недель. Мини-сериалы и то длятся дольше.

Я всё еще не получила свидетельство о браке и никому об этом не говорю. Каждый

день я спешу с работы домой, надеясь, что оно ждет меня в почтовом ящике, и каждый

день с разочарованием нахожу лишь кучу предложений кредитных карт и купонов. Никто

не уведомил госбанки о смерти Бена. Если бы меня душевно не изматывало что-то другое,

то я бы точно сорвалась из-за этого. Представьте, каково это — страдающей из-за смерти

мужа женщине ежедневно находить в почтовом ящике конверты с его именем. К счастью,

Бен всегда мысленно со мной и напоминание о нем не приведет к нервному срыву. Я ни

на секунду о нем не забываю.

Я где-то читала о том, что нужно быть поосторожнее с «триггерами»14 — тем, что

может внезапно напомнить вам о вашей потере. К примеру, если бы Бен обожал корневое

14 В психологии — событие, вызывающее у человека внезапное репереживание психологической травмы.

80

пиво15, то в универсамах я должна была бы обходить стороной отделы с газированными

напитками. А если бы я неожиданно увидела корневое пиво в магазине со сладостями и

разрыдалась прямо на людях, то это и был бы мой так называемый «триггер». Вся штука в

том, что не корневое пиво напоминает мне о Бене. Мне о нем напоминает абсолютно всё.

Стены, пол, потолок, белое, черное, коричневое, слоны, мелочь, трава, мрамор, игра в

кости. Всё. Моя жизнь — сплошной «триггер». Я достигла критической точки скорби. Так

что нет, мне нет нужды остерегаться каких-то там триггеров.

Я продолжаю функционировать — вот в чем суть. Перебираюсь изо дня в день, не

ощущая себя так, что до ночи не доживу. Проснувшись, знаю, что сегодняшний день

будет точь в точь таким же, как прошедший — лишенный искреннего смеха или

сердечной улыбки, но не смертельный.

Потому услышав в субботу в одиннадцать утра звонок в дверь и глядя в дверной

глазок, я думаю: «Черт возьми, почему меня никак не оставят в покое?»

Она стоит за моей дверью в черных леггинсах, черной рубашке и сером вязаном

безразмерном жилете. Ей, блин, шестьдесят уже! Почему она выглядит лучше меня?

— Доброе утро, Сьюзен, — приоткрыв дверь, говорю я, пытаясь не выдать голосом,

как неприятно мне ее видеть.

— Доброе. — Всего одно слово, а у меня возникает ощущение, будто на моем

пороге стоит совсем не та женщина, с которой я виделась два месяца назад. — Можно мне

войти?

Я жестом приглашаю Сьюзен в дом, но остаюсь стоять у двери. Не знаю, надолго

ли она пришла и не хочу ставить ее в неловкое положение, если она заглянула всего на

пару секунд.

— Мы можем поговорить? — спрашивает Сьюзен.

Я провожу ее в гостиную, и когда она садится, понимаю, что должна предложить ей

чего-нибудь попить. Интересно, так во всех странах принято делать или только у нас? Это

же глупость какая-то.

— Вы хотите чего-нибудь выпить?

— Вообще-то я хотела пригласить тебя на ланч, — говорит свекровь.

На ланч?

— Но сначала отдам то, что тебе принесла.

Она снимает с плеча сумочку, кладет на колени и достает из нее бумажник. Не

просто какой-то там бумажник, а тот самый. С кожей, потертой в тех местах, где его

касались пальцы моего мужа, и слегка помятый от ношения в заднем кармане джинсов.

Сьюзен протягивает его мне, наклонившись вперед, и я беру его в руки с бережностью,

достойной картины Ван Гога.

— Я должна извиниться перед тобой, Элси. Надеюсь, ты меня простишь. Моему

поведению нет оправданий. То, как я говорила с тобой… моя холодность к тебе жестока и

непростительна. Я так плохо отнеслась к тебе, что… Мне стыдно за себя.

Я поднимаю на нее взгляд, и она продолжает:

— Я крайне разочарована собой. Если бы к моему сыну кто-то отнесся так же, как я

отнеслась к тебе, я бы его убила. Я не имела на это никакого права. Я просто… надеюсь,

ты сможешь понять, что такой меня сделало горе. Моя боль и так была невыносима.

