что ты почти три недели оставалась наедине со своим похитителем; многие поверят этому и сделают соответствующие выводы.

— И будут совершенно правы, — согласилась Элизабет. Она покраснела, но не отвела взгляда. — Но я не собираюсь прятаться, Мартин. Люди могут думать все, что им угодно. А как отреагировал Манли?

— Сейчас ты больше не можешь думать о замужестве, Лиззи, — заговорил Мартин, взяв ее за руку. — Я знаю, ты очень хотела этого, но сейчас это невозможно. Если мы поедем в Кингстон…

— Мы не поедем в Кингстон, — перебила его Элизабет. — Это будет крайне несправедливо по отношению к тебе, Мартин, если я снова потащу тебя туда. Ты и так большую часть своей жизни посвятил моим проблемам. И почему это он не станет жениться на мне? Меня похитили с собственной свадьбы. Все, что случилось со мной потом, произошло без моего согласия. Я постараюсь объяснить это Манли. Если он настоящий мужчина, его планы не изменятся.

— Лиззи, — Мартин сжал ее руку, — ты сама напрашиваешься на осуждение. Мне жаль, но такова жизнь. А что касается моих жертв по отношению к тебе, то это сущие пустяки.

— Нет, не пустяки, — заявила девушка. — Тебе уже двадцать пять, Мартин. Настало время подумать о собственном счастье и о своей семье. Меня будет преследовать чувство вины, если я буду дольше удерживать тебя рядом с собой. Да мне просто интересно, каков будет твой выбор. Я постараюсь полюбить твою избранницу. Я не буду ревновать, хоть мы с тобой почти близнецы. Я буду вести себя так же, как и ты. Я ведь помню, как дружелюбно ты был с самого начала настроен по отношению к Крис… — она перевела дыхание, — к Кристоферу. Он обманул тебя так же, как и меня, да?

— Лиззи, — снова заговорил Мартин, — ты действительно решительно настроена на это? Я не смогу переубедить тебя? Ведь, вернувшись в Лондон, ты снова станешь страдать.

— Нет, — спокойно возразила Элизабет. — Кроме того. Мартин, там сейчас Кристина, а я хочу увидеть ее как можно скорее и не собираюсь ждать ни дня.

— Тогда нам нужно все тщательно обсудить, — произнес Мартин. — Мы не можем сказать правду, Лиззи.

— Почему? — спросила Элизабет. — Ведь правда в конце концов всегда оказывается лучше всего.

Мартин поднял чашечку кофе и подул на пену.

— Не в этом случае, — уточнил он. — Мы не должны упоминать о Тревельяне. И надо как-то объяснить твое трехнедельное отсутствие.

— Меня похитили и держали взаперти! — возмутилась Элизабет.

— Нет. — Мартин покачал головой, продолжая смотреть в свою чашку. — Тебя похитили, ты выпала из экипажа, пытаясь сбежать, и потеряла память от удара.

— Вот видишь? — заговорила она. — Правда. Хотя не знаю, поверят ли в нее. Это звучит довольно неправдоподобно.

— Твоему похитителю пришлось поспешно скрыться, — продолжал Мартин, — потому что показался другой экипаж. Таким образом ты оказалась в доме одной уважаемой дамы, которая приютила тебя. Я искал тебя, расспрашивая всех в округе, пока наконец мне не указали на нужный дом. Увидев меня, ты обрела память.

— Я не вижу смысла в этой лжи, — нахмурившись, сказала Элизабет.

— Все должны знать, что ты находилась в достойном доме во время своего трехнедельного отсутствия, — пояснил Мартин. — Тогда станет ясно, почему никто не требовал выкупа. Это единственный путь, Лиззи, если ты намерена вернуться в Лондон. Разве ты не догадываешься, о чем будут судачить в обществе, когда узнают, что ты снова была с Тревельяном? И как это отразится на папе?

Последняя фраза заставила ее промолчать, хотя с губ девушки уже готов был сорваться протест.

— Все это будет просто ужасно для папы, — согласилась она. — Да и для тебя тоже, Мартин. Иногда я забываю, что не всегда следует действовать, руководствуясь только эгоистическими желаниями.

— Ты можешь не беспокоиться обо мне. Лиззи, — заверил ее Мартин. — Но это тяжело отразится на папе. Да и на Пуле тоже. Он станет настоящим посмешищем, правда?

— Да, — согласилась Элизабет. — Если станет известно, что меня увез Кристофер, то многие решат, что я поехала добровольно. И все это будет очень неприятно для Манли. Я не могу допустить этого.

— Боюсь, что тогда остается либо принять мою версию, либо ехать в Кингстон, Лиззи, — заговорил Мартин. — Тебе известно мое мнение, но окончательный выбор всегда за тобой. Твоя свобода много значит для меня.

Элизабет глубоко вздохнула.

— Тогда примем твою версию, — сказала она. — Но я не уверена, смогу ли я так искусно лгать, Мартин. Нам нужно обговорить все детали, чтобы наша история была достоверной. А вдруг кто-то решит все проверить и не найдет женщины, которая якобы ухаживала за мной?