— Нет, конечно, нет. Да к черту все, неужели нельзя ехать быстрее? — Она постучала по дверце люка.

Кучер приоткрыл ее.

— Да, мэм?

— Мы ужасно спешим. Положение просто критическое. Пожалуйста, выжмите из лошади все, что можно! — Она взглянула на мистера Симпсона. — У вас есть с собой деньги?

— Да, мадам. — Оскорбленный взгляд.

— Ну, слава Богу хотя бы за это.

Симпсон, даже глазом не моргнув, воспринял ее не подобающие леди выражения.

— Да, мадам.

Двуколка подскочила на выбоине и свернула налево, на Белгрейв-плейс. Осталась минута, может быть, две. Симпсон уже сунул руку в карман за платой. Эмили зажмурилась, прислушиваясь к грохоту колес, к цоканью лошадиных копыт, приближающих ее к… чему?

Это вполне может быть ловушкой. Эмили мысленно произнесла эти слова.

Ну разумеется, это ловушка. В этом и есть весь смысл, верно? Обрести контроль над Эмили. Фредди, Мэри, Эшленд, Симпсон, бедняжка миссис Нидл — все они просто ни в чем не повинные сопутствующие издержки. Весь этот план, все опасности, все страдания — все только из-за нее, из-за того, кто она такая.

Она позволила им подвергнуться опасности.

Это только ее вина.

Двуколка снова повернула, резко дернувшись. Эмили открыла глаза. Камни на мостовой у конюшен были грубыми, изрезанными бороздами, и кеб то и дело подскакивал, проезжая мимо строений.

— Вы сказали, номер двадцать восемь? — послышался голос кучера. — Вот он.

Двуколка остановилась. Симпсон просунул сквозь люк деньги, а Эмили, путаясь в голубом атласном платье с длинным шлейфом, вылетела из кеба в ту же секунду, как кучер отворил дверцу. Здание находилось прямо перед ней, широкая дверь для карет — слева, вход для прислуги — справа. На мостовой валялась грязная солома.

Бальные туфельки скользили по мокрым булыжникам. Эмили плотнее закуталась во фрак Эшленда и заколотила кулаками по двери. Деревянная панель отворилась.

Она влетела внутрь, в воняющее сыростью помещение.

— Фредди! Мэри!

Откуда-то сверху послышался знакомый голос маркиза Сильверстоуна:

— Уходи, Гримсби! Уходи немедленно! — И тут же послышался удар.

— Фредди! Я иду к вам!

— Нет, Гримсби! Уходи отсюда, найди отца! С нами все хорошо!

Короткий женский крик, мгновенно оборвавшийся.

— Мэри! О боже!

В конюшне было темно, почти полная чернота. Эмили брела, вытянув перед собой руки и пытаясь отыскать лестницу. Сзади раздавались тяжелые шаги Симпсона, затем зашипел газ, и призрачный круг газового света озарил помещение.

Парочка лошадей высунули любопытные носы над дверями денников. Красивое черное ландо герцога стояло посреди конюшни, блестящее, готовое к утренней прогулке в парке. Где конюхи, слуги? На Парк-лейн?

— Фредди?

— Уходи, Гримсби! — Еще один сильный удар по чьей-то плоти и стон боли. Эмили дикими глазами всматривалась вверх, в направлении звуков.

Фредди и Мэри сидели спиной к спине на сеновале, связанные одной веревкой. Над ними с враждебным лицом стоял Ганс, размахивая концом веревки. В другой руке он держал пистолет.

— Отпусти их, Ганс! Я тебе приказываю! — по-немецки прокричала Эмили.

— По какому праву? — осведомился он.

— Я — твоя принцесса, ради всего святого!

— Клянусь Богом, что нет. — Он говорил спокойно, с бесконечной убежденностью. — Ты — тиран, и твой род слишком долго угнетал народ Германии. Твое время прошло, а ты этого даже не поняла. Полюбуйся на себя в этом платье, в этих драгоценностях, в нелепых ярдах шелка. Что ты сделала для счастья мира? Какое право имеешь властвовать над кем-то?

— Слушайте, — сказал Фредди, — я не понимаю ни слова, но точно знаю, что вы не смеете таким манером разговаривать с моей мачехой!

От дверей послышался голос:

— Спокойно, спокойно, ваша милость. Это не лучший метод вести переговоры столь деликатного характера.

Эмили резко повернулась и за секунду перед тем, как газовый свет мигнул и все снова погрузилось во тьму, успела увидеть мисс Динглеби: глаза сверкают, одна рука тянется к лампе, в другой зажат пистолет.


Эшленд нашел миссис Нидл на Итон-сквер, в кладовой, связанной, с кляпом во рту.