Принять то, что мой единственный ребенок не смог рассказать мне о тебе… я была не в

состоянии. Не в тот момент. Я говорила себе, что ты или сумасшедшая, или лжешь, или…

винила тебя. Ты была права, сказав, что я ненавижу тебя, потому что больше ненавидеть

мне некого. Ты была права. Я поняла это сама, потому и пыталась… хотела наладить

наши отношения, но не смогла. У меня не было сил на доброту. — Она умолкает на

несколько секунд, а потом поправляется: — На порядочность.

15 Корневое пиво — газированный напиток, обычно изготовленный из коры дерева Сассафрас.

Производится двух видов: алкогольное и безалкогольное.

81

Сьюзен смотрит на меня со слезами на глазах, печально и с глубоким раскаянием.

Плохо дело. Теперь я даже не могу ее ненавидеть.

— В этом ужасно признаваться, но я просто… я хотела, чтобы ты была так далеко

от меня и Бена, насколько это только возможно. Наверное, мне казалось, что если ты

уйдешь, то я смогу справиться с потерей сына и мне не придется признаваться себе в том,

что в какой-то степени я потеряла его задолго до того, как он умер. — Она опускает

взгляд на свои колени и качает головой. — Я пришла сюда не за тем, чтобы говорить об

этом. Неважно. Я хотела, чтобы у тебя был его бумажник и это.

Сьюзен достает из сумочки обручальное кольцо Бена.

Я ошибалась.

Триггеры есть у всех.

По моим щекам текут слезы.

Я надевала это кольцо Бену на палец дрожащей рукой, в то время как он был

спокоен и недвижим как скала. Любуясь им на следующий день, я думала о том, что знать

не знала, насколько сексуально обручальное кольцо смотрится на пальце мужчины, когда

это кольцо — моё, когда я сама его надела на этот палец.

Сьюзен обнимает меня, пересев ко мне на диван. Она кладет кольцо в мою левую

руку и сжимает вокруг него мои пальцы.

— Тшш, — утешает она меня, — всё хорошо.

Сьюзен опускает свою голову на мою, уткнувшуюся в ее грудь. Она пахнет

сладкими цветочными дорогими духами. Пахнет так, словно лет сорок пользовалась

этими духами, и этот аромат просочился в нее. Стал ее собственным. Она теплая и мягкая,

ее жилетка впитывает мои слезы, забирая их у меня и оставляя на ней. Слезы не

останавливаются, и я не знаю, остановятся ли когда-нибудь. Я чувствую кольцо в своей

вспотевшей ладони. Мои пальцы до боли крепко сжимают его. Я расслабляюсь,

прижавшись к Сьюзен. Надрывно и взахлеб рыдаю у нее на груди. Успокоившись же,

осушив наконец свои слезы, я не отстраняюсь. И Сьюзен продолжает меня обнимать.

— Он любил тебя, Элси. Я знаю это. Мой сын никогда не был склонен к

романтизму, однако вряд ли ты согласишься со мной в этом, потому что с тобой он был

самым настоящим романтиком.

— Я любила его, Сьюзен, — отвечаю я, всё еще не двигаясь. — Я так сильно его

любила.

— Знаю. Он оставил в бумажнике предложение руки и сердца. Ты знала об этом?

Я выпрямляюсь, и Сьюзен протягивает мне листок бумаги.

«Элси, давай проведем наши жизни вместе, — читаю я. — Давай родим детей и

купим дом. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной, когда я буду достигать того, к чему

стремлюсь, и когда не буду получать желаемого, чтобы ты была со мной рядом, когда я

буду падать и снова подниматься. Я хочу видеть, как расстилается перед тобой каждый

новый день. Хочу быть твоим и чтобы ты была моей. Ты выйдешь за меня замуж? Выходи

за меня замуж!»

Бен не так делал мне предложение, но приятно осознавать, что он готовился и

волновался, не зная, как лучше попросить моей руки. Этот листок — доказательство

одной из его попыток. Ну и почерк у него тут!

