что напечатанными, поэтому они еще долго останутся свежими.

104

— Да елки-палки! Книги — не пирожки, которые нужно раскупать горяченькими.

И они не портятся! — Я взяла одну книгу из его стопки. На ее обложке девочка-подросток

стояла рядом с чем-то, похожим на сокола-переростка. — Ты, правда, такое читаешь?

— Давай проведем маленький эксперимент, — предложил Бен. — О чем «Анна

Каренина»?

— О замужней аристократке, которая влюбляется в графа, но не может позволить

себе…

— Ты меня усыпляешь первыми же словами. А знаешь, о чем этот роман? —

спросил он, выхватив у меня из руки книгу с соколом на обложке. — О детях, которые по

природе своей полулюди-полуптицы, — объявил он таким тоном, будто одно это говорит

само за себя. — Эта книга лучше той.

— Ты даже не пробовал начать читать «Анну Каренину». Это невероятно

трогательная история.

— Уверен в этом. Но я люблю, чтобы действие в книгах происходило в мире, где…

— «В мире, где» что?

— Ну, в мире, где, к примеру, любовь считают болезнью. В мире, где

правительство выбирает за тебя твою будущую семью. В мире, где общество избавилось

от болезней и страданий. Люблю такое.

— Последняя — это «Дающий»21? — спросила я. — Ты же о ней говоришь?

— Если ты сейчас скажешь мне, что тебе не нравится «Дающий», то между нами

всё кончено, — заявил Бен. — Я бескомпромиссен в отношении тех, кто не оценил эту

вещь.

Улыбнувшись, я подхватила из стопки его экземпляр «Дающего». Открыла и

понюхала страницы.

— Ну не знаю… — поддразнила я его. — Попахивает затхлостью.

— Эй! — возмутился Бен, пытаясь отобрать у меня книгу, а потом, морщась,

застонал — видно, спину прострелило болью.

Я взяла со стола ключи и потребовала:

— Вставай-ка. Мы идем к врачу.

— Никуда мы не идем, пока ты не признаешься в том, что тебе нравится

«Дающий», — проворчал Бен.

Я опустилась перед ним на колени, чтобы помочь подняться, и с нежностью

ответила:

— Мне он очень нравится.

Бен улыбнулся и, охнув, поднялся.

— Я знал это, — безмятежно сказал он. — А хочешь узнать мой секрет?

Я кивнула.

— Ради тебя я бы пошел на компромисс. — И, чмокнув меня в щеку, он позволил

мне помочь ему дойти до машины.

СЕНТЯБРЬ

К полудню мы упаковываем большую часть вещей Бена, оставив спальню

напоследок. Подхватив коробки, мы туда и направляемся.

21 Речь идет о книге Лоиса Лоури «Дающий» («The Giver»). Главный герой этой книги Джонас живет в мире,

который можно назвать идеальным. В этом мире нет болезней, войн и конфликтов между людьми. Каждый

работает там, где он лучше всего может реализовать свои таланты. И только двум людям суждено знать,

какую цену приходится платить за эту гармонию: старику и мальчику-подростку, которому он передает свои

знания.

105

Кинув коробки на кровать, я осматриваю комнату. Я могу это сделать. Могу. Могу.

Могу. А если не смогу, то это сделает за меня Сьюзен. Так что мы по-любому с этим

расправимся.

— Ну что. Поехали?

Сьюзен открывает комод и начинает забрасывать вещи в коробки.

Понаблюдав за тем, как рубашки и джинсы покидают свое законное место, я тоже

принимаюсь за дело. Я достаю из шкафа одежду Бена вместе с вешалками. Никто не

осознает, насколько мертвой смотрится висящая на вешалках одежда, пока человек,

которому она принадлежит, не умирает сам. В общем, я не трачу время на то, чтобы снять

вещи с вешалок. Я просто кидаю их сразу в коробки к остальной одежде. Я заканчиваю со

шкафом и прикроватной тумбочкой Бена до того, как Сьюзен успевает очистить комод. Ее

лицо спокойно, и по нему не скажешь, что творится у нее в душе, но я замечаю, как она

нюхает одну из рубашек Бена, прежде чем положить ту в коробку. И она видит, что я ее

подловила.

