Анна Дубчак - Натали

– Арпажон… – говорила она и видела, что он понимает.

– Эдит и Седрик…

Пьер кивнул.

И тогда Наталия достала из сумки привезенную ею из Парижа и одолженную у Фредерика бутылку из винного погреба, принадлежавшего некогда Пьеру Барту, и водрузила ее на стол. Затем подняла голову и внимательно посмотрела на него…

В глазах художника появился испуг, и тогда она достала из сумки четверть капустного кочана.

Пьер закрыл лицо руками.

– English? – спросила она, питая слабую надежду на то, что Пьеру и ей будет легче общаться на английском языке, и достала привезенный ею из Парижа русско-английский маленький словарик.

– Yes, yes… – немного оживился он и куда-то убежал, а вернулся уже с большим англо-французским словарем.

«Я ваш друг, – писала ему Наталия, с трудом вспоминая английские слова и без конца заглядывая в словарик. – Как звали друга Эдит?»

«Седрик Беар».

«Спасибо».

«Вы из полиции?» – спросил Пьер.

«Нет».

«Вы пьете виски?»

«Иногда».

«Вас как зовут?»

«Наталия».

«Вы знали мою сестру?»

Пьер налил виски в стаканы, принес яблоки и несколько холодных бутербродов с ветчиной.

Они переговаривались до ночи. Обменивались, казалось бы, ничего не значащими фразами, пока Наталия не почувствовала, что устала.

Пьер постелил ей в спальне, а сам ушел спать в другую комнату.

Седрик Беар и Эдит Барт были любовниками. Что и требовалось доказать. Неужели только для этого ей потребовалось проделать такой путь?

Если нашли голову или головы в Сене, значит, где-то должны быть и тела. Но где?

Она лежала с широко раскрытыми глазами и размышляла, рассматривая движущиеся тени на высоком потолке.

Итак. Вечеринка у Байе. Анна Барт вместе с Наталией приезжает туда и не подозревает о том, что в соседнем доме, отданном в распоряжение Байе, но принадлежавшем брату Эдит, Пьеру, находится ее муж, Седрик. Но не один. Зачем было ему уединяться одному? Он с женщиной. У женщины черное белье.

И навряд ли они занимались любовью в винном погребе. Значит, тот человек, который их застал наверху, предположим, в спальне, убив их выстрелами из бесшумного пистолета в голову, перетащил трупы в погреб и отрезал головы. Затем положил эти головы в полиэтиленовый пакет, а вместо голов приставил к туловищам кочаны капусты… А головы отвез в багажнике машины и выбросил в Сену.

То, что убийца страдает психическим заболеванием, причем не важно, в какой степени, очевидно. Поскольку ни один здравомыслящий человек не станет утруждать себя расчленением трупа после того, как он убьет свою жертву. К чему эти странности? Убил и убил.

Теперь что касается причины убийства. Раз убивают парочку в постели, значит, это ревность. Ревность вообще является одной из самых распространенных причин преступления. Это очень сильное чувство, замешенное и на чувстве собственности, и самолюбии, и, конечно, на любви.

Кто мог ревновать Эдит? Мужчина, который любил ее.

Кто мог ревновать Седрика? Женщина, которая любила его.

Кроме Седрика, были ли у Эдит любовники или друзья, с которыми она прежде была близка?

Эти вопросы она задавала Пьеру и на все получала отрицательные ответы.

Когда же он спросил ее, зачем она приехала, ей пришлось ответить, что она ведет частное расследование и очень скоро сможет сказать ему, кто убийца его сестры. Для пущей убедительности она показала ему свое липовое удостоверение помощника следователя, на русском языке, разумеется, но на удостоверении была фотография, где Наталия была в военной форме (одолженной у Логинова специально для этого случая), и это, конечно, не могло не произвести впечатления на такого тонкого человека, каким ей показался этот художник.

Полотна, которыми были завешаны стены мастерской, были необычны. В них чувствовалась глубина, но в то же время как бы полностью отсутствовал привычный глазу обывателя чисто визуальный ряд: форма, цвет – все было здесь усложнено и дышало сюрреализмом.

«Вернемся к женщине, которая могла ревновать Седрика. Анна?»

Значит, она напоила Наталию и, выбрав удобный для нее момент, вышла из дома Байе, перешла улицу и вошла в дом Барта, где и застала в постели своего горячо любимого мужа и Эдит…

Анна?

