Аннабелл запретила Брижитт рассказывать об ужасах «Титаника», когда Консуэло отошла погладить чью-то собаку. Пассажиров на «Мавритании» было много, в том числе и детей, с которыми Консуэло могла поиграть.

Чтобы занять Брижитт делами, Аннабелл велела ей распаковать вещи, а сама отправилась с Консуэло на экскурсию по судну. Она показала дочери плавательный бассейн, роскошный обеденный зал, игровые комнаты и собачьи будки на нижней палубе. Своего мопсика они оставили на попечение Элен, обожавшей щенка. Консуэло назвала собачку Коко.

Когда пароход выходил из гавани, Аннабелл, Брижитт и Консуэло стояли на палубе и смотрели на исчезающую вдали Францию. Консуэло умоляла сыграть с ней в шаффл-борд[5], и Аннабелл пообещала, что они сделают это во второй половине дня. Позже они с дочерью отправились обедать. Это путешествие было совсем не похоже на плавание, которое Аннабелл предприняла десять лет назад.

Тогда она почти не выходила из каюты и гадала, что ждет ее в Европе. В ту пору Аннабелл хотелось только одного: убежать от своего прошлого, от людей, которые подвергли ее бойкоту на родине. А теперь она возвращалась домой, через десять лет. Что ждет ее теперь?

Путешествие проходило спокойно, пока на третий день Аннабелл не увидела на палубе пожилую пару, которая наблюдала за игрой в шаффл-борд молодой пары. Старики, увидев Аннабелл, не отводили от нее изумленных взглядов, но Аннабелл сделала вид, что не видит этого, и начала оживленный разговор с дочерью. Она узнала этих людей сразу же, это были знакомые ее родителей. Когда они с Консуэло проходили мимо, Аннабелл четко услышала слова, вполголоса сказанные пожилой женщиной своему мужу:

— …замужем за Джосайей Миллбэнком, разве ты не помнишь? Дочь Артура Уортингтона, тогда еще был ужасный скандал, у нее был роман, и он развелся с ней… Она сбежала с другим мужчиной во Францию…

Так вот что о ней думали?! Аннабелл бросило в дрожь. Они ничего не забыли, значит, не забыли и другие. Это действительно было пожизненное заключение без права на помилование. Клеймо неверной жены останется с ней навсегда.

Фраза о том, что она отправилась во Францию с любовником, потрясла Аннабелл. Хотелось немедленно убежать в каюту и спрятаться от посторонних глаз. Но тут ей на память пришли слова леди Уиншир: «Аннабелл, выше голову! Вы — хорошая женщина, помните это, не обращайте на этих людишек внимания». Старая дама была права, но сказать это было легче, чем сделать. Аннабелл не могла не обращать на них внимания, не желала быть парией и мириться с наклеенным на нее ярлыком. Она никому не изменяла, она была хорошей женщиной и осталась ею. Развод ничего не изменил. Прошло столько лет… Что знают все эти люди об истинной причине ее развода и бегства в Европу? Никто из них даже не попытался поговорить с ней, поддержать и утешить ее. Если бы они это сделали, ее жизнь могла бы сложиться по-другому. Но тогда она не оказалась бы в Европе, не стала врачом и не родила бы Консуэло. И кто знает, было бы для нее лучше остаться в Нью-Йорке?! Жить униженной, ловя на себе осуждающие взгляды… Нет, она не сломалась, не поддалась обстоятельствам, она справилась со всеми трудностями, которые ей в избытке подкинула судьба.

Аннабелл взяла за руку Консуэло и замедлила шаг, проходя мимо пожилой пары. Она поздоровалась с дамой кивком головы. На Аннабелл была широкополая шляпа в тон элегантному серому костюму, купленному специально для путешествия. Она выглядела очень стильно и была похожа скорее не на американку, а на француженку. Заметив ее кивок, женщина сделала вид, что всматривается в лицо Аннабелл, фальшиво заулыбалась, потом зачастила:

— О боже, Аннабелл, неужели это ты? Сколько лет, сколько зим! Как поживаешь? Какая красивая девочка, вылитая ты… А твой муж тоже здесь?

— Нет, — сдержанно ответила Аннабелл, пожимая руки супругам. — Я вдова, а это моя дочь, Консуэло Уортингтон-Уиншир. — Консуэло присела в реверансе. На ней было белое платье, шляпа и короткие перчатки.

— Ах, как мило! Ты назвала ее в честь своей матери! Чудесная была женщина… Ты по-прежнему живешь во Франции?

— Да. В Париже, — ответила Аннабелл.

— Почему же ты не бываешь в Нью-Йорке? Мы не видели тебя целую вечность.

