— Снова хитришь?

— Была бы другой, пристрелил меня уже на второй день знакомства. Так?

— Лиса-Олеся, — он улыбается, — возможно…

— Ты умеешь разбираться в женщинах, Эмин. Самую лучшую заполучил!

Кажется, я начинаю перегибать палку, потому что боец закатывает глаза и тяжко вздыхает. Прикусываю язык и перевожу внимание на доченьку. Дотрагиваюсь ее маленького носика-кнопки, трогаю щеки.

В деревне мы переживали не лучшие времена, приходилось учиться вести хозяйство, топить баню остатками неразворованных дров и штакетинами. Таскать воду из колодца и довольствоваться ассортиментом, предложенным в местном магазинчике. Благо питание для Камиллы привозили по заказу из города.

— Мама, сик…

Вздрагиваю от неожиданного лепета доченьки и первым делом кидаю взгляд на Эмина. Он сконцентрирован до предела. Сгущает ауру своим напряжением, будто услышал не детский отклик, а случайно познал тайну пророка.

— Переводи на людской. Что ей нужно? Все сделаем.

— Успокойся, Эмин, — благосклонно наблюдаю за папашей, — уже ничего не надо.

— Но Лариска просит!

Ох, Эмин. Борт, нашпигованный наемками с мордами как у обезьян, не лучшее место для смены памперса. Даже в туалетной комнате не развернуться, я помню ее, ведь именно этом самолете мужчина крал меня впервые. И вот сейчас, спустя несколько лет я снова здесь.

— Мы донесем до дома.

Я пытаюсь объясниться, но Эмин совершенно не понимает намеков. Твердолобый. Настаивает на конкретике и мне приходится наклониться к мужчине, дабы сохранить столь важное для него известие конфиденциальным.

Я шепчу Эмину такую ерунду и от чего-то испытываю сближение. Хрупкое совсем, но по родному теплое. Словно теперь я могу опереться на его могучее плечо и будет все хорошо. Он же отец. А может, я просто схожу с ума.

Эмин одобрительно кивает и не дает сесть обратно, задерживая рукой меня за шею. Легонько касается губами моих губ, распаляя по щекам алый румянец. Я отвыкла. Не только от Эмина, но и от ласки вообще. Похвастаться богатым опытом тоже не получится.

С дочерью на руках ощущаю себя девственницей и только с позволения Эмина возвращаюсь на свое кресло. Он смотрит на меня неотрывно. Заставляет полыхать снова и снова. Не знаю куда себя деть от взгляда его карих глаз, краснею, пялюсь то на дочь, то в круглое окошко.

Мне жарко, неловко, да и, что греха таить, выгляжу я сейчас совсем не на миллион долларов. Эмин прекрасно замечает мое откровенное смущение, но продолжает сверлить. Боже. Начинаю ёрзать, чувствую, как на коже проступает испарина, сердце работает на износ от волнения.

— Возьми, пожалуйста, мне нужно в уборную.

Передаю спящую дочь Эмину и тот довольно скалясь, принимает ребенка. Я вскакиваю, будто подстреленная и галопом несусь проч. Искоса поглядываю на бандитов, что в таких же камуфляжах как у военачальника отдыхают в хвостовой части.

Кто-то играет в карты, кто-то липнет к смартфону, а кто-то спит. Каждый занимается чем хочет в свободную от криминальных дел минуту. Сегодня страшилы на меня не обращают внимания. Значит, Эмин уже провел с ними беседу и отдал такой приказ.

Обезопасить вздумал? Или ревнует? Вот точно шагаю не вдоль рядов, а как по лезвию ножа, главное, не сорваться.

Открываю пластиковую створку, освежаюсь, перевожу дух. Обратно возвращаюсь уже смелее.

Эмин занят дочкой и до конца перелета мне удается поймать волну расслабления. Едва мы касаемся земли, как внутри вновь затягивается узел тревоги.

— За мной, Олеся Викторовна.

После посадки Эмин, не спуская малышку с рук, встает первым, я на цыпочках крадусь позади. Мы шагаем по трапу, и на бетонной площадке я вижу толпу в черном. Сборище. Человек сто не меньше. Это наемники Громовской банды, они встречают нас.

Сглатываю тяжкий ком, когда справа распахивается дверь внедорожника и оттуда выходит сам Громов. Как всегда, в дорогом костюме и с каменной миной.

Коленки предательски дрожат, но за спиной командира спокойнее. Каштанкой хватаюсь за край куртки Эмина и очень хочу поскорее убраться из эпицентра разбойников.

