— Что случилось? — стараясь не выдать волнения, мягко спросила она.

Аннабелл не могла представить себе, что могло довести его до такого состояния. Джосайя выглядел отчаявшимся. Наконец он сделал глубокий вдох и приступил к рассказу.

— Не знаю, как тебе об этом сказать… — Он сжал ее руку. Аннабелл невинна; ей трудно будет это понять. Миллбэнк хотел все рассказать еще полгода тому назад, но решил дождаться конца рождественских каникул. Потом заболела ее мать, а после смерти Консуэло сделать это было немыслимо. Аннабелл просто не выдержала бы еще одного удара, тем более нанесенного рукой мужа. Консуэло умерла полгода назад, но продажа дома стала для Аннабелл еще одним потрясением. Однако больше ждать Джосайя не мог. Она должна была знать. Оставлять ее в неведении и дальше он не мог; это сводило Миллбэнка с ума.

— Я ничего не понимаю. — На глаза Аннабелл навернулись слезы. — Я чем-то обидела тебя?

Джосайя замотал головой.

— Конечно, нет. Ты всегда вела себя безупречно. Была идеальной, преданной женой. Аннабелл, дело не в тебе, а во мне… с самого начала. Я искренне считал, что могу стать тебе хорошим мужем и сделать тебя счастливой. Я хотел… — Аннабелл попыталась прервать его, надеясь помешать признанию. Но с таким же успехом можно было пытаться остановить прилив. Джосайя должен был выговориться.

— Но ты хороший муж. И ты действительно сделал меня счастливой. — В ее голосе слышалась мольба, от которой у Джосайи сжималось сердце.

— Нет. Ты заслуживаешь большего. Куда большего, чем я могу тебе дать. Я думал, что смогу. Был уверен в этом, иначе я никогда бы не женился на тебе. Но не могу. Ты заслуживаешь мужчины, который даст тебе все, что ты хочешь, выполнит все твои сердечные желания и подарит тебе детей.

— Нам некуда спешить, Джосайя. Ты всегда говорил, что у нас есть время.

— Нет у нас никакого времени, — стиснув зубы, решительно ответил Джосайя. Это оказалось куда труднее, чем он ожидал. Хуже всего было то, что он любил Аннабелл, но знал, что теперь не имеет на это права. И никогда не имел. Чувство вины усиливалось тем, что он нарушил обещание заботиться об Аннабелл, данное ее матери. Однако ситуация оказалась куда более сложной, чем могла представить себе Консуэло. — Мы женаты почти два года. Я никогда не занимался с тобой любовью. Придумывал тысячи предлогов, чтобы отделаться от тебя.

Конечно, Аннабелл приходило в голову, что у Джосайи есть физиологические проблемы, о которых он стесняется говорить. Но она полагала, что эти проблемы носят эмоциональный характер. Она надеялась, что рано или поздно муж их преодолеет, но этого так и не случилось. Прошло почти два года, а Аннабелл так и осталась девушкой. Она не признавалась в этом никому, даже Горти и матери. Ей было слишком стыдно. Аннабелл боялась, что что-то делает не так или что Джосайя не считает ее привлекательной. Она испробовала все, что могла придумать, — от причесок и до соблазнительных ночных рубашек, — но потом махнула на это рукой и решила, что Джосайя слишком переживает. Все случится тогда, когда он будет к этому готов. Однако это ее очень тревожило.

— Когда я женился на тебе, то искренне думал, что смогу быть с тобой мужчиной. Но не смог. Теперь я понимаю, что поступил дурно. У меня больше нет сил лгать тебе.

— Это не ложь, — храбро сказала Аннабелл, защищая свою жизнь и их брак. Но битва была проиграна еще до ее начала. У нее не было ни единого шанса. — Мы любим друг друга. Мне все равно, что ты не можешь заниматься со мной любовью. В жизни есть куда более важные вещи.

Ее наивность и одновременно уверенность в своей правоте вызвали у Джосайи улыбку. Мало кто из мужчин и женщин согласился бы с ней, и прежде всего он сам. Просто она не знала ничего лучшего, а если бы осталась с ним, то не узнала бы никогда.

— Ты заслуживаешь большего, чем я могу тебе дать. Аннабелл, выслушай меня… Тебе будет трудно это понять, но я хочу быть честным.

Собственно говоря, честным ему следовало быть с самого начала, но так уж получилось… Теперь ему предстояло за один вечер развеять наивность Аннабелл и, возможно, навсегда уничтожить ее веру в мужчин. Однако выбора у него не было. Он долго думал об этом и ждал дольше, чем следовало. Ради них обоих. Так жить дальше было невозможно. Он любил ее. Но все в их браке было неправильным.

