встретил тебя, и не можешь наказывать меня за то, что Эмбер…

— Не произноси при мне ее имени!

— Это ерунда какая-то! Если бы ты знала, что я думаю о тебе и что думаю о ней, то

не делала бы из мухи слона. — Он давился словами оттого, что в рот ему попадали капли

дождя.

— И что это значит? Тебе не кажется, что если бы ты был на моем месте, то…

— То я бы ревновал, да. При мысли о том, что другой парень прикасается к тебе,

или ты… прикасаешься к нему. Да. Я бы ревновал.

— Видишь?

— Но я бы не бросил тебя в ресторане посреди ужина, оставив переживать.

— Да ладно тебе. Ты и не переживал.

— Переживал, Элси. Очень.

— Из-за чего? Что, по-твоему, могло случиться?

— Не знаю! — воскликнул он, снова повысив голос.

Я так замерзла. Дождь так шумел.

— Я подумал, что, может быть, между нами всё…

— Кончено?

— Я не знаю!

— Ничего не кончено. То, что я расстроилась, не значит, что я не хочу…

Мне вдруг захотелось обнять его и убедить в том, что я никуда не уйду. Меня так

тронула его беззащитная открытость, что я еле сдержалась. Я вытянула руку и

улыбнулась.

— И потом, мы не можем расстаться еще несколько недель.

Бен не улыбнулся.

— Это не смешно, — ответил он. Его плечи опустились, по ним хлестал дождь. —

Я не хочу тебя потерять.

Посмотрев ему прямо в глаза, я сказала ему то, что к моему удивлению, он еще не

знал:

— Бен Росс, я не оставлю тебя.

Прежде чем я успела договорить, Бен закрыл мой рот поцелуем. Мокрым от дождя

и небезупречным: мы стукнулись зубами, и засаднила губа. Но в это мгновение я поняла,

что Бен меня любит. Я почувствовала это. Почувствовала, что он любит меня по-

настоящему, необузданно и неудержимо, когда в душе не только радуги и бабочки, но и

59

страх. Я ощущала этот страх в его поцелуе и ощущала в нем отчаянное облегчение. Это

кружило голову. Теперь я уже не чувствовала себя одинокой. То, что мы испытывали друг

к другу, не только меня, но и его заставляло совершать всякие глупости.

Бен отстранился через долгие мгновения, но всё же слишком скоро. Я чуть не

позабывала, что мы находимся на улице, под дождем.

— Прости, — извинился он, притрагиваясь большим пальцем к своей пораненной

губе.

— Это ты меня прости.

Достав из куртки салфетку, я промокнула кровь на его губе. Бен обхватил мое

запястье, отвел мою руку в сторону и снова меня поцеловал, в этот раз нежно.

— Ты невероятно сексуальна. — Выудив из кармана мобильный, он нажал на

несколько кнопок и произнес: — Здравствуйте, это голосовая почта Бена Росса.

Пожалуйста, оставьте мне сообщение, и я вам перезвоню. Если вы звоните узнать, чем я

буду заниматься сегодня вечером, то я буду занят. И не стоит спрашивать, чем. Я занят и

точка. С этих пор я буду занят всегда. — Бен нажал на отбой и посмотрел на меня.

— Это было не обязательно, — сказала я.

Бен улыбнулся.

— Я действительно очень надеюсь на то, что она перестанет мне звонить. — Он

вынул парковочный талон. — Ей больше ничего не обломится. Я по уши влюбился в

другую.

Я засмеялась.

Бен протянул талон парковщику.

— Кстати, другая — это ты, — пояснил он, накрыв мою голову курткой, чтобы

защитить от дождя.

— Я догадалась.

— Ты еще хочешь есть? — спросил он. — Я — да, но в этот ресторан мы ни за что

не вернемся.

ИЮНЬ

«Здравствуйте, это голосовая почта Бена Росса. Пожалуйста, оставьте мне

сообщение, и я вам перезвоню. Если вы звоните узнать, чем я буду заниматься сегодня

вечером, то я буду занят. И не стоит спрашивать, чем. Я занят и точка. С этих пор я буду

занят всегда».

«Здравствуйте, это голосовая почта Бена Росса. Пожалуйста, оставьте мне

сообщение, и я вам перезвоню. Если вы звоните узнать, чем я буду заниматься сегодня

вечером, то я буду занят. И не стоит спрашивать, чем. Я занят и точка. С этих пор я буду

занят всегда».