Я рассчитывала услышать брань, угрозы после содеянного, но Громов ухмыляется. Его голос звучит строго, но добро:

— Как ты, милаха? Не устала?

— Вроде нет, спасибо… — тихо отвечаю.

— Я не с тобой разговариваю, а с Лариской.

Не сказал, отрезал Громов. Тянется своими лапами к моей дочери, щекочет за бочок через плед. А та и довольна, хохочет. Конечно. Растерянно смотрю на Эмина. Кажется, его счастливую физиономию можно разглядеть с Сахалина. Он с гордостью демонстрирует ребенка лидеру и тот хлопает бойца по плечу. Одна я как неприкаянная.

— Отдохни Замут, после перелета. Приступай к обязанностям завтра. Вероника Сергеевна похозяйничала у тебя дома, все приготовила для нашей наследницы. Так что можешь больше не суетиться.

Два здоровенных амбала и… Лариска, маршируют, скрывая меня за широкими спинами. Но я величественно выпрямляю стать, чтобы не посрамиться перед остальными бойцами группировки. Мол все нормально.

— И колыбель купила?

— Купила.

— Зачет ей.

Мы останавливаемся у большого авто, и Громов лично открывает для меня дверцу, шокируя до трясучки. Осуждающе пялится, как на что-то низменное:

— Шмотья купила, для Этой… аферистки.

— Почему вы так меня называете?

— Садись в машину. Не беси. Знаешь сколько времени и денег мы потратили с Замутом, чтобы отыскать тебя? Не могла зашухариться где-нибудь поближе?

Поближе я усаживаюсь к Эмину, а Громова игнорирую. Да и он, похоже, не слишком рад нашей встречи. Деловито занимает место водителя, желает сам отвезти нас домой.

Глава 21

Сейчас бы вставить наушники и абстрагироваться. Утыкаюсь носом в плечо Эмина, когда Громов снова разевает рот:

— Ну ты Якутка, конечно, мошенница! Думаешь, переоформив рудник на Лариску, ограничила меня во власти?

Он прибавляет скорости, ловко маневрирует между плотным потоком машин, поглядывает через зеркало своими бесцветными глазищами. Сворачивает из центра в сторону частного сектора.

— Я захотела сделать подарок своей дочери. Разве это противозаконно?

— Противозаконен тот беспредел, который ты устраиваешь. Хотя, возможно, даже к лучшему смена владельца рудника. С годовалой Лариской намного проще вести разговоры чем с ее сумасбродной мамашей.

— Гром.

Говорю не я, а Эмин. Кажется, ему стала надоедать наша словесная перепалка, в которой Артём, несомненно, доминирует. Он привык давить своим авторитетом и грубостью.

— Что? Разве я неправ? Сначала Якутка врет и называет себя служанкой, отправляет моих бойцов в Китай на поиски несуществующего брата. Потом молчит об Айхане. Сбегает и не отвечает за базар, по поводу обещанного рудника. — Он снова буравит меня через отражение заднего вида. Я замечаю в его глазах раздражение, нехорошим блеском сияющее на радужке. — Одни убытки.

- Я возмещу. Она всего лишь баба.

— Бедовая баба, повезло, что не мужик. Нашла способ, как выйти сухой из воды. Надеюсь, Лариска не унаследует ее генов. Впрочем, подмена собственницы на более умную нам только на руку.

Наверняка Эмин чувствует, как я порывами соплю в его куртку. Но я не могу перечить и выказывать свой характер, потому что не желаю Эмину проблем. А Громов нарывается, Артём разгоняет машину по узкой дороге коттеджного поселка и в красках расписывает мне картину о том, как он наказывает неугодных, обувая их в кандалы из бетона и скидывает на дно реки.

Надеюсь, если мы с Эмином построим крепкие отношения, то этого “друга” семьи я буду видеть очень редко. В идеале никогда.

— Мой брат Айхан до сих пор жив, не забывайте, что именно он является первостепенным владельцем.

— Это ненадолго.

Хрипит Громов, останавливая авто у ворот дома Эмина.

— Как знать, как знать, Артём.

— Можешь прямо сейчас начинать плести венок своему родственнику! — Обозленный Громов тянется за сигаретами, но вспоминая о ребенке в машине, фыркает, возвращает пачку в карман. — Сначала я покончу с Айханом, а потом мы с Лариской уж как-нибудь договоримся о распоряжении рудником до ее совершеннолетия.

— Да вы, уважаемый, никак регентом себя почувствовали всея алмазной империи!