— Где они? — требовательно воскликнул он, едва вытащив кляп у нее изо рта.

— О сэр! Простите меня! Он их увез, увез. Ворвался сюда через заднюю дверь, как молния. — Она задрожала.

Эшленд левой рукой развязывал веревки у нее на запястье.

— Кто? Кто их увез?

— Здоровенный немец, вот кто. Вряд ли знает по-английски хоть слово. О сэр. Неужели он забрал и лорда Фредди, и ее милость?

— Боюсь, что да, миссис Нидл. Вы должны рассказать мне все, что знаете. С ним кто-нибудь был? Например, высокая темноволосая женщина?

— Нет, сэр, никого. И уволок он их через заднюю дверь.

Веревки наконец-то ослабли. Эшленд стянул их и по очереди растер запястья миссис Нидл.

— Через заднюю! Значит, к конюшням?

— Ну да, сэр.

— Клянусь Богом. — Он вскочил на ноги. — Миссис Нидл, немедленно звоните в Скотленд-Ярд. Позовите там человека по имени Паркер, скажите, что это срочно и что вы звоните от меня. Паркер знает, что делать.

— Да, сэр! Сию секунду, сэр!

Он, пригнувшись в дверном проеме, вышел в холл.

— И миссис Нидл!

— Да, сэр?

— Если Симпсон и ее высочество появятся тут, ради Господа Бога, не позволяйте им уйти!


В темноте сознание Эмили очистилось от тревоги. Долгие часы разговаривая с завязанными глазами с герцогом Эшлендом, она научилась принимать отсутствие зрения. Компенсировать его. Слушать, принюхиваться, раскидывать сеть чувств. Мистер Симпсон рядом с ней протянул руку, чтобы, оберегая, положить ладонь на ее предплечье. Наверху опять вскрикнула Мэри. Но мисс Динглеби ни на шаг не отошла от входа. Она стояла там неподвижно, по-прежнему держа в руке пистолет, но не могла в темноте ни прицелиться, ни выстрелить.

Чего она ждет?

— Мисс Динглеби! — Эмили услышала, что собственный голос звучит отчетливо и уверенно, и это придало ей сил. — Вы получили то, чего хотели. Отпустите Фредди и Мэри, и я пойду с вами добровольно.

Легкое шарканье по половицам.

— Моя дорогая, о чем вы?

— Я знаю, что вы работаете с Гансом. Знаю, что вы связаны с этими анархистами, убийцами моего отца. Полагаю, у вас имеется какой-то план насчет меня, иначе вы убили бы меня прямо на месте. Что бы это ни было, я готова. Отпустите их.

Мисс Динглеби засмеялась в темноте.

— Боже-боже, какой у вас изобретательный ум! Планы на вас? У меня только один план — сохранить вас живой и невредимой. Последние несколько часов я провела, выслеживая нашего немецкого друга, как только выяснила, что он оставил свой пост на Парк-лейн. Слава богу, хоть кто-то из нас догадался захватить с собой пистолет. Или вы надеялись подкупить его своими сапфирами?

Эмили совсем забыла про сапфиры и сейчас схватилась за шею. Они были там, холодные и тяжелые, стоимостью в целое состояние. Она сомкнула на них пальцы, словно это якорь, который может удержать на месте ее мечущиеся мысли.

— Напиток! Напиток, который вы предложили мне перед балом!

— Чтобы освежить вас. Ну право же, Эмили! Что за дьявольщина на вас нашла? Отойдите, пожалуйста, в сторону, чтобы я смогла разобраться с Гансом, не боясь ранить вас.

Эмили помотала головой:

— Нет. Я видела ваш взгляд. И Эшленд сказал… когда услышал про напиток…

— Дорогая моя девочка, ты села в такую лужу! Если бы я хотела похитить тебя, зачем, ради всего святого, я бы стала отправлять тебя в Йоркшир? На месяцы! И твоих сестер. Разве я не похитила бы и их тоже? Ты несешь полную бессмыслицу.

Эмили заставила себя мыслить логически.

— Из-за моего дяди. Потому что вам требовалось заставить его думать, что опасность исходит откуда-то извне, иначе он бы вас сразу же вычислил. И остановил. — Она ахнула. — Олимпия! Сегодня вечером только он был вашей настоящей целью, верно? И убить вы собирались именно его. Вы могли всадить в него пулю, и никто бы на вас не подумал!

— Послушайте! — воскликнул Фредди.

— И что пошло не так, мисс Динглеби? Вы подумали, что я вас раскусила, и быстро изменили планы? Или Ганс не послушался вашего приказа и отправился на Итон-сквер? — Она задрала голову к сеновалу и по-немецки закричала вверх, в темноту: — Ганс? Каков был сегодняшний план на Парк-лейн?

