— Ах, это. Все под контролем. Мы с твоим дядей очень толково все обговорили. Бояться нечего.

— Что-что? — Она все еще пыталась вырваться, но он просто опустился на подушки и посадил ее к себе на колени. — Эшленд, вчера ночью на нас напали люди с пистолетами. С пистолетами! И мисс…

— Все под контролем. Сегодня к полуночи вся эта их чертова шайка будет уничтожена. — Он наклонился и поцеловал ее. — А я потребую назначить дату нашего венчания как можно скорее, или я за свои действия не отвечаю.

— За свои действия? — переспросила она, задыхаясь, потому что его теплые губы пункт за пунктом стирали весь долгий разговор, который она мысленно продумала до того, как сюда спуститься. Что-то насчет мисс Динглеби, что-то очень важное…

— Прежде всего заниматься с тобой любовью так часто и тщательно, как это только возможно. В каретах, на диванах. Даже в кровати время от времени, если уж это так необходимо. — Его указательный палец скользнул ей под лиф — лиф с исключительно удобным низким вырезом, отороченный всего лишь тончайшими кружевами, — и погладил сосок.

— Эшленд! Потребовался целый час, чтобы собрать это платье в единое целое, и я не позволю тебе погубить…

Ее слова утонули в очередном поцелуе. Она сдалась и обвила руками его шею. В конце концов, что может быть важнее поцелуев с Эшлендом?

В дверь резко постучали.

— Не обращай внимания, — пробормотал Эшленд уголком трудолюбивого рта.

— Ты уверен… — Он лизнул ее язык, и Эмили задрожала. — …Уверен, что опасности нет? Потому что мне кажется… мисс Динглеби…

— Все под контролем, заверяю тебя. И я не отойду от тебя ни на мгновение. Беспокоиться совершенно не о чем, разве только об этом твоем скандально низком вырезе. — Он смачно поцеловал ее грудь.

Снова стук, на этот раз более энергичный.

— Эшленд, да что такое на тебя нашло? Это совсем на тебя не похоже.

Ее голова упала ему на руку.

— Просто я только что понял, что свободен. Свободен от своего проклятого прошлого, свободен от неотвратимой угрозы в виде шайки убийц, готовых отнять тебя у меня. Свободен жениться на тебе и разделить с тобой постель…

— Совсем не обязательно именно в таком порядке.

— Боже сохрани! Я слишком стар, чтобы придерживаться правил приличия и условностей. — Его рука, оставив лиф, начала нащупывать путь среди множества кружевных нижних юбок. Он уложил Эмили на подушки дивана и вытянулся рядом.

— Да, точно. И это возвращает меня к последнему пункту, который я хотела с тобой обсудить… на самом деле очень важному…

Дверь с грохотом распахнулась.

— Да будь оно все проклято, Эшленд! — воскликнул герцог Олимпия. — Я же дал вам строжайшие инструкции насчет моей мебели!


Кровь пела в жилах у герцога Эшленда и после того, как он станцевал со своей невестой третий вальс. В конце концов все идет как по маслу. С Эмили, стойко и грациозно стоявшей рядом с ним, бесконечная очередь гостей оказалась не такой мучительной, как он боялся. Хорошо воспитанные гости пожимали его левую руку, в основном не выражая неловкости. А Эмили в своем бледно-голубом атласе, приведенном в порядок поспешно вызванной Люси, выглядела просто ослепительно.

Прямо перед их стремительным выходом на лестничную площадку (Олимпия всегда питал пристрастие к театральным эффектам) Энтони вытащил из кармана фамильные сапфиры Эшлендов и надел их Эмили на шею, где они и сверкали в свете электрических люстр.

Они ей идут, думал Эшленд, кружа невесту в вальсе мимо восхищенных вдов, собравшихся в северо-восточном углу бального зала герцога Олимпии. Сапфиры, достойные принцессы.

Так он ей и сказал.

— Вот уж в самом деле достойные принцессы, — отозвалась она. — Ты хотел сказать — жены банкира. Они восхитительно вульгарны.

Он склонился к ее уху:

— В нашу первую брачную ночь я найду им более подходящее применение.

И заработал шлепок веером, но очаровательный румянец на ее щеках стоил этого наказания. Он опустил взгляд, следя за тем, как румянец расползается у нее по груди.

Вальс неуклюже догромыхал до конца.

— Право же, дядя мог бы найти более искусных музыкантов, — заметила Эмили. — Это совершенная дрянь.

— Видимо, им медведь на ухо наступил.