— Мне хотелось узнать, пахнет ли еще что-то им, — оправдывается она. — Я уже

почти не помню его запах.

— Мне кажется, те вещи все пропахли мной, — говорю я.

— О, — смеется она. — Это всё объясняет.

Я на секунду задумываюсь, хватит ли у меня духу поделиться со Сьюзен тем, что у

меня осталось от Бена. Хватит.

— Подождите секундочку, — прошу я. Достаю засунутую в пакет подушку Бена,

развязываю пакет сверху и протягиваю Сьюзен. — Понюхайте.

Она с сомнением глядит на меня, но затем наклоняется, опуская нос в пакет.

— Это он. Боже. Это его запах.

Ее веки закрываются, по щекам текут слезы. И я впервые вижу, как Сьюзен

позволяет себе поплакать.

МАЙ

Мы целый день просидели в приемной у врача на неудобных стульях, рядом с

людьми, больными всякими заразными болячками. Бен тысячу раз повторил, что нет

никакой необходимости идти на прием. Однако врач, когда мы все-таки к нему попали,

обеспокоился тем, что Бен так легкомысленно отнесся к случившемуся. Ушли мы с

рецептом на викодин.

Дома Бен позвонил в китайский ресторан и сделал обычный свой заказ, только я

слышала, что он попросил и белый, и коричневый рис. Мне вспомнилось, как на первом

нашем свидании он сказал, что заказ риса двух видов будет означать конец

романтическим отношениям, однако на душе у меня потеплело. Мы с Беном как единое

целое. Каждый из нас знает, чего хочет другой. Знает, что нужно другому. Мы знаем,

когда стоит поспорить, а когда — пойти на компромисс. Мы не пытались подстраиваться

друг под друга, чтобы произвести хорошее впечатление. Не тянули время, чтобы

посмотреть, подходим ли друг другу. Мы стремглав и с головой окунулись в чувства и

отношения, и вот они мы — одна из тех самых пар, что не парится по поводу всяких

глупостей и пунктиков своей второй половины. Я люблю коричневый рис, Бен — белый.

Мы заказываем оба. Всё прозаично и буднично. Новизна ушла, и то, с чем мы остались

просто… потрясающе.

Коробки Бена, предназначавшиеся для спальни, мы еще не распаковали, но перед

тем как лечь спать, Бен был полон решимости найти какую-то вещь. Волнуясь за него —

ему нельзя было наклоняться — я настояла на том, что поищу ее сама. Бен объяснил,

106

какая коробка ему нужна, и, в конце концов, я отыскала ее: легкую, как пушинку. Я

принесла коробку ему, и Бен радостно ее открыл. В ней лежала грязная подушка.

— Что это? — ужаснулась я тому, что эта бяка будет лежать на моей постели. Ее

всю покрывали пятна от слюны и какой-то оранжевой жидкости.

— Моя любимая подушка! — сообщил Бен, водрузив ее на одну из моих подушек

— подушек, которые я уже считала «нашими», но которые теперь, в сравнении с его

жуткой и грязной подушенцией, выглядели только «моими».

— Пожалуйста, убери эту бяку с моей постели.

— С нашей постели, детка. Это наша постель. И на нашей постели должны лежать

наши подушки. И эта подушка теперь — наша.

— Ну уж нет, — засмеялась я. — Не хочу, чтобы эта подушка была нашей. Пусть

она останется той подушкой, которой ты пользовался, живя один.

— К сожалению, это невозможно. Я не могу без нее спать.

— Но ты несколько месяцев преспокойно спал без нее!

— Да, но теперь это мой дом! Я оплачиваю его аренду! И мне нужна эта подушка в

том доме, за аренду которого я плачу!

— Уф, — смягчилась я. — Тогда надень на эту чертову подушку наволочку.

