то… Я не понимала, чего боюсь. Я знала лишь то, что если наши отношения и

развиваются слишком быстро, то я не хочу их замедлять.

— Оу. Эм. Ты так думаешь? — Я взглянула на него поверх бокала с вином,

стараясь, чтобы мой голос звучал беззаботно. Кажется, у меня это получилось.

— Вообще-то, нет, — спокойно ответил Бен, и я почувствовала облегчение. — Мне

кажется, мы с тобой просто… Да, наши отношения развиваются быстро, но с такой

скоростью, которая устраивает нас обоих. Я прав?

Я кивнула, и он продолжал:

— Вот. Поэтому я не вижу в этом никакой проблемы. Просто я хотел убедиться в

том, что не слишком напираю на тебя. Я не хочу пугать тебя шквалом своих чувств.

Говорю себе притормозить, но продолжаю так себя вести. Обычно я ненавязчив и

сдержан, но с тобой… я совсем другой.

Я таяла, как масло в микроволновке. У меня не было сил ни что-то строить из себя,

ни прятать чувства, которые не стоит выдавать столь рано.

— Мы сошли с ума? — спросила я Бена. — Ты не похож ни на кого, с кем я когда-

либо встречалась. Я думала о тебе весь день. Я… едва знаю тебя, но уже страшно скучаю.

Безумие какое-то, правда? Я не знаю тебя. Наверное, я боюсь того, что мы так быстро

воспламенимся, что вместе сгорим. Что у нас будет яркий, но скоротечный роман.

— Как сверхновая?

— Ммм?

— Звезда. Энергия, высвобождаемая при ее взрыве, равна всей энергии, излученной

солнцем за миллиарды лет. Она может быть ярче целой галактики, однако через пару

месяцев умирает.

— Да уж, — рассмеялась я. — Почти это я и имела в виду.

— Думаю, твои опасения оправданы. Я не хочу, чтобы мы своей спешкой

разрушили наши отношения. Вряд ли это возможно, но лучше поостеречься, чем потом

сожалеть. — Он замолчал, жуя и раздумывая. Когда же Бен прожевал хлеб, оказалось, что

он придумал план. — Как тебе такая мысль. Давай установим срок в… скажем, в пять

недель. Мы можем встречаться сколько нашей душе угодно, но не будем переводить наши

отношения на следующий уровень. Не будем напрягаться и забегать вперед. Давай просто

веселиться и наслаждаться компанией друг друга, не тревожась о том, быстро или

медленно развиваются наши отношения. И тогда по прошествии этих пяти недель станет

ясно, сошли мы с ума или нет. Если в конце этого срока у нас будет полное

взаимопонимание, то это здорово. Если же мы сгорим или не станцуемся, то будем

радоваться, что потеряли всего лишь пять недель.

— Не станцуемся? — засмеялась я.

41

— Не смог подобрать другого слова.

Я хохотала, а Бен в легком смущении смотрел на меня.

— Я с десяток слов могу подобрать, — отсмеявшись, сказала я и тут же вернулась к

предмету нашего разговора: — Окей. Не продвигаемся вперед. Не паникуем из-за того,

что наши отношения развиваются слишком быстро. Просто радуемся жизни. Звучит

здорово. И никаких сверхновых.

— Никаких сверхновых, — улыбнулся Бен, и мы пожали друг другу руки.

На некоторое время повисло молчание, которое прервала я:

— Мы впустую тратим наши пять недель на молчание. Мне нужно узнать о тебе

как можно больше.

Бен взял еще один кусок хлеба и намазал его маслом. Я радовалась тому, что между

нами спала напряженность. Бен настолько расслабился, что может теперь сделать себе

бутерброд.

— Что ты хочешь знать? — спросил он, откусив хлеб.

— Твой любимый цвет?

— Ты именно это горела желанием узнать?

— Нет.

— Тогда спроси то, что тебя действительно интересует.

— Всё, что угодно?

Он картинно раскинул руки:

— Всё, что угодно.

— Сколько у тебя было женщин?

Бен усмехнулся уголком рта и небрежно ответил:

— Шестнадцать.