Всё. Я не могу больше слышать, как Громов размечтался о руднике построенным не им, а еще отцом Тамерлана. Если кто и будет управлять наследием, то только Эмин! Мой сарказм выливается на глазах Громова кровью. Я вижу, как у него потеет лоб и смыкаются губы. Эмин тоже видит, резко открывая дверь, выходит на улицу:

— Замолчи, Олеся!..

Одной рукой он держит дочь, второй вытягивает меня следом. Отпихивает подальше. Склоняется в салон и обращается к Громову:

— … Идешь с нами?

— Нет уж, — цедит сквозь зубы, — здесь Веронику Сергеевну подожду!

Стало быть, и его жена тут. Не успеваю подумать, как слышу скрип железных ворот. Оборачиваюсь и замечаю Веронику. Ухоженную мадам, будто сошедшую с обложки глянцевого журнала.

Я завидую Веронике по белому, она очень красива и всегда находит время, чтобы закрутить идеальные локоны и сделать макияж. Я после скитаний и перелета ощущаю себя рядом с ней чушкой.

Женщина спешит к нам и улыбается. Ей не терпится познакомиться с Ларисой. Эмин самодовольно хвастается дочерью и позволяет Веронике с ней заигрывать.

В принципе, если отмести криминальные делишки и беззаконье мужчин, можно сказать, что на затворках их жизни все как у людей. По крайней мере по отношению к женщинам и детям.

— Какая милая девочка! Очень на папу похожа, — охает Вероника и переводит на меня взгляд. Рассматривает с головы до ног. — А вот и сбежавшая невеста, — говорит звонко, наигранно-ласково, — глупостью было прятаться. От командира моего мужа никуда не деться. И… Олеся, я прикупила тебе стильной одежды, уход. Тебе надо помыться!

— Спасибо…

Спасибо, Вероника, за тонкий намек на неряшество. Посмотрела бы я на тебя, если ты хоть день прожила в таких условиях.

Чувствую, как начинаю краснеть от ее слов. Мне очень стыдно и хочется поскорее убраться. Эмин будто считывает мое состояние. Или у меня на лице написано?

Когда Эмин прощается с Громовыми, я уже одной ногой во дворе. Снова вижу неуютную территорию, серую. Мрачные стальные постройки. Обнимаю себя руками, топаю по бетону в дом. За спиной двигаются Эмин с Ларисой.

Толкаю незапертую дверь и в нос тут же закрадывается аппетитный запах. Я вижу накрытый стол. Весь первый этаж украшен розовыми шарами, надутыми гелием. Блестками. А на полу рядом с диваном стоят вазы с живыми цветами. Это все мне?

— Эмин?

— Нравится?

— Я не рассчитывала на такой прием…

— Идем за мной.

Мужчина обгоняет и кивает в сторону лестницы. Мы поднимаемся на второй этаж и на пороге третьей комнаты у меня слезятся глаза.

Просторная детская единственная по-домашнему теплая комнатка в этом коттедже. Здесь сделан свежий ремонт, но не воняет краской. Сразу понятно, что дизайном была Вероника. Все нежно-пудровое, над белой колыбелью висит балдахинчик и игрушка-заманушка.

Есть и пеленальный столик, и стульчик для кормления. Шкаф забит всем необходимым, ведь Вероника сама мать и знает, что нужно малышке.

— Мне очень нравится Эмин. Я бы хотела, чтобы весь особняк стал таким же уютным.

— Э, нет. Лиса. Превращать мое логово в кукольный домик? — Эмин называет меня лисой, но сам поглядывает хитро, — возможно, я разрешу, но по комнате, за каждого рожденного ребенка!

— Ты же знаешь, это невозможно. Ведь даже Ларису не запишешь на себя пока она совсем маленькая? Слишком опасно…

— Не запишу.

Эмин чернеет в секунду, кажется, ему сложно осознавать всю суть реалии. Он мечтает о большой семье, но его жизнь никогда не позволит ему этого. Много детей — непозволительная роскошь для такого мужчины. У Чудовища есть все: влияние, деньги, почет. Нет самого главного — уверенности в завтрашнем дне.

Мужчина укладывает Лариску на пеленальный столик и оставляет нас одних, мрачно выходит из комнаты.

Я раскутываю доченьку из пледа, и меняю памперс. Нахожу в комоде кучу новых вещей и переодеваю Ларису в мягкий костюмчик. Потчую остатками прикорма, купленного еще в деревне.

Я беру дочь на руки и пытаюсь укачать, но она капризничает. К Эмину просится. А мне неловко до жути, ведь не сможет такой отец постоянно возиться с малышкой.

Я прижимаю Ларису к груди и осторожно выхожу из детской. На первом этаже слышится плеск воды, Эмин принимает ванну.

— Тише, тише доченька…