«Здравствуйте, это голосовая почта Бена Росса. Пожалуйста, оставьте мне

сообщение, и я вам перезвоню. Если вы звоните узнать, чем я буду заниматься сегодня

вечером, то я буду занят. И не стоит спрашивать, чем. Я занят и точка. С этих пор я буду

занят всегда».

Я прослушиваю это сообщение снова и снова, пока в сознании не отпечатывается

малейшая смена интонации, кратчайшая пауза. Пока я не начинаю слышать его в голове,

даже когда оно обрывается. А потом снова набираю номер.

Однако в этот раз мне отвечает не голосовое сообщение. Трубку снимает Сьюзен.

— Элси! Господи, перестань звонить! Оставь меня в покое. Это уже невыносимо.

Его похоронят в земле! Как ты и хотела. Хватит звонить.

— Эм… — ошарашенно выдавливаю я, не зная, что на это ответить.

— Прощай, Элси!

60

Она нажимает на отбой.

Я сижу потрясенная, бездумно таращась в потолок. Сьюзен могла бы выключить

звонок. Могла бы выключить мобильный. Но она не сделала этого. Вместо этого она

предпочла наорать на меня.

Я опять набираю номер Бена.

— Черт тебя подери! — отвечает свекровь.

— Хотите сидеть там и делать вид, что знали о своем сыне абсолютно всё —

валяйте. Живите, обманываясь, если вам это нравится. Только не надо при этом

указывать, что делать мне. Я — его жена. Он целых полгода боялся рассказать вам обо

мне. Он полгода приходил в ваш дом, желая рассказать о том, что полюбил, и полгода не

делал этого, так как думал, что вам слишком тяжело, чтобы выдержать еще и это. Так что,

да, он скрыл от вас наши отношения. И я позволила ему это сделать, потому что любила

его. Хотите злиться на него? Злитесь! Мне уже плевать на это, Сьюзен. Но я потеряла

мужа и буду звонить ему на мобильный, пока мне это не осточертеет, потому что я скучаю

по его голосу. Если вам это не по душе, то у вас есть только один выбор: отключите

телефон.

Свекровь с минуту молчит. Мне хочется нажать на отбой, но вместе с тем хочется

услышать, что она скажет.

— Мне забавно слышать, что ты считаешь, будто полгода — это долгий срок, —

произносит она и вешает трубку.

Я в ярости вылетаю из спальни и в спешке обуваюсь. Анна спрашивает, куда я, и я

отвечаю, что позже позвоню. Ярость гонит меня за дверь, в июньскую жару, на которой я

и застываю как вкопанная.

Я стою за порогом, не совсем осознавая, что чувствую и что мне делать. Я стою там

долгое время, затем разворачиваюсь и возвращаюсь в дом. От этого невозможно сбежать.

И невозможно остыть.

— Мне нужно выбрать, в чем я завтра пойду, — говорю я Анне.

— Не нужно, — отвечает она. — Я подобрала тебе одежду. Не думай об этом.

— И что я надену? — с благодарностью и смятением смотрю я на подругу.

— Я попыталась найти идеальный баланс между благопристойностью и

сексуальностью, поэтому ты наденешь черное платье с длинными рукавами и туфли-

лодочки. И еще я купила тебе это.

Анна вытаскивает что-то из-под дивана. Мне приходит в голову, что он все эти дни

служит ей кроватью, когда я сама не болтаюсь на нем, избегая своей постели.

Подруга подходит ко мне и протягивает коробку. Я ставлю ее перед собой и

открываю крышку. В коробке лежит черная шляпка с короткой прозрачной вуалью.

Безрадостный подарок. Подарок, за который искренне не поблагодаришь, и про который

не скажешь, что всегда о нем мечтал. Но каким-то образом он заполняет крохотный

кусочек пустоты, зияющей в моем сердце.

Я медленно и осторожно достаю шляпку из коробки. Шуршит оберточная бумага.

Опустив коробку на пол, я надеваю шляпку и взглядом прошу подругу поправить ее на

мне, чтобы та села правильно. Потом иду в ванную и смотрю на себя в зеркало.

Впервые со смерти Бена я выгляжу как вдова. Впервые с тех пор, как я его

потеряла, я узнаю человека в зеркале. Вот она я. Убитая горем. Подавленная. Овдовевшая.