Молчание.

— Значит, он работает на вас, — повернулась обратно Эмили. — И это была ваша идея — заманить меня сюда, пока все остальные на балу. Ваш второй план, потому что первый провалился, когда я отказалась пить ваше снадобье.

— Чепуха. Ганс! — рявкнула по-немецки мисс Динглеби. — Ты немедленно отпустишь обоих детей!

— Фрейлейн?

— Немедленно, я сказала!

Молчание, а затем:

— Нет, фрейлейн.

— Отпусти их, Ганс, — взмолилась Эмили. — У меня на шее висит целое состояние. Камни твои. Отпусти детей и получишь и камни, и меня. Они ни в чем не виноваты и не имеют к этому никакого отношения.

— Прекрати сейчас же, Гримсби!

На сеновале послышался шорох, затем удар. Мэри вскрикнула.

— Включите свет, фрейлейн! — заорал Ганс. — Сейчас же!

Помещение конюшни мгновенно осветилось тошнотворным газовым светом. Эмили, споткнувшись, отпрянула назад, но твердая рука Симпсона помогла ей сохранить равновесие. Эмили старалась удержать в поле зрения и мисс Динглеби, и сеновал…

Сеновал, где Фредди, приподнявшись, ожесточенно пытался выпутаться из веревок, а Ганс взмахнул веревкой, готовый ударить.

Где герцог Эшленд бесшумно спрыгнул со стропил и вышиб из руки ошеломленного Ганса пистолет.


В Индии и Афганистане его называли Гнев. Говорили, что такое невозможно, что это чудо, что человек такого крупного сложения не может двигаться, не шелохнув воздух, не сдвинув с места ни единого камушка. Не может прокрасться по горному проходу и убить часового так, чтобы тот не издал ни звука.

Невозможно, говорили афганцы. Он не человек. Должно быть, он дух, призрак.

Но все равно назначили за его голову цену, а затем повысили ее до немыслимой суммы. Кое-кто из приближенных к власти британцев считал, что он должен отправиться домой, пока цел, что он сделал достаточно, что никто не может вечно рассчитывать на такую удачу. Но Олимпия не согласился.

— Мы не можем обойтись без него до тех пор, пока британская армия в любой миг готова перейти в наступление, — заявил он.

А сам Эшленд? Он верил в собственную неуязвимость. Все в жизни доставалось ему естественным путем — внешность, сила, мозги, талант, красавица жена. Он зачал наследника в первую брачную ночь. Он был любимцем богов, так разве мог он пасть?

Гнев был пойман в течение следующей недели.

Но тело помнило все. Мышцы знали, как нужно хитро двигаться, как бесшумно скользить по балкам конюшни, пока не окажешься в нескольких дюймах над головой своей цели.

Как тихо лежать, дожидаясь, когда нужно будет ударить, даже если Эмили, которую он любит, готова обменять свою жизнь на жизнь его детей.

Эмили, которую он любит.

Когда до него донесся голос Эмили, невозмутимый и решительный, он подумал, что сейчас взорвется от любви к ней. Он был переполнен этой любовью, создан из нее. Включился свет, и он прыгнул.

Пистолет с грохотом упал на пол, стоило точно ударить Ганса по локтю. Эшленд обхватил его шею рукой.

— Отпустите его, Эшленд! — рявкнула мисс Динглеби.

Ганс придушенно застонал. Отпустив веревку, он вцепился могучими пальцами в руку Эшленда, но Эшленд держал его крепко. Его переполняла сверхъестественная сила — сила сражения. Сила мужчины, защищающего свое самое дорогое.

— Эшленд, осторожно! — крикнула Эмили.

— Отпустите же его, ради бога! Или я выстрелю!

— Промахнетесь, — отрезал он. Двенадцать лет назад, с целой правой рукой, он бы убил Ганса в мгновение ока. Сейчас это было сложнее — жестокая проверка силы его руки против толстой шеи Ганса. Правая рука Ганса упала, царапая куртку. Нож?

— Значит, я попаду в Ганса, и мы никогда не узнаем, кому, черт возьми, так понадобились принцессы!

— Вам! — взревел Эшленд.

— Не мне! Убейте его сейчас, и мы окажемся отброшены к началу! И что тогда будет с Эмили? Что будет с ее сестрами?

Эшленд заколебался. Верить ей или нет? Если он убьет Ганса, что сделает она? Разрядит пистолет в Эмили? Успеет ли он добраться до нее вовремя?

— Эмили, она говорит правду? — негромко спросил Эшленд.

— Не знаю! Я… — Голос Эмили звучал страдальчески.