Фейт ненавидела этот сон. Она ненавидела панику и страх, который все время появлялся в ее животе от этого сна. Она не видела его несколько лет, но он всегда был одинаков. Она поворачивалась боком на стуле, выгибала спину и медленно наклоняла голову к сцене, пока ее руки расстегивали маленькую белую блузку. Розовый свет освещал Фейт, пока она балансировала на сиденье стула, поднимая ноги вверх. Она скользила одной ногой по икре другой, а ее огромная грудь вырывалась на свободу из блузки и грозила выпасть из красного расшитого блестками деми-бра. Как всегда, мужчины с разинутыми ртами выстроились вдоль сцены, глядя на стриптизершу горящими глазами.

— Лейла, — повторяли они ее сценическое имя, сжимая в кулаках деньги.

Во сне ее губы изгибала «я-знаю-что-вы-хотите-меня» усмешка, пока Винс Нейл и его парни пели о сладкой улыбке и еще одном кусочке пирога. Внутри джентльменского клуба, за тройным ограждением, Фейт клала руки на пол за голову и исполняла идеальный переворот, вставая на широко расставленные ноги. Она отбрасывала блузку в сторону и, покачивая бедрами, наклонялась вперед. Скользила маленькой юбкой из шотландки вниз по бедрам и переступала через нее, одетая только в стринги, подходящие по цвету к бюстгальтеру. Тяжелые басы и ударные сотрясали сцену и туфли на акриловой платформе, пока Фейт становилась объектом мужских фантазий, заставляя зрителей получше копаться в бумажниках и вытаскивать оттуда наличку.

Сон всегда заканчивался одинаково. Запас денег Фейт всегда исчезал, как мираж, и она всегда просыпалась, задыхаясь. Страх бился у нее в груди, заставляя хватать ртом воздух. И как всегда, она снова чувствовала себя беспомощной маленькой девочкой. Одинокой и испуганной.

Женщинам, которые заявляли, что лучше бы стали голодать, чем танцевать стриптиз, вероятно, никогда не приходилось делать такого выбора. Им, вероятно, никогда не приходилось есть хот-доги пять дней подряд, потому что те были дешевыми. Им, вероятно, никогда не приходилось мечтать о столах с Биг Маками и жареной картошкой, и стеклянными формочками, полными крем-брюле.

Фейт подставила лицо ветру и глубоко вдохнула. Она должна вернуться внутрь. Это грубо — пренебрегать друзьями Вирджила на его поминках, но большинству из них она все равно не нравится. Что касается его семьи, ну, они все могут катиться к черту. Все до одного. Даже в этот день они не перестали вести себя с обычной злобностью.

Вирджил умер. Фейт все еще не могла поверить в это. Всего неделю назад он рассказывал ей истории обо всех изумительных вещах, которые сделал за свою долгую жизнь, а сейчас…

Сейчас он умер и оставил ее ужасно одинокой. Она чувствовала себя больной и измученной, похоронив мужа и лучшего друга из всех, что когда-либо имела. Она знала, что некоторым людям Вирджил не нравился. За восемьдесят один год он нажил немало врагов. Но он хорошо относился к ней, особенно в то время, когда она не всегда хорошо относилась к самой себе.

Даже после смерти он все еще был добр к ней. Вирджил щедро одарил различные благотворительные организации, а многомиллионные поместья отошли его единственному ребенку, Лэндону, его троим детям и восьмерым внукам. Но Даффи оставил Фейт пентхауз в Сиэтле, пятьдесят миллионов долларов в банке и хоккейную команду. Уголки губ Фейт приподнялись в улыбке, когда она подумала о том, как сильно это разозлило семью ее мужа. И была уверена: они все считали, что она строила козни, чтобы наложить руки на эту кучу денег. Что она выторговала себе хоккейную команду за извращенные сексуальные услуги, но правда была в том, что Вирджил знал: команда ее не волновала. Фейт не любила спорт и была потрясена так же, как и все остальные, что Вирджил оставил ей «Чинуков». Она подозревала, что муж сделал это потому, что Лэндон никогда не скрывал: он надеется унаследовать команду. Фейт знала: в тот же момент, как он станет владельцем «Чинуков», для нее вход в вип-ложу будет закрыт. Что на самом деле не создавало ей каких-то сложностей. Хоккей ее не интересовал. Конечно, она ходила на некоторые игры с мужем, но на самом деле не уделяла особого внимания происходившему на льду. Она проводила время, отвлекаясь от ворчания Даффи тем, что глядела в бинокль на отвратительные одеяния и пьяных идиотов, сидевших внизу. А в удачный вечер в «Кей Арене» она могла заметить еще и пьяного идиота в отвратительном одеянии.

