– Ну и довольно, и хватит. – Себастьян продел одну руку ей под ноги, другой обхватил ее спину и посадил Мэри себе на колени.

Боль резко пронзила ее. Но от раны или от нахлынувших воспоминаний эта боль – она не могла понять. Он прижимал ее к груди, нагнувшись над ней так, словно желал защитить ее своим телом.

Неумолимые воспоминания все наступали.

– Мне пришлось дотронуться до него, стащить его с моего брата, как-то успокоить Хэддена. Одной мне было ни за что не справиться, он был слишком тяжел. Мне пришлось привлечь Хэддена на помощь. У меня не было выбора. Клянусь тебе, у меня не было выбора!

– Я верю тебе, – сказал он ласково.

– Мы завернули тело в плед, стащили его вниз и вынесли из дома, чтобы закопать. Это заняло несколько часов. Мы все время оглядывались по сторонам. А потом мы решили пробраться в дом по одному. Вот тогда ты и увидел меня. – Она все время вздрагивала. – Я всегда знала, что заслуживала казни.

– Ты пришла вовремя, – сказал он обычным спокойным тоном, – ты спасла Хэддена.

Это прозвучало искренне. Она пристально посмотрела на него. На лице его не было заметно отвращения. Задыхаясь, она проговорила:

– Кто-то шантажирует меня.

Он нежно откинул ей волосы со лба.

– Я займусь этим. Я позабочусь о тебе, Мэри.

Чувство облегчения и освобождения нахлынуло на нее. Она уткнулась лицом ему в грудь и, вцепившись пальцами ему в жилет, тихо заплакала. Он не сказал ни слова. Он только держал ее, гладил, слегка покачивая.

Наконец, когда поток слез уменьшился, он сказал:

– Когда я услышал, что власти разыскивают гувернантку, считая ее виновной в преступлении, я сказал им, что видел кое-кого на конюшенном дворе.

Мэри замерла в его руках.

– Я сказал, что видел молодого крепкого мужчину со шрамом на лице, тащившего тяжелый мешок. Я сказал, что заговорил с ним. Он был вызывающе груб и говорил с акцентом. Я сказал, что понял только потом – пятна на его одежде были не грязь, а кровь. Я рассмеялся, когда услышал, что они разыскивают тебя. И пристыдил их за глупейшие подозрения, что такая маленькая хрупкая женщина могла убить такого здоровенного мужчину, как Бессборо, да еще и спрятать тело. Так что, как видишь, даже тогда я не считал, что ты заслуживаешь казни.

– Я… правда? Ты так думал? – Она смотрела на него, широко раскрыв глаза, и ей казалось, что на нее взирает сама любовь. Этот суровый человек, веривший в справедливость мести, не осуждал ее. Они говорили о совершенном ею убийстве, и он гораздо больше беспокоился о ее благополучии, чем о ее вине.

– Я была глупа. Неосмотрительна.

– Ты была Джиневра Фэрчайлд.

– Да. – Он понял! – Там где Джиневра, там всегда хаос.

– Иногда хаос бывает полезен. Он ведет к переменам. Джиневра изменила меня. Где твой платок?

– Мой?

– Твой носовой платок.

Она осторожно достала его из кармана. Запрокинув ей голову, он нежно вытер ее лицо. Кожа у нее покрылась пятнами от слез, глаза покраснели, намокшие от дождя волосы липли к лицу. Ему казалось, что он в жизни не видел никого прекраснее.

– Тогда утром у тебя в спальне Джиневра взяла в тебе верх, и мне это очень понравилось.

Она взяла у него платок и высморкалась.

– Тебе так понравилось, что ты был вынужден жениться на мне?

– Я бы мог и сам до этого додуматься, но мне потребовалось бы больше времени, чтобы признать, как я… насколько я… – он запнулся, но, переведя дух, выговорил, наконец, давно забытые слова:

– Я люблю тебя, Джиневра Мэри Фэрчайлд Дюран.