— Это мой первый визит на родину после отъезда. — Аннабелл хотелось сказать, что в этом виноваты двуличные люди вроде них, которые продолжают распространять слухи, которые поставили на ней клеймо и вынудили ее покинуть дом.

— Да неужели? А как же твой коттедж в Ньюпорте?

— Мы проведем там несколько недель. Я хочу показать его Консуэло. — Девочка говорила по-английски с легким французским акцентом, что звучало очень мило. — Нам нужно многое увидеть в Нью-Йорке, — сказала Аннабелл, улыбнулась дочери и собралась продолжить путь. Что ж, по крайней мере, эта женщина заговорила с ней. Десять лет назад она бы этого не сделала. Просто повернулась бы к ней спиной и не ответила бы на приветствие.

— Возможно, мы еще увидим вас в Ньюпорте, — сказала пожилая женщина, с любопытством оглядывая дорогой костюм и шляпу Аннабелл и нарядное платье Консуэло. — И чем ты занимаешься в Париже? — спросила она, явно желая узнать подробности жизни Аннабелл, чтобы рассказать о них знакомым по возвращении. Она явно заметила красивое изумрудное кольцо — подарок леди Уиншир. Аннабелл носила его вместе с обручальным кольцом, купленным еще до рождения Консуэло; это тоненькое золотое колечко она не снимала никогда.

— Я врач, — с улыбкой ответила Аннабелл, снова вспомнив совет леди Уиншир. Эти люди напоминали ей стервятников, жадно искавших какую-нибудь добычу, которой они могли бы насытиться.

— Ты?! Неужели! — У старухи округлились глаза. — Как тебе это удалось?

— После гибели мужа я окончила во Франции медицинскую школу.

— Твой муж был врачом?

— Нет, — коротко ответила она, не желая кормить любопытных подробностями. — Отцом Консуэло был виконт Уиншир. Он погиб на войне, под Ипром. — Это было чистой правдой. Гарри — отец Консуэло, а то, что они не были женаты, никого не касается. Она много работала, она осуществила свою мечту и сделала людям много хорошего. Изменить это не может никто и ничто на свете.

— Ах, вот как, — пробормотала собеседница, не желая признавать, что это произвело на нее сильное впечатление. Она не могла дождаться ухода Аннабелл, чтобы заговорить с дочерью, игравшей с друзьями в шаффл-борд. Эта девица, с которой Аннабелл была немного знакома до отъезда, очень изменилась и располнела.

— Кто это? — с любопытством спросила ее Консуэло, когда они двинулись дальше.

— Нью-йоркские знакомые моих родителей, — ответила Аннабелл. Она давно не ощущала такой легкости. Неожиданно все, что случилось неприятного в ее жизни, перестало казаться Аннабелл важным.

— У нее противные глаза, — серьезно сказала девочка.

Аннабелл, удивленная проницательностью дочери, засмеялась.

— И противный язык. Я знала многих таких людей.

— Значит, в Нью-Йорке все противные? — встревожилась Консуэло.

— Надеюсь, что нет, — ответила мать. — Но мы едем туда не ради них, а ради самих себя. — Аннабелл решила больше не прятаться от старых сплетниц. Ньюпорт, и Нью-Йорк принадлежали не им. К тому же теперь она жила в другом мире. У нее был Париж, была медицинская практика и, главное, была чудесная дочь. Не было только мужчины. Но если мужчины таковы, как Антуан, то она предпочитает одиночество. Хотя какое это одиночество — ведь рядом ее обожаемая Консуэло!

Когда они наконец увидели очертания Нью-Йорка и буксиры повели «Мавританию» в порт, Аннабелл не сдержала слез при виде статуи Свободы с гордо поднятым факелом. Миг был волнующим, хотя она и ждала его с нетерпением. Аннабелл показала дочери Эллис-Айленд и объяснила, что она работала там до того, как стать доктором: тогда эта профессия была для нее недостижимой мечтой.

— Почему, мама? Почему ты не могла стать доктором здесь? — Девочка этого не понимала. Ее мать была врачом, и это казалось Консуэло вполне естественным. Она сама тоже хотела стать доктором и имела все возможности осуществить свою мечту.

— Потому что в мое время женщины редко становились врачами. Да и сейчас, впрочем, тоже. Люди считают, что женщины должны выходить замуж и сидеть дома, вести хозяйство и воспитывать детей.

— А разве нельзя делать и то и другое? — удивленно спросила Консуэло.

— Думаю, у тебя это получится, — ответила Аннабелл, снова посмотрев на величественную статую, напоминавшую всем, что свет свободы не гаснет никогда, освещая путь всем — мужчинам и женщинам, бедным и богатым. Свобода принадлежала каждому. И Аннабелл тоже.