Аннабелл смотрела на мужа, широко открыв глаза. Руки ее дрожали, и Аннабелл стиснула их, готовясь к тому, что должна была услышать. Ее тело трепетало, хотя сама девушка этого не сознавала. Джосайя видел, как дрогнули ее плечи.

— Я хочу заниматься любовью не с женщинами, а с мужчинами, — хрипло произнес он. — Я думал, что смогу быть тебе достойным мужем и побороть свою натуру, но не сумел. Это выше моих сил. Именно поэтому я не женился раньше. Я очень тебя люблю, люблю все в тебе, но не так, как положено. — А потом Джосайя нанес ей последний удар. — Мы с Генри давно любим друг друга.

Глаза Аннабелл стали еще шире; на мгновение Миллбэнку показалось, что она потеряет сознание. Но Аннабелл справилась с охватившей ее слабостью и тошнотой.

— Генри? — еле слышно пролепетала она. Генри, который был их постоянным спутником и которого она считала ближайшим другом? Он предал ее, присвоив себе ее мужа, который никогда не принадлежал ей целиком. И Джосайя предал ее тоже.

— Да. Он понимал, что я хочу жениться на тебе и иметь от тебя детей. Я искренне любил и очень жалел тебя, когда твой отец умер. Я хотел быть для тебя всем. Отцом, братом, другом. Единственное, чего я хотел, но не смог сделать, — это стать тебе мужем. Я больше не могу тебе лгать и не могу обманывать собственную природу. Все во мне восстает против этого.

Она молча кивала, пытаясь осознать услышанное. Но ей это было не по силам. Значит, их брак, их обеты, два года, прошедшие с тех пор, были обманом…

— Я думал, что смогу вести двойную жизнь, но это оказалось не так. Я не мог вынести, когда ты мягко пыталась выяснить, почему между нами никогда ничего не происходило. А теперь и не произойдет. Шесть месяцев назад все изменилось бесповоротно, и теперь я благодарен судьбе за то, что так и не смог преодолеть свою сдержанность. В декабре выяснилось, что у меня сифилис. Теперь я не имею права даже прикоснуться к тебе, а о детях, которых ты так хочешь, не может быть и речи. Я не могу подвергать риску твою жизнь. Для этого я слишком сильно тебя люблю. — По щекам Джосайи катились слезы. Аннабелл не могла поверить тому, что он говорил. Она обняла мужа, уткнулась лицом в его шею и зарыдала.

— Джосайя… этого не может быть… — Она подняла залитое слезами лицо и посмотрела на Миллбэнка. Он был прежним, ничто не изменилось в его внешности. Да Аннабелл ничего и не знала о том, каковы симптомы этой болезни. Но со временем они, вероятно, проявятся. Неужели ничто не может спасти Джосайю? Его судьба, как и судьба Генри, была определена. Они узнали о болезни одновременно и могли утешаться только тем, что ни один из них не переживет другого. Они любили друг друга двадцать лет, всю свою взрослую жизнь, и эта любовь последует за ними в могилу. — Ты знаешь это наверняка?

— Да. Как только это выяснилось, я собирался сказать тебе правду, но тут заболела твоя мать… у меня не хватило духу нанести тебе еще один удар. Но сейчас нужно что-то делать. Это больше не может продолжаться.

— Я ничего не хочу менять, — упрямо сказала Аннабелл, выпустив его руки и вытирая слезы. — Я останусь твоей женой до самого конца.

— Я не могу этого позволить. Это нечестно по отношению к тебе. Мы с Генри хотим уехать куда-нибудь и прожить там оставшееся время. — Аннабелл не могла вымолвить ни слова. Ее муж, ее Джосайя хочет прожить это время не с ней, а с мужчиной, которого он любит. И сейчас без колебаний сообщает ей о своем решении. С такой жестокостью она еще не сталкивалась. Джосайя продолжал: — Я уже говорил со своим адвокатом. Он приготовил документы, нужные для развода. Мы сделаем это как можно тише. Если кто-нибудь начнет задавать вопросы, ты скажешь, что я был ужасным мужем и что ты с удовольствием от меня избавилась.

— Но я не хочу от тебя избавляться! — простонала Аннабелл и снова схватила Джосайю за руку. Оба знали, что единственной причиной для развода является супружеская неверность. Если на развод подаст Джосайя, все решат, что Аннабелл ему изменила. А сама Аннабелл разводиться не хочет и не станет. Это он понимал тоже. Если Джосайя хотел дать Аннабелл свободу ради ее же блага, он должен был развестись с ней так, чтобы она не могла отказаться. — Разве мы не можем формально остаться мужем и женой? — испуганно спросила она, и Джосайя покачал головой. Он принял решение; теперь его ничто не остановит. Это выражение лица было ей хорошо знакомо. Жить с Джосайей было легко, но время от времени на него нападали меланхолия и приступы упрямства — по словам Миллбэнка, доставшиеся ему в наследство от отца.