Он уже видел недавно точно такое же выражение у кого-то на лице. Он старался вспомнить, кто бы это мог быть, и тут его осенило. Когда угрожая Бриндли пистолетом, он предложил пощадить его жизнь, если только Мэри простит его, у Бриндли было такое лицо. Озадаченное, испуганное, оскорбленное… полное надежды.

Да, на ее лице был отблеск надежды. Она надеялась, она хотела верить, что его признание правдиво. У него немного отлегло от сердца. Быть может, леди Валери была права.

Но когда она заговорила, в ней говорил страх:

– Ты не любишь Джиневру. Никто не может ее любить. Она дика, необузданна, невероятно глупа.

– О чем ты говоришь? Ты просто была слишком юной. В юности все такие. Некому было научить тебя, подсказать тебе. – Она его просто раздражает этим! Неужели она не понимает?.. – Ты и есть Джиневра Мэри Фэрчайлд. Не говори «она». В этом вся ты. Твое прошлое создало тебя такой. Такую я тебя люблю – и уважаю.

Она недоверчиво фыркнула.

– Ну подумай, Джиневра Мэри, разве ты покушалась когда-нибудь на убийство с той самой давней ночи?

Она, казалось, задумалась, вглядываясь в каминные трубы и струившийся из них дым. Наконец, она взглянула на него.

– Только тебя.

Он засмеялся. Нет, это великолепно! Боже, до чего он любил ее! Она отвечала ему бесстрашно и дерзко. Она ловко ставила его на место. Она воскресила его к жизни после многих лет прозябания. Он был перед ней в неоплатном долгу.

– Сегодня ты спасла мне жизнь. Бриндли убил бы меня, не помаши ты у него перед носом этим проклятым дневником.

Она содрогнулась.

– Я знаю, – слабость вновь одолела ее. Он прикрыл ее полами своего сюртука.

– Однажды ты лишила человека жизни, сегодня ты спасла жизнь.

Она подумала немного, потом вскинула голову.

– Это правда.

– Поэтому ты простишь себя! – Он не просил, он приказывал ей. – Жизнь любимого человека – достойная плата за жизнь чудовища.

– Да. – Она погладила его щеку. – А разве ты мой любимый?

– Так считает леди Валери.

– А что она еще сказала?

Он поморщился, вспомнив полученный выговор.

– Ничего особенного. Только то, что ты любишь меня, а я люблю тебя. Сама понимаешь, мы не осмелимся ей возражать.

– Нет. – Она приподнялась и нежно поцеловала его, упиваясь медовой сладостью его губ. – Она права. Ты лучше всякого принца, о котором я только могла мечтать.

Его плоть отозвалась на ее упоительное прикосновение, его сердце затрепетало от ее нежного признания. Он хотел как можно скорее отнести ее в спальню и… и позвать к ней врача, чтобы осмотреть ее рану. Он поднялся и понес ее к двери.

– Больше никогда, ни при каких обстоятельствах ты не подвергнешь свою жизнь опасности ради меня.

– Он хотел убить тебя. – Ей казалось, что этого объяснения было достаточно. Он стиснул ее еще сильнее.

– Я подумал, что он убил тебя и все из-за этого проклятого дурацкого дневника.

Остановившись, он огляделся.

– А, кстати, что случилось с дневником?

– О… ты имеешь в виду книгу. Я думаю, она упала вниз.

– Он его непременно подберет, – с отвращением сказал Себастьян. – Я уложу тебя в постель и сейчас же догоню его.

Она тихонько засмеялась.

– Оставь, нет никакой надобности. Я уже давно отдала дневник леди Валери.

Не будь она ранена, он бы встряхнул ее как следует. Вместо этого он осторожно развернулся, чтобы пронести ее в дверь и потребовал:

– Объясни!

– Когда ты меня здесь оставил, я пошла к леди Валери и рассказала ей все.

– Ну, конечно. – Сам он до этого не додумался. – Вот откуда ей все стало известно. Да ведь она, кажется, и говорила об этом.