Консуэло задумалась.

— Если бы мы вышли замуж за Антуана или кого-нибудь другого, ты бы перестала быть врачом?

— Не перестала бы. — Аннабелл поспешила с ответом, не желая ни слышать, ни вспоминать об Антуане, называвшем ее дочь ублюдком. Простить ему это она не могла.

Сойдя на берег и миновав таможню, женщины сели в два такси, доставившие их и багаж в отель «Плаза». Отсюда открывался красивый вид на парк, а до дома Аннабелл можно было дойти пешком. Аннабелл поразило, как изменился Нью-Йорк; в нем появилось множество новых зданий, а жителей изрядно прибыло. Консуэло город просто заворожил. Едва они успели разместиться и перекусить, как она потащила мать на улицу.

Конечно же, сначала они направились к дому Уортингтонов. Аннабелл ничего не могла с собой поделать — ей не терпелось увидеть его. Дом капитально отремонтировали, но ставни в нем были закрыты, и он казался необитаемым. Наверно, новые владельцы уехали на лето. Аннабелл долго смотрела на него, а Консуэло, чувствуя волнение матери, крепко сжимала ее руку.

— Здесь я жила, когда была девочкой. — Она чуть не сказала: «пока не вышла замуж», но вовремя остановилась. Она никогда не говорила Консуэло о Джосайе, но понимала, что когда-нибудь сделает это.

— Наверно, тебе было очень грустно, когда твои папа и брат умерли. — У Консуэло был такой печальный вид, словно она была на кладбище. В каком-то смысле дом действительно был их могилой. И могилой Консуэло-старшей, которая в нем умерла. А Аннабелл в нем родилась.

— Твоя бабушка Консуэло тоже жила здесь.

— Она была хорошая? — с любопытством спросила Консуэло.

— Очень. И такая же красивая, как ты. Она была чудесным, добрым человеком. И я ее очень любила.

— Наверно, тебе было здесь очень грустно, — со вздохом сказала девочка.

— Да. — Аннабелл стояла, вспоминая утро, когда она узнала про гибель «Титаника», и день смерти матери. Но у нее были и счастливые воспоминания. Дни детства, когда все казалось таким простым и легким. Она жила среди любящих людей, которые защищали ее от всего плохого. Годы спустя она благодарила их за все, что имела сейчас.

Потом они ушли, и Аннабелл показала дочери памятные места своего детства. Рассказала про свой первый бал. Потом они отправились в банк дедушки Консуэло, где Аннабелл представила дочь управляющему и нескольким служащим, которых она знала и помнила. Консуэло вежливо присела и пожала всем руки. В конце дня они вернулись в «Плазу» и зашли в «Палм-Корт» выпить чаю. Здесь сидели красивые, модно одетые женщины в экстравагантных шляпах и жемчугах. Они непринужденно болтали и пили чай, сидя под огромным стеклянным куполом.

Нью-Йорк Консуэло понравился, а Аннабелл испытала удовольствие, л котором и не думала. Вернуться в город и показать его Консуэло оказалось делом очень приятным. Леди Уиншир не ошибалась: она должна была поделиться своей жизнью и этим городом с дочерью. Для девочки было важно увидеть места, где росла ее мать, где жили бабушка и дедушка. Они провели в Нью-Йорке неделю, умудрившись не столкнуться со знакомыми Аннабелл. Впрочем, она к этому и не стремилась. В конце недели Аннабелл решила поехать в Ньюпорт. Она не сомневалась, что Консуэло там понравится так же, как в детстве нравилось ей самой. Относиться к архитектуре здешних коттеджей и событиям светской жизни, имевшей значение для приезжавших на лето горожан, можно было по-разному, но океан и набережная всегда сохраняли свое очарование.

Они уехали из «Плазы» и сели на поезд до Бостона. Аннабелл отправила телеграмму в Ньюпорт, и на вокзале их уже ждал старый дворецкий Уильям, сидевший за рулем одного из автомобилей, оставленных в Ньюпорте. Увидев Аннабелл, он прослезился, а потом низко поклонился Консуэло. Девочка была потрясена тем, что такой старый человек выказывает ей такое уважение. В сердечном порыве девочка встала на цыпочки и поцеловала его. От этой сцены Аннабелл и сама чуть не заплакала. Слуги знали о Консуэло из писем, которые Аннабелл писала Бланш, но имели весьма смутное представление о том, кто ее отец и когда их хозяйка успела выйти замуж. Насколько они знали, этот человек погиб вскоре после свадьбы. Уильям смотрел на Консуэло с умилением и то и дело вытирал глаза платком.