Эшленд бросил внимательный взгляд на Олимпию, стоявшего в противоположном конце зала. Герцог был поглощен беседой с привлекательной леди не первой молодости, сверкавшей бриллиантами, но взгляд Эшленда он почувствовал сразу, слегка повернул голову, потянул себя за мочку уха и вернулся к разговору.

Эшленд повел Эмили по бальному залу и взял с подноса проходившего мимо официанта два бокала с шампанским, ловко зажав ножки в левой руке.

— Кажется, тебе слишком жарко, милая, — сказал он. — Давай прогуляемся по саду.

— Мне ничуть не жарко, и, кажется, я вижу моего дорогого кузена Пенхэллоу вон там, около музыкантов…

Эшленд наклонился и что-то прошептал ей на ухо.

— О. Ну, хорошо. — Она поправила волосы. — Пусть будет сад.

Задачей Эшленда было (и это оказалось самой приятной миссией из всех, порученных ему до сих пор) просто чем-нибудь занимать Эмили, пока Олимпия действует в бальном зале. Эшленд начал еще в библиотеке, соблазняя ее самым бесстыдным образом, и успел целиком завладеть ее вниманием. В результате она вообще не заметила скрытой деятельности в бальном зале. Она получала искреннее удовольствие от бала, пила шампанское и танцевала только с женихом. Смотрела на него, когда они вальсировали, и его сердце останавливалось при виде чудесного тепла, светившегося в ее глазах.

Тепла к нему.

Он — самый счастливый человек на свете.

Выходя через французское окно в прохладную сырость сада герцога Олимпии и придерживая Эмили за спину, Эшленд обернулся всего лишь раз. Олимпия, выделявшийся своей серебристой головой, пересекал комнату, направляясь к секретной панели в стене позади оркестра, где ждала мисс Динглеби с приготовленной ловушкой.

Все на месте. Ему нужно всего лишь не подпускать Эмили к бальному залу. И право же, чем глубже в сад они зайдут, чем больше он займет ее ум и тело, тем в большей безопасности она будет.

Собственно, это его долг.

— Ой, тут так холодно! — воскликнула она. — Давай вернемся обратно. Мы должны вернуться. Наши гости начнут гадать, куда мы подевались.

Эшленд поставил шампанское на пустую вазу, снял свой фрак и накинул его на плечи Эмили.

— Задача решена. Пей свое шампанское, как хорошая девочка.

Он взял бокал и протянул ей.

— Я действительно не должна…

Он положил руку ей на спину и подтянул Эмили к себе.

— Есть старая поговорка, моя милая. Если леди говорит, что не должна, она наверняка сделает.

— Прошу прощения? Где ты этому научился?

— Я служил в армии.

— Эта отговорка кажется мне все менее привлекательной.

Но она улыбалась, она была счастлива. И позволяла увлечь себя все глубже в сад, где свет, падавший из бального зала, уступал место теням. Клумбы все, конечно, оголились, розы были безжалостно обрезаны, кусты словно сжались от февральского мороза. Впереди виднелся ряд самшитов, подстриженных армией садовников Олимпии в форме шара, но Эшленд проворно провел ее мимо них, направляясь к небольшой стеклянной оранжерее, заполненной весенними растениями.

— О, я ее помню! — воскликнула Эмили. — Мы с сестрами устраивали тут чаепития, когда в начале лета приезжали в гости. Это было так весело! Я бы с удовольствием заглянула внутрь, но она, наверное, заперта на зиму.

Эшленд протянул через ее спину руку и извлек из внутреннего кармана небольшой предмет, постаравшись задеть грудь Эмили.

И протянул этот предмет ей.

— О! А как ты раздобыл ключ?

— Я большой специалист по таким вещам.

— Как захватывающе. Интересно, стоит ли тут еще тот старый плетеный шезлонг? Мы любили на нем подремать.

— Стоит.

— Как… о! — Она остановилась в дверях.

Эшленд подошел к ней сзади и обнял.

— Тебе нравится?

— Как ты?… О, это прекрасно!

Она шагнула вперед, в беседку из цветов, ароматных лилий и роз, гардений, срезанных и переполнявших вазы, чувственных орхидей, цветущих в вазонах.

— Часть принадлежит твоему дяде. А я послал несколько человек обчистить цветочные лавки.

Эмили повернулась к нему лицом.

— О, но мы не можем! Бал!

— Шампанское льется рекой. Подозреваю, что там даже не заметят нашего отсутствия.

Он склонился и нежно прильнул к ее губам.

Эмили обняла его за шею.

— Эшленд, ты — романтик.

— Прикуси язык. Я — неотесанный и молчаливый йоркширский герцог. — Он подхватил ее на руки и понес к шезлонгу. Фамильные сапфиры подмигивали ему.