– Она оставила у себя дневник и дала мне взамен книгу, которую ей привез любовник из Индии.

– Какую еще книгу? – У него сразу же возникли подозрения.

– Ну… – Он не видел ее лица, но почувствовал, что щеки ее запылали. – С картинками. Леди Валери сказала, чтобы я посмотрела их. А когда придет время и мы помиримся, мы сможем воспользоваться этой книгой для… уточнений.

Он вынес ее в главный коридор дворца.

– Камасутра?!

– Да, мне кажется, она так называется.

– Эта женщина неисправима, – пробормотал Себастьян.

– Но это не имеет значения, – Мэри беззвучно засмеялась. – Ведь она теперь у мистера Бриндли.

Услышав их голоса, леди Валери широко распахнула дверь спальни и вышла в коридор. Как она и ожидала, Себастьян держал Мэри на руках, словно она была хрупкой фарфоровой куколкой или шоколадкой, которая в любую минуту могла растаять у него во рту. Мэри обнимала его за шею, словно он был ангелом, который мог расправить крылья и в любую минуту взмыть в небеса.

Явления, казалось бы, совершенно несовместимые. Но такова любовь. У нее было слишком много опыта по этой части, чтобы ошибиться. Значит, она вновь преуспела. Право же, она совсем неплохо провела время.

Леди Валери проворно завязала ленты своей шляпы.

– Помирились вы, наконец? Потому что мне пора ехать. – Она говорила тоном, каким обращаются к нашалившим детям.

Мэри смотрела на нее с ошеломленным выражением на лице. До нее медленно дошло нетерпение леди Валери, и по многолетней привычке она вновь позволила интересам леди Валери возобладать над своими собственными.

– Что случилось, миледи? Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

– Ничего подобного. – Себастьян грозно нахмурился. – Мэри ранена. Она никуда не поедет.

– Это еще что? – Леди Валери со всех ног кинулась к Мэри, разом потеряв обычную невозмутимость. – Что случилось, дитя мое?

– Ничего такого, о чем бы вам стоило беспокоиться, миледи, – попыталась успокоить ее Мэри.

Себастьяна переживания леди Валери волновали мало.

– Один из покупателей дневника пытался убить нас.

Леди Валери ловко ощупала бок Мэри. Ей приходилось иметь дело с пулевыми ранениями, и это было не из серьезных. Леди Валери взглянула на Себастьяна. Она заметила у него новые ушибы и ссадины, но выглядел он достаточно здоровым. Она облегченно вздохнула. Ничего страшного.

– Крови немного, и тебе, по-видимому, не больно.

– Мне лучше. Если вам нужно ехать, мы можем отправляться.

– Я тебе сам скажу, когда тебе будет лучше. – Себастьян еще теснее обхватил ее. – Тогда мы и отправимся. – Он бросил грозный взгляд на леди Валери. – И ни минутой раньше!

– Но Себастьян… – тщетно попыталась Мэри возразить ему.

Себастьян решительно направился в сторону их спальни.

– Но Мэри… – насмешливо передразнил ее он. – Тебе не удастся все делать по-своему!

Они удалялись, и голос ее доносился все слабее. Леди Валери фыркнула, услышав смех Себастьяна.

Мэри потерпела поражение. Это несомненно. Она еще этого не сознает. И судя по тому, как смотрел на нее Себастьян, не догадается лет еще, по меньшей мере, пятьдесят.

– Жоржетта! – Заждавшийся, возбужденный, сгорающий от нетерпения Берджес поманил ее из дверей ее спальни. – Иди же скорее, Жоржетта. Ты не пожалеешь!

Она окинула его оценивающим взглядом. Он моложе остальных. Его легче обучить. У него неплохие данные. А раз уж ей суждено застрять здесь… – Ну, ладно. – Она развязала ленты шляпы и скинула ее жестом, в котором было заметно некоторое раздражение и в то же время готовность примириться с обстоятельствами.

– Смотри только, не разочаруй меня.