— Я нашла это в его бумажнике. Тогда-то я и поняла: нравится мне это или нет, ты

и правда была в жизни Бена. И он безумно тебя любил. То, что он не рассказал мне о тебе,

не значит, что он тебя не любил. Мне пришлось не раз себе это повторить, чтобы в конце

концов принять. В любом случае, эти вещи должны остаться у тебя. Он бы этого хотел. —

Улыбнувшись, Сьюзен берет меня, как ребенка, за подбородок. — Я горжусь своим сыном

за то, что он так сильно тебя любил. Не знала, что он способен на такую любовь.

Меня греет мысль о том, что, возможно, Сьюзен тоже могла бы меня полюбить. На

самом деле, я даже ошеломлена тем, насколько мне эта мысль приятна. Однако сидящая

рядом новая Сьюзен мне незнакома, и я чувствую замешательство. В глубине души я

82

частично готова к тому, что свекровь просто ждет, когда я ей полностью откроюсь, чтобы

хорошенько дать мне под дых.

— Мне бы хотелось узнать тебя поближе, — говорит она. — Если ты не против.

Мне, конечно, следовало позвонить перед приходом, но я подумала… — она тихо

смеется, — подумала, что на твоем месте послала бы себя куда подальше, и решила тебе

такой возможности не давать.

У меня тоже вырывается смешок. Я не понимаю, что происходит, и не знаю, как

реагировать на это.

— Так я могу пригласить тебя на ланч? — спрашивает Сьюзен.

— Не знаю, — снова смеюсь я. От слез у меня опухли глаза, да и душ я еще не

принимала.

— Я пойму, если ты попросишь меня уйти, — замечает Сьюзен. — Если

посмотреть на ситуацию с твоей стороны, я вела себя отвратительно. Ты меня совсем не

знаешь, но могу тебя заверить: если я осознаю, что была неправа, то делаю всё возможное,

чтобы загладить свою вину. Я неделями думала об этом и не находилась бы сейчас здесь,

если бы не была готова всё исправить. Я, правда, очень хочу узнать тебя получше, и мне

хотелось бы… начать всё сначала.

Она произносит последние слова с вдохновением. Так, словно «начать всё

сначала» — здравая мысль, и многие именно так бы и поступили. И благодаря ее

уверенности я чувствую, что, может быть, это действительно возможно. Может быть, это

только кажется сложным, а на самом деле — легко. Мы просто-напросто начнем всё

сначала. С чистого листа.

— Да, — соглашаюсь я, — можно попробовать.

Сьюзен кивает.

— Прошу, прости меня, Элси.

— И вы меня. — Только произнеся эти слова, я понимаю, что сказала их искренно.

Мы с минуту сидим молча, думая об одном и том же. У нас получится? Мы сможем

наладить отношения? Сьюзен, видимо, убеждена, что сможем, и решительно настроена

этого добиться.

— Ладно, — говорит она, — берем себя в руки и на выход.

— По части «взять себя в руки» вы намного умелее меня.

— Это приобретенное качество. И чисто поверхностное. Бегом в душ! Я тебя здесь

подожду. Обещаю, по вещам шарить не буду. — Она клятвенно поднимает руки.

— Хорошо, — встаю я. — Спасибо, Сьюзен.

Она кивает.

Я иду в ванную и, прежде чем прикрыть за собой дверь, сообщаю ей, что она может

сколько угодно шарить по моим вещам.

— Окей! Но ты можешь об этом пожалеть! — отзывается она.

Улыбнувшись, я включаю душ. Намыливая голову, я думаю обо всем том, что мне

хотелось высказать Сьюзен все эти недели. О том, какую боль она мне принесла. Как

неправа она была. Как плохо она знала своего собственного сына. Какое бессердечие она

выказала. Но теперь она здесь, и это совершенно другой человек. Не стоит ворошить

прошлое.

Я одеваюсь и выхожу в гостиную. Сьюзен сидит на диване, ожидая меня. Не знаю,

каким образом, но ей удалось улучшить мне настроение.

Мы едем в ресторан, который она нашла по интернету.

— Я прочитала, что это уединенное местечко и что там прекрасные десерты. Ты не

против?

— Конечно, нет. Никогда не откажусь побывать там, где еще не была.

Разговор, не касающийся Бена, идет не так гладко. Временами повисает неловкое

молчание, но, думаю, мы обе понимаем, что это нормально.

83

Я рассказываю Сьюзен о том, что работаю в библиотеке. Она отвечает, что любит