— Аннабелл, мы не можем остаться мужем и женой, — твердо сказал он. — Можно было бы добиться признания нашего брака недействительным, но тогда все вышло бы наружу, а это было бы мучительно для нас обоих. Нет, будет гораздо проще, если мы разведемся. Я хочу, чтобы ты распорядилась своей жизнью так, как считаешь нужным. По крайней мере, эту возможность я могу тебе дать. Ты встретишь другого мужчину, выйдешь за него замуж и начнешь жизнь, которую заслуживаешь. Тебе нужен настоящий муж и настоящий брак, а не эта фикция.

— Но я не хочу выходить замуж за кого-то другого! — заплакала Аннабелл.

— Ты хочешь детей, а я могу проболеть еще несколько лет. Не хочу; чтобы ты была привязана ко мне и впустую тратила свою жизнь.

Он разжал руки Аннабелл и хотел встать, но она его не отпускала. Она хотела, чтобы Джосайя остался с ней. Она любила его так же, как вначале. Аннабелл не возненавидела Миллбэнка; его слова лишь разбили ей сердце. И развода она хотела меньше всего на свете.

— Послушай меня, — настойчиво сказал Джосайя. — Я знаю, что правильно, а что нет. Я совершил ужасную ошибку и теперь хочу ее исправить. Мы можем развестись в Кентукки, но это было бы глупо и стыдно. Раз мы живем в. Нью-Йорке, развестись надо здесь. Никто не узнает подробностей. Мы добьемся, чтобы слушание было закрытым. — Он шумно выдохнул. — Завтра я вернусь в Нью-Йорк и встречусь со своим адвокатом. А потом мы с Генри уедем в Мексику. На время. — Они предпочли бы отправиться в Европу, но в данных обстоятельствах это было практически невозможно или, по крайней мере, неразумно. В Мексике они не встретят никого из знакомых и смогут тихо исчезнуть. Ничего другого им не требуется, времени у них не так много.

— Когда ты вернешься? — дрогнувшим голосом спросила Аннабелл. Она потеряла всех, а теперь теряла и мужа.

— Не скоро, — торопливо ответил Джосайя, чуть не сказав: «Никогда». Но Аннабелл должна была понять, что между ними все кончено. Это вообще не должно было начинаться, но теперь он хотел, чтобы все закончилось как можно скорее. Ему казалось, что так будет гуманнее. Но выражение лица Аннабелл говорило, что он ошибся. Она была буквально раздавлена его словами. А особенно тем, что муж так поспешно уедет.

Аннабелл не представляла себе, как она выживет. После ухода Джосайи она останется совсем одна на свете. У него был Генри — как выяснилось, до самой могилы, — а у нее никого. Ни родителей, ни брата, ни мужа.

— Почему мы не можем остаться женатыми? — жалобно, как ребенок, спросила она. — Все было бы так же; как прежде…

— Нет, не было бы. Теперь ты знаешь правду. Аннабелл, я обязан дать тебе свободу. Это самое меньшее, что я должен для тебя сделать. Я даром потратил два года твоей жизни. — Нет, хуже того, он разрушил все, что она считала незыблемым. У нее не осталось ничего, кроме родительского наследства. Даже дома в городе. Ей придется теперь жить в гостинице. Если они разведутся, она не сможет жить и в квартире Джосайи. Но Миллбэнк подумал и об этом. — Ты поживешь в моей квартире до тех пор, пока не решишь, что делать; Я уеду через несколько дней. — У них с Генри уже все было продумано до мелочей.

— Не надо было продавать наш дом, — еле слышно проговорила Аннабелл. Хотя она даже сейчас понимала, что вряд ли смогла бы оставаться там одна. Джосайя же не сомневался — дом следовало продать, он был уверен, что она скоро вновь выйдет замуж. Аннабелл была красивой девушкой двадцати двух лет от роду и обладала обаянием и невинностью юности. По крайней мере, этого он у нее не отнял. Правда, за последний час Аннабелл словно постарела на десять лет. Джосайя обнял ее, но поцеловать не решился. Обман кончился. Он больше не принадлежал ей и никогда не будет принадлежать. Теперь он принадлежал только Генри; они оба дорого заплатили за попытку Джосайи стать тем, кем он стать не мог. Он любил Аннабелл, но не так, как полагалось мужу. Это открытие было безрадостным и для него самого. А для нее это была катастрофа. Джосайя не оставил ей надежды. Он утешал себя тем, что не занимался с ней любовью. Он никогда не простил бы себе, если бы заразил Аннабелл. Он и так причинил ей немало страданий, лгал ей все это время.