В отличие от Фейт, Лэндон проявлял больший интерес к играм и считал дни до того момента, как сможет наложить лапы на команду. Обладание профессиональной спортивной командой было признаком чрезвычайного богатства. Пропуском в эксклюзивный клуб, в который Лэндон так хотел попасть. Пропуском, в котором отец ему отказал.

Хоть Лэндон и был единственным сыном Вирджила, они презирали друг друга. Лэндон никогда не пытался скрыть свое неодобрительно отношение к жизни Вирджила или ненависть к Фейт — пятой жене отца.

Она поднялась по длинной застланной ковром лестнице и направилась к смежным спальням, которые делила с Вирджилом. Несколько мужчин из компании по перевозке вещей упаковывали ее одежду в коробки, пока один из адвокатов Лэндона маячил позади, следя за тем, чтобы Фейт не взяла ничего, что ей не принадлежало. Она, не обращая ни на кого внимания, провела ладонью по спинке потертого кожаного кресла Вирджила. Сиденье было продавлено за многие годы, что кресло служило своему хозяину. Очки для чтения лежали на столе на книге, которую Вирджил читал перед смертью. Диккенс, потому что мистер Даффи испытывал слабость к Дэвиду Копперфильду.

Тем вечером, пять суток назад, Фейт сидела в кресле рядом с мужем и смотрела повтор передачи «Топ Шеф». Когда в телевизоре Падма оценивала лучшую закуску, Вирджил резко втянул воздух. Взглянув на него, Фейт спросила:

— Ты в порядке?

— Я не очень хорошо себя чувствую, — он отложил очки и книгу в сторону и поднял руку к груди. — Думаю, мне стоит пойти в постель.

Фейт положила пульт, но прежде чем она смогла встать, чтобы помочь мужу, тот, задыхаясь, повалился вперед. Его старческие руки упали на колени.

Остаток ночи прошел как в тумане. Фейт помнила, что выкрикивала имя мужа и баюкала его голову на коленях, разговаривая с оператором службы спасения. Она не могла вспомнить, как Вирджил очутился на полу, только смотрела на его лицо, пока душа отлетала от его тела. Она помнила, что плакала и просила его не умирать. Умоляла его держаться, но он не сумел.

Все произошло слишком быстро. К тому времени как прибыли парамедики, Вирджил умер. А его семья вместо того чтобы быть благодарной, что он умер не в одиночестве, возненавидела Фейт еще сильнее за то, что она оказалась там в тот момент.

Фейт прошла в спальню и взяла чемодан от Луи Виттона, в который упаковала несколько смен одежды и украшения, которые Вирджил подарил ей за пять лет брака.

— Мне надо осмотреть это, — сказал адвокат Лэндона, заходя в комнату.

У самой миссис Даффи тоже имелись адвокаты.

— Вам нужен ордер, — сказала она, протискиваясь мимо него, и тот не попытался ее остановить.

Фейт когда-то находилась рядом со слишком многими по-настоящему страшными мужчинами, чтобы испугаться одного из прихвостней Лэндона. Выходя из гостиной, она взяла черное пальто от Валентино, положила книгу Вирджила в сумочку от Гермес и направилась в переднюю часть дома. Фейт могла бы выйти через заднюю дверь по лестнице для прислуги и спастись от встречи с семьей Вирджила, но не собиралась делать этого. Не собиралась сбегать по-тихому, как будто сделала что-то плохое. На верхней ступеньке она надела пальто и улыбнулась, вспомнив свой вечный спор с Вирджилом. Он всегда хотел, чтобы жена носила норку или серебристую лисицу, но Фейт никогда не чувствовала себя уютно в мехах. Даже после того, как Даффи заметил, что она лицемерка, потому что носит кожу. И это было правдой. Кожу Фейт любила. Хотя в настоящее время она проявляла вкус и умеренность. Кое-что, чего ее мать для себя еще не открыла.

Спускаясь по длинной извилистой лестнице, миссис Даффи умудрялась сохранять улыбку на губах. Попрощалась с несколькими друзьями Вирджила, которые были добры к ней, и вышла через парадный вход.

Будущее раскинулось перед ней. Ей было тридцать лет, и она могла делать все, что захочет. Могла пойти в колледж или отдохнуть годик, полежать где-нибудь на теплом песке.

Она оглянулась на трехэтажный кирпичный особняк, где жила с Вирджилом все пять лет их брака. У них была хорошая жизнь. Муж заботился о ней, и первый раз в своей жизни ей не приходилось заботиться о себе самой. Она могла расслабиться. Дышать и безмятежно жить, и не беспокоиться о выживании.