В его голосе не было ни бахвальства, ни извинения. Циферка была выше, чем я

ожидала, и на секунду в моем сердце вспыхнула ревность. Я завидовала тем женщинам,

которые знали его так, как пока еще не знала я. Женщинам, которые в каком-то смысле

были ближе ему, чем я.

— У тебя? Сколько было мужчин? — спросил он.

— Пять.

Бен кивнул:

— Следующий вопрос.

— Ты когда-нибудь любил?

Бен снова откусил хлеба.

— Да, любил. Опыт не из приятных для меня, если честно. Было совсем… не

весело, — добавил он таким тоном, словно после долгого времени только что осознал, в

чем собственно и состояла проблема.

— Понятно.

— Ты? — спросил Бен.

— О, так вот куда всё идет. Мне лучше не задавать тех вопросов, на которые бы я

не хотела отвечать сама.

— Но так ведь будет честно?

— Согласна. Я была однажды влюблена. В университете. Его звали Брайсон.

— Брайсон?

— Ага. Не смейся над его именем. Он хороший парень.

— Где он сейчас?

— В Чикаго.

— Это хорошо. И далеко.

Я засмеялась. Официант принес наш заказ. Он поставил тарелки перед нами и

предупредил, чтобы мы к ним не прикасались, так как они горячие. Я, конечно же, до

своей дотронулась. Не такая уж она была и горячая. Бен глянул на мою тарелку, затем —

на свою.

42

— Поделишься со мной, если я поделюсь с тобой? — спросил он.

— Запросто, — подвинула я к нему свое блюдо.

— Нам осталось только с одним разобраться, — сказал Бен, протягивая вилку к

моим фузилли8.

— С чем же?

— Если мы не собираемся в течение пяти недель переводить наши отношения на

следующий уровень, то, нам, наверное, следует загодя решить, когда мы будем спать

вместе.

Своими словами он застал меня врасплох, так как я надеялась провести эту ночь с

ним, а потом сделать вид, что изначально это в мои намерения не входило. Хотела списать

всё на порыв страсти.

— Что ты предлагаешь? — поинтересовалась я.

Бен пожал плечами.

— Полагаю, у нас есть только два варианта: сделать это сегодня или по окончании

пяти недель. Иначе напряжения не избежать, и, в конце концов, мы чего-нибудь учудим…

— На его губах заиграла улыбка. Он прекрасно знал, что делает. И прекрасно знал, что я

это понимаю.

— О. Ну ладно. Давай не будем ничего усложнять и сделаем это сегодня?

Улыбнувшись уголком рта, Бен победно выбросил в воздух кулак:

— Да!

Было приятно ощущать себя настолько желанной, что от одной мысли об этом

мужчина так радуется. Тем более что я и сама не могла этому нарадоваться.

Остаток ужина прошел в спешке. Или мне так показалось, потому что после нашего

решения меньше всего я думала о еде. Бен поцеловал меня перед тем, как мы сели в

машину. И всю обратную дорогу держал ладонь на моей ноге. Чем ближе подъезжали мы

к дому, тем выше поднималась его рука. Я ощущала каждый миллиметр его ладони. Моя

кожа горела под его пальцами.

Как мы добрались до двери одетыми, я не знаю. Бен начал целовать меня еще на

дорожке перед домом, и если бы я не была приличной девочкой и не прекратила это, то

всё случилось бы прямо у него в машине.

Мы взбежали по лестнице, и когда я вставляла ключ в замок, Бен стоял у меня за

спиной, сжимая ладонью мою ягодицу и шепча в ухо, чтобы я поторопилась. Его горячее

дыхание обжигало мне шею.

Дверь распахнулась, и, схватив Бена за руку, я рванула в спальню. Я упала на

постель, и мои лодочки со стуком шлепнулись на пол. Бен накинулся на меня с

поцелуями, вжимая в постель и сдвигая своим телом вверх, к подушкам. Я пылко отвечала

на его поцелуи, обхватив за шею руками. Потом прямо в платье скользнула под одеяло, и

Бен, разувшись, присоединился ко мне. Всю нашу сдержанность, проявленную прошлой

ночью, смело неистовой страстью. Разум отключился. Я настолько потеряла голову, что

даже не беспокоилась о том, не покажусь ли толстой, и куда деть руки. Горел свет. Я

никогда не оставляю свет включенным. Но сейчас я даже не заметила этого. Я просто

двигалась. На чистых инстинктах. Я хотела всего его, полностью, без остатка, и не могла

от него оторваться. Я чувствовала себя с ним такой живой!