— Это скандально. Мы в самом деле до свадьбы должны вести себя пристойнее. — Эмили мечтательно вздохнула и запрокинула назад голову, потому что его язык приступил к исследованию нежной кожи ее шеи.

— Поверь мне, свадьба произойдет так быстро, как мы только сумеем ее устроить, — сказал он.

— И чем быстрее, тем лучше.

— Я рад, что ты приняла мою точку зрения. — Эшленд оттянул вырез ее платья. Он прилегал плотно, выкроенный точно по мерке, но сегодня груди Эмили казались необычно пышными, они почти вырывались из корсета, и с некоторым усилием Эшленд сумел выманить наружу один темный сосок.

Она гортанно засмеялась.

— На самом деле у меня просто нет выбора.

Эшленд был занят тем, что посасывал нежный сосок, и ответить не смог. Господи, какая она сладкая! Ее спина выгнулась, почуяв его жадное вожделение, член в брюках раздулся.

— Эшленд, ну в самом деле. Сейчас не время для этого. Планы дяди…

— К черту планы твоего дяди. — Эшленд говорил совершенно серьезно.

— Но есть кое-что… Я должна рассказать вам обоим, про мисс Динглеби…

Эшленд поднял голову и положил ладонь Эмили на щеку.

— Мы все знаем про мисс Динглеби. Поверь мне. Как раз сейчас твой дядя с этим разбирается.

— О.

Ее глаза, освещенные луной, округлились.

Он поцеловал уголки ее глаз, ее губы.

— Неужели я позволил бы себе расслабиться хоть на мгновение, будь ты в опасности? Конечно, нет. Олимпия все объяснил. Да, и мисс Динглеби, и все остальное. И прямо сейчас он с этим разбирается. Тебе больше не о чем тревожиться.

— Ты знаешь все? — Голос ее прозвучал взволнованно.

— Абсолютно.

Ее тело в его объятиях расслабилось.

— И ты счастлив?

— Полностью удовлетворен.

Она положила руки ему на плечи.

— Эшленд, я так рада. Ты даже не представляешь, какое это облегчение. Эти последние недели я чувствовала себя в западне, понимая, что подвергаю тебя опасности, хотя ты этого не выбирал. И не хотела загонять тебя в ловушку. Не хотела ничего говорить, пока не удостоверюсь…

От ее мягкого согласия грудь просто переполнилась нежностью.

— Все уже закончилось, милая, или почти все. Впереди только розы.

Она снова открыла рот, но Эшленд прижал к нему палец.

— Больше никаких тревог. Позволь мне заняться с тобой любовью. Позволь подарить тебе наслаждение.

Эмили отвела его палец и улыбнулась.

— Я только хотела сказать, что на этот раз тебе уже не потребуется носовой платок.

Какое-то время он ничего не мог сказать. Казалось, что в груди взошло солнце. Эшленд склонился к ней.

— Да.

Несмотря на кипевшую от желания кровь, он соблазнял ее медленно, дождался, пока она станет влажной и скользкой, и только тогда расстегнулся и погрузился в нее, двигаясь в неторопливом ритме. Он довел ее до оргазма, жестко контролируя себя, заботясь о нежности после вчерашнего безумия. Время словно остановилось; его обволакивали атлас и накрахмаленные нижние юбки, сапфиры и мягкая кожа, аромат редких цветов и ножны Эмили, стискивающие его естество. И все это было настолько восхитительно, настолько томно, что, когда Эмили, содрогаясь и задыхаясь, кончила, мощь собственного оргазма ошеломила его.

Он сделал последний мощный толчок, забыв обо всем на свете, — и об Олимпии, и о мисс Динглеби, и о музыкантах в бальном зале. Остались только Эмили и ее сладкое дыхание на его шее, ее изящное тело, все еще пульсирующее под ним, пока он изливался глубоко внутри.


— Я так рада, — прошептала она несколько минут спустя. Эшленд вытянулся рядом. Оба они еще с трудом дышали, теснясь на узком шезлонге. Эшленд наполовину лежал на ней, опираясь на локоть, разгоряченный, вспотевший, чувствуя, как закрываются отяжелевшие веки. Эмили боялась даже думать, долго ли еще их выдержит старый шезлонг. — Очень рада. С моей стороны это так глупо. Подозревать мисс Динглеби! — Она засмеялась. — Но когда она подошла ко мне с этим своим странным напитком и стала требовать, чтобы я его выпила, меня внезапно охватил страх. «До дна!» — сказала она, глядя на меня так настойчиво. Думаю, в последнее время я в таком беспокойстве, потому что…