— Прощай, — прошептала Фейт и направила свои красные кожаные туфли на шпильках в будущее. Каблуки туфель стучали по ступеням и по дорожке, ведущей к гаражу, пока миссис Даффи шла к «Бентли Континенталь GT». Вирджил подарил ей машину в прошлом сентябре на тридцатый день рождения. Бросив чемодан в багажник, Фейт забралась внутрь и выехала из поместья. Если она поторопится, то как раз успеет на паром в Сиэтл в шесть тридцать.

Выезжая за ворота, она снова задумалась о том, что будет делать со своей жизнью. Никто не нуждался в Фейт, кроме нескольких благотворительных организаций, которым она помогала. Поскольку Вирджил на самом деле заботился о ней, она точно также заботилась о нем.

Фейт достала солнечные очки из сумочки и надела их.

И какого черта она будет делать с его хоккейной командой и всеми этими грубыми, жестокими игроками? Она встречала некоторых из них на ежегодной рождественской вечеринке, которую всегда посещала вместе с Вирджилом. Особенно ей запомнились встречи с огромным русским Владом, молодым шведом Даниэлем и Сэмом — парнем с вечно побитым лицом, но она не знала их. Для нее они были лишь кем-то из «двадцати-с-чем-то-странных» мужчин, которые, насколько она могла сказать, очень любили драться и плеваться. Самым лучшим было бы продать команду. На самом деле. Фейт знала, что они думают о ней. Она не была дурой. Они думали — она безмозглая красотка. «Трофейная» жена. Игрушка Вирджила. Они, вероятно, передавали по кругу «Плэйбой» с ее фотографиями. Не то чтобы ее это заботило. Она не стыдилась фотографий. Ей было двадцать четыре года, и она нуждалась в деньгах. Съемки оказались намного лучше стриптиза, помогли ей познакомиться с новыми людьми и предоставили новые возможности. Одной из которых стал Вирджил.

Фейт притормозила перед знаком «стоп», посмотрела по сторонам, затем проехала перекресток. Она привыкла к тому, что мужчины разглядывают ее. Она привыкла к тому, что мужчины судят о ней по размеру бюста, предполагая, что она или тупая, или легкодоступная, или и то и другое. Она привыкла, что люди судят о ней по ее профессии или по тому, что она вышла замуж за мужчину на пятьдесят один год старше ее. И на самом деле ей было все равно, что думает мир. Фейт перестала заботиться об этом давным-давно, когда мир проходил мимо нее, пока она сидела у «Счастливой леди» или у бара «Кит кэт топлесс», ожидая, когда ее мама закончит работать.

Единственное, что досталось Фейт при рождении, были ее лицо и тело, и она использовала их. Если бы она беспокоилась о том, что подумают люди, то это дало бы им возможность причинять ей боль. И Фейт никогда никому не позволяла вмешиваться в свою жизнь. Никому, кроме Вирджила. Несмотря на все его ошибки, он никогда не относился к жене как к безмозглой красотке. Никогда не относился к ней так, будто она была пустым местом. Да, она была его «трофейной» женой. Никто этого не отрицал. Он использовал ее, чтобы потакать своему раздутому эго. Как и хоккейная команда, Фейт была тем, чем он владел, чтобы заставить мир завидовать. Ей было все равно. Совсем. Даффи относился к ней с добротой и уважением, и обеспечивал тем, чего она желала больше всего. Безопасностью. Такой, которой она никогда не знала. И в течение пяти лет Фейт жила в милом, безопасном пузыре. И хотя ее пузырь лопнул, и она чувствовала, будто находится в свободном падении, Вирджил позаботился, чтобы приземление стало настолько мягким, насколько возможно.

Фейт подумала о Тае Саваже с его глубоким, богатым голосом и легким акцентом. «Я наслаждался нашими длинными беседами а-а-а х-а-а-аккее», — сказал он, имея в виду Вирджила.

В своей жизни Фейт повстречала немало привлекательных мужчин. Со многими из них у нее были отношения. С мужчинами, подобными Таю, чей вид мог лишить тебя дыхания, словно удар дубинкой, и по полной вскружить тебе голову. Темно-синие глаза капитана «Чинуков» были светлее в центре, словно там таились крошечные вспышки цвета. Темные волосы завивались над ушами и на затылке, и только одна прядь падала на лоб. Тай был высоким и сложением похож на Роба «Кувалду» Саттера, но немного слишком непредсказуемым на вкус Фэйт. Возможно, дело было в гетеросексуальной энергии, которая пульсировала в этом мужчине и окутывала его как дурман. Возможно, в шраме на подбородке, из-за которого Тай выглядел немного опасным. Тонкая, серебристая линия, но этот шрам казался более пугающим, чем синяк под глазом Сэма.