А потом она отвезла ее в гостиницу. Наталия попыталась вспомнить лицо Анны под конец вечеринки. Но это было невозможно: слишком вкусное оказалось вино…

А где Анна, если это была, конечно, она, взяла капусту?

Она встала и на цыпочках вышла из спальни, пересекла холл и вошла в мастерскую. Здесь было все синее от ночи. Голубовато-лиловые тени скользили по стенам, освещая мерцающие фигуры…

Она включила свет и до ломоты в глазах начала всматриваться в картины. Что на них было изображено? Что хотел сказать художник, изображая лежащую ничком на полу женщину с раздутым животом и хохочущим в нем ребенком? Да и женщина ли это?

Она слегка приподняла низ картины, повернула таким образом, чтобы можно было рассмотреть обратную сторону холста, и была поражена, увидев написанное черной густой краской слово: «Edith».

И тогда она стала искать мужчину, Седрика. И нашла, только в перевернутом виде, при галстуке, но без головы…

Неужели Пьер видел их?

Но была ли голова у Эдит?

Не голова, а какой-то отросток, похожий… похожий на что?

На миниатюрный кочан капусты?

Она вернулась в постель и закрыла глаза. Как много ей еще предстояло понять.

В Париж она вернулась вместе с Пьером. И хотя они были знакомы всего несколько часов, она чувствовала себя с ним легко и, главное, в какой-то мере защищенной.

Когда утром после завтрака, еще в Лозанне, она спросила его, почему в животе Эдит ребенок (она показала пальцем в то место, где действительно был изображен стилизованный зародыш с улыбкой на лице), он признался в том, что знал, что Эдит была беременна… И когда Наталия, попросив у него фломастеры, нарисовала на листе схематичные трупы, лежащие возле винных стеллажей, и кочаны капусты и спросила у Пьера, видел ли он все это, то по его глазам она поняла, что да, он все видел и, больше того, он закопал трупы в саду. Но это она поняла, конечно, уже не по взгляду, а по рисунку, который он нарисовал за одну минуту, крестом пометив дом Байе, далее, за дорогой, собственный дом, несколько деревьев, и кружком обвел то место, куда закопал трупы…

– Анна? – спросила она.

Но он только развел руками. Он много говорил, жестикулируя и то и дело повторяя имена Анна, Эдит, Седрик, – но она его не понимала. Разве что по выражению его лица можно было догадаться, что он не верит в то, что это могла сделать Анна, ведь она любила своего мужа, да к тому же еще отрезать голову… Да и про капусту он говорил с недоумением: разве можно было как-то объяснить эти кочаны? Если только символично дать определение умственным способностям жертв? Вот, мол, какие они бестолковые, как кочаны капусты?

Он сказал, что хочет поехать с ней в Париж, и она поняла его: он хочет ей помочь отыскать убийцу Эдит… Теперь, когда она выяснила для себя, где тела, ей станет намного легче объясняться с Пьером посредством Катрин.

В гостинице ее ждала записка от Катрин:

«Звонила Сара Кауфман. Она приедет в два часа. Я приду в 12.00».

Если звонила Сара, значит, беспокоится о своих процентах. Она, кажется, решила встать на тропу войны. Как это все глупо!

Пьер снял номер этажом выше. Устроился и пришел к Наталии.

Его высокая фигура, рыжие волосы, белая куртка, подбитая мехом, узкие джинсы делали его моложе лет на десять, то есть он выглядел на тридцать с небольшим, в то время как ему было за сорок.

Пока ждали Катрин, включили телевизор. Шла передача об инопланетянах, космосе (если судить по картинкам на экране) и каких-то ведьмах… Затем появилось изображение человеческого мозга в разрезе – нечто между мультипликацией и натуральным изображением; затем по принципу бесконечной галереи начали открываться полупрозрачные двери – таким образом, очевидно, автор фильма хотел показать нераскрытые возможности мозга… Скорость открывания и количество дверей росли, камера словно ввинчивалась в полутемное пространство, освещая его…

Пьер дремал в кресле, а Наталия с мыслями о собственных мозгах продолжала смотреть на экран. И смотрела до тех пор, пока не поняла, что речь здесь идет скорее всего о психологии, нежели о потусторонних силах, как это ей раньше показалось.