ИЮНЬ

Понадеявшись на то, что Сьюзен еще находится в отеле, я прошу Анну отвезти

меня туда и звоню свекрови из вестибюля. Я хочу лишить ее возможности дать мне

8 Фузилли — макароны.

43

отворот-поворот, и понимаю, что правильно поступила. Ее тон ясно показывает, что будь

у нее такая возможность, она бы избежала встречи со мной. Анна идет в бар, а я

отправляюсь на лифте в 913-й номер.

При приближении к двери Сьюзен у меня начинают потеть ладони. Я не знаю, как

убедить ее, как отстоять пожелания Бена и донести их до его матери. Я вдруг понимаю,

что хочу понравиться свекрови. Если не брать в расчет всего, что случилось в последнее

время, эта женщина вырастила и воспитала моего мужа. Она создала его из ничего, и в

глубине души я люблю ее за это. Но я не могу забыть о том, что случилось. Каждое

мгновение каждого дня смердит случившимся. Оно не случилось и прошло. Оно

происходит сейчас.

Я тихо стучу в дверь, и Сьюзен сразу же ее открывает.

— Здравствуй, Элси, — говорит она.

На ней облегающие темные джинсы с широким ремнем и серая рубашка под

коричневой кофтой. Она выглядит моложе своих шестидесяти — подтянутой, здоровой,

но, несмотря на это, убитой горем. Сьюзен плакала — это видно. Волосы не чесаны и не

уложены. На лице нет макияжа. Она выглядит измученной.

— Здравствуй, Сьюзен, — отвечаю я, заходя в номер.

— Чем я могу тебе помочь?

Ее номер больше походит на просторную квартиру. Тут есть огромный балкон.

Гостиная выдержана в кремовых тонах. Ковер на вид так мягок, что боишься на него

ступить в туфлях, но я не чувствую себя достаточно комфортно, чтобы как у себя дома

разуться. У меня сложилось впечатление, что Сьюзен хочет, чтобы я ходила вокруг нее на

цыпочках и извинялась за само свое существование. Даже ее ковер будто взывает к тому

же.

— Я… — начинаю я и замолкаю. Не знаю, следует ли мне в подобной ситуации

начать издалека или лучше сразу перейти к насущному вопросу. Как можно сразу к нему

перейти, когда этот «насущный вопрос» — останки твоего собственного мужа? Останки

ее сына? — Я встречалась сегодня утром с мистером Павликом, — наконец произношу я.

Достаточно близко к делу, но не прямо в лоб.

— Хорошо.

Сьюзен стоит у дивана. Она не садится и не приглашает сесть меня. Свекровь не

хочет, чтобы я здесь задерживалась, а я не знаю, как этот разговор сделать коротким. В

итоге, я решаю просто сказать всё, как есть:

— Бен хотел быть похороненным в земле. Мне казалось, мы обсудили этот вопрос.

Сьюзен слегка меняет позу, расслабленно, небрежно, словно этот разговор не

особенно важен для нее, словно он не пугает ее так же, как пугает меня. И я понимаю, что

она не собирается выслушивать меня. Она спокойна, так как знает, что в конечном итоге

всё будет по ее.

— Ближе к делу, Элси, — говорит она, проводя ладонями по длинным каштановым

волосам. Седина у макушки едва видна и заметна, если только смотреть на нее вблизи.

— Мистер Павлик сказал, что тело Бена кремируют.

— Верно, — кивает свекровь, ничего не объясняя. Ее непринужденный тон,

лишенный эмоций, волнения, боли начинает меня раздражать. Ее самообладание и

спокойствие будто плевок мне в лицо.

— Он не этого хотел, Сьюзен. Я говорю вам, что он хотел другого. Для вас это

совсем неважно? — Я пытаюсь быть вежливой с матерью любимого мной мужчины. —

Вам безразлично, чего хотел Бен?

Сьюзен скрещивает руки на груди и переносит вес с ноги на ногу.

— Не надо говорить мне о моем собственном сыне, ладно, Элси? Я воспитала его.

Я знаю, чего он хотел.