Я чувствую облегчение, видя себя такой. Я ощущала себя настолько неуверенной в своем

вдовстве, что теперь меня успокаивает то, что я всё-таки похожа на вдову. Мне хочется

побежать к Сьюзен и сказать: «Посмотри на меня! Разве я не выгляжу как женщина,

потерявшая мужа?». Если я буду так выглядеть, то все мне поверят.

Анна стоит за моей спиной. Ее плечи поникли, руки сцеплены, пальцы

переплетены. Она переживает, не ошиблась ли, подарив мне подарок из тех, которые

никто бы не хотел получить. Я поворачиваюсь к ней, снимаю шляпку и опускаю ладонь

на плечо подруги:

61

— Спасибо, — благодарю я, ощущая, что сейчас совсем не нуждаюсь в ее плече,

как в опоре. — Она прекрасна.

Опустив голову, Анна поводит плечами:

— Ты уверена? Это не перебор? Не слишком… макабрически?

Я не знаю, что означает слово «макабрически»10, поэтому лишь качаю головой.

Чего бы плохого Анна не думала об этом подарке, она ошибается. В нынешних

обстоятельствах мне очень нравится эта шляпка.

— Ты такая подруга, какой я никогда… — Я давлюсь словами, не в силах взглянуть

Анне в глаза. — Никто не заслуживает такой чудесной подруги, как ты. Кроме, может

быть, тебя самой.

Анна улыбается и, воспользовавшись моей минутной сменой настроения, игриво

шлепает меня ладонью по попе:

— Вот люблю я тебя, детка, что ж поделать. Всегда любила.

— Может, примерить всё остальное? — спрашиваю я, внезапно загоревшись

поиграть в старую как мир игру в переодевалки. Мы с Анной часто играли в нее в

университете. Каждая из нас скрывалась в ванной, пытаясь придумать для другой самый

нелепый наряд. Сейчас всё иначе. Всё намного-много печальнее. Однако… жизнь сама

привела нас с Анной к такого рода переодевалкам.

— Давай. Я подожду тебя здесь.

Я бегу в спальню и вижу, что Анна уже подготовила для меня и платье, и туфли.

По-быстрому надеваю платье, а потом натягиваю черные колготы, чтобы дополнить

ансамбль и поубавить сексуальности, привнесенной в костюм шляпкой с вуалью и

обнаженными ногами.

— Подобающе быть сексуальной вдовой? — кричу я Анне, надевая вторую туфлю.

— Ни одной такой не видела, — смеется подруга.

Полностью одевшись, я выхожу из спальни и поскальзываюсь на шпильке. У меня

подворачивается нога, и я падаю прямо на задницу. Анна долгую секунду смотрит на

меня, не зная, что предпринять. Не зная, заплачу я или рассмеюсь. Наверное, она застыла,

перепугавшись, что я зарыдаю. Здесь точно есть из-за чего расплакаться, но мне

совершенно не хочется плакать. Глядя на Анну, я чувствую, как внутри меня зарождается

смех. Чувствую, как он поднимается, а затем и прорывается наружу. Меня трясет от

хохота.

— Боже, — произношу я сквозь слезы. — Оу!

Анна тоже громко хохочет.

— Бва-ха-ха-ха-ха-ха! — угорает она и плюхается рядом со мной на пол. — Не

знаю почему, — выдыхает подруга, — не знаю почему, это так смешно.

— Ужасно смешно, — соглашаюсь я.

Если бы ее не было рядом, я бы уже перестала смеяться, но слыша ее смех, не могу

остановиться. Я хохочу дико и неудержимо. Громко и свободно. Когда же наконец

успокаиваюсь, в голове у меня легкая пустота.

— Оооох, — вздыхаю я, отсмеявшись. Как же хорошо. От смеха всё внутри

подрагивает.

Я натыкаюсь взглядом на зеркало и вспоминаю, почему оказалась здесь. На полу, в

полдень пятницы, во всем черном. Бена больше нет. И ненавижу себя за свой смех.

Ненавижу за то, что забыла — пусть всего лишь на десять секунд — мужчину, которого

потеряла.

Анна сразу улавливает смену моего настроения. Перерыв в нашем горе закончился,

и я снова нуждаюсь в поддержке. Она поднимается с пола, отряхивает попу и подает мне