На экране появился кабинет: жалюзи, белая мебель, белокурая женщина в белом халате, отвечающая на вопросы корреспондента. Появились титры «dr. Rebecca de Frain», и Наталия, схватив со стола ручку и блокнот, тотчас вписала это имя… Вот теперь, как никогда, ей нужна была помощь Катрин…

Наталия посмотрела на часы: половина первого, Катрин задерживалась на целых полчаса. Сейчас проснется Пьер, им надо будет разработать план действий, но как это делать без Катрин, она не представляла… Поездка в Лозанну научила ее многому…

Она смотрела на Пьера и, несмотря на то что сама спровоцировала его на какие-то признания, весьма, между прочим, для него опасные, недоумевала: как можно было ему вот так, с первого раза, довериться совершенно незнакомой женщине, которая только и сделала, что показала ему бутылку его же собственного вина да четверть капустного кочана…

А потом вдруг поняла: он ждал подобного визита, из полиции или еще откуда, он и дом-то вынужден был продать, чтобы только поскорее забыть о том кошмаре, какой пережил в винном погребе…

Из их разговора в Лозанне она поняла также и то, что Пьер присутствовал на вечеринке и знал, конечно, что его сестра вместе со своим любовником находятся в его доме. Как же иначе? Он и прикрывал их, устраивал свидания, предоставляя в их распоряжение свой большой дом. Он любил свою сестру и надеялся, что когда-нибудь Седрик все же разведется со своей женой и женится на Эдит… Но ведь Пьер говорил на французском, а что, если она не поняла и половину того, что он ей наговорил?

А что касается его откровенности и доверчивости, с которой он признался ей в том, что собственноручно закопал в саду трупы, так это мог сделать только такой впечатлительный и невиновный человек, как Пьер. А кошмары, которые мучили его все это время, отразились на его полотнах…

И все же он отказывался верить в причастность к убийствам Анны. Он считал, очевидно, что женщина не способна на такое…

Раздался телефонный звонок. Наталия взяла трубку.

– Натали? – услышала она голос Луи, и нервная дрожь пробежала по всему ее телу.

– Да, это я…

– Вы обещали приехать и не приехали… Вы слишком дорого мне обходитесь…

– Изабель Гомариз сейчас в Париже, она только что вернулась из Алжира, больше того, возможно, в тот момент, когда мы с вами разговариваем, она находится в замке в Орлеанском лесу в объятиях Ги Дюпона. Не понимаю, зачем вам нужна я… Садитесь в машину и поезжайте в Орлеанский лес… Там вы найдете обоих, и, возможно, Изабель привезла Ги маркер или как там его…

– Мы взяли Катрин, она у нас…

– Катрин? Но зачем она вам?

– Мы приехали за вами… Если не хотите, чтобы она умерла, приезжайте сами… Катрин нам не нужна, нам нужны вы…

И Луи повесил трубку.

Пьер, проснувшись, смотрел на нее с любопытством. Но она не умела говорить по-французски… Она как могла объяснила ему, что ей необходимо срочно поехать в Булонский лес. И не на прогулку.

Он сказал, что поедет вместе с ней.

В такси она, держа на коленях блокнот, нарисовала ему замок с решетками на окнах, затем, жестикулируя, дала понять, что там, куда она едет, находится Катрин, которую нужно спасти, и что, возможно, она не выйдет оттуда живой… И когда он попытался выяснить причину, почему ей угрожает опасность, она лишь пожала плечами: она действительно так ничего и не поняла. Тогда Пьер произнес слово «полиция». Но Наталия замотала головой: если сейчас у нее еще оставалась какая-то надежда на спасение – ведь Луи ясно сказал, что она нужна ему, и на этом можно будет еще как-то поиграть и потянуть время, – то если она обратится в полицию, с ней уже церемониться не будут… Хотя всему есть свои пределы: она объяснила Пьеру, что если ей не удастся выбраться из замка в течение трех дней, то тогда уже можно будет обращаться куда угодно… Кроме того, она снабдила его номерами телефонов замка и сказала, чтобы они на машине дождались Катрин, если ее, конечно, выпустят из замка после того, как туда войдет Наталия.

Она приказала водителю такси остановиться возле ворот, вышла из машины и, не оборачиваясь, быстро проскользнула в калитку, услужливо открытую ей одним из охранников. И она поняла, что все, кто служит в замке, предупреждены относительно ее возвращения.

Она слышала, как в домике для охраны поскуливают и лают собаки, те самые доберманы, которые чуть не разорвали ее на части однажды ночью… Но она не могла видеть, что стоило ей ступить на территорию замка, как из этого же домика вышла Катрин, которая, увидев такси, побежала быстро, как только могла, в его сторону…