— Запросто.

Бен прошел к бельевому шкафу, вернулся важный как павлин и осторожно лег в

постель.

— Ты принял викодин? Он снимет боль.

— Я что, похож на мужчину, который не способен выдержать легкой боли? —

спросил он, медленно повернувшись ко мне и положив голову на свою подушку. —

Хочешь попробовать полежать на ней? Она очень удобная.

— Нет, спасибо, — помотала я головой.

— Да ладно тебе. Полежи на ней пять секунд. Она теперь — часть нас обоих, —

поддразнил он меня.

— Хорошо! — Я подвинулась, чтобы положить на нее свою голову. — Боже, она

отвратительно пахнет.

— Что? Ничего подобного!

— И ты еще что-то говорил о моих книгах? Да это же просто подушка-вонючка! —

засмеялась я.

— Никакая она не вонючка. Нормально она пахнет. — Бен понюхал ее, чтобы в

этом убедиться. — Тебе просто нужно привыкнуть к ней, вот и всё.

— Ага, конечно, — ответила я и выключила свет.

Бен задрых в считанные минуты, а я лежала рядом с ним, ощущая себя самой

везучей девчонкой на свете из-за того, что спящий рядом чудак был моим и только моим,

из-за того, что он жил со мной и имел теперь право требовать, чтобы его подушка-

вонючка лежала на моей постели. Я еще раз понюхала ее и, задремывая, думала о том, что

никогда не смогу к ней привыкнуть. Но я ошибалась.

СЕНТЯБРЬ

Коробки собраны. Вещи Бена почти все убраны с глаз. Теперь меня окружают не

они, а упаковочный картон. Я оставила себе толстовку и несколько футболок Бена.

Оставила в буфете его любимую чашку. Сьюзен отнесла в свою машину кое-какие книги и

фотографии. Еще она взяла один из блокнотов, в котором Бен писал, и пару-тройку вещей,

совершенно ничего не значащих для любого другого человека, но бесценных для матери.

Теперь, когда всё уложено в коробки, у Сьюзен нет причин задерживаться у меня.

— Что ж, — вздыхает она. — Похоже, мы закончили.

107

— Похоже, что так, — отвечаю я, на удивление спокойно.

— Хорошо, — кивает она. Ее кивок говорит о том, что она не знает, что еще

сказать, что в мыслях у нее сумбур, что ей нужен воздух. — Думаю, мне… пора домой.

Это… тяжело. Я не хочу уходить, но… я же не от него ухожу, понимаешь? Просто мне…

мне теперь есть, чем заняться дома. Я несу бессмыслицу, да? Мне пора.

— Для меня это не бессмыслица, — обнимаю я ее.

— Ладно. — Сьюзен делает глубокий вдох. — Ладно. Я позвоню тебе на выходных.

— Отлично.

Она открывает дверь и выходит на улицу. Я разворачиваюсь и обвожу взглядом

дом.

Вещи Бена убраны, но у меня нет ощущения, что я его потеряла. Наоборот, внутри

меня только-только начинает расти другое чувство — едва ощутимое пока, но реальное.

Чувство, вызываемое осознанием того, что это прекрасно — сдвинуться наконец с

мертвой точки и продолжить жить дальше. Я понимаю, что нужно ловить этот момент,

хватаю три коробки с одеждой Бена и загружаю их в машину. Покончив с этим, бегу за

еще двумя коробками. И хотя место в машине еще есть, в дом больше не возвращаюсь,

боясь дать слабину. Я уговариваю себя, что делаю всё правильно. Что это всё к лучшему.

Так надо!

Припарковавшись у Гудвилла22, я беру коробки и захожу внутрь. Ко мне подходит

крепкий мужчина.

— Что у нас тут? — спрашивает он.

— Мужская одежда, — отвечаю я, не глядя на него. Я не могу отлепить своего

взгляда от коробок. — Вся в хорошем состоянии.

— Чудесно! — Он забирает у меня коробки. — Вам нужен чек?

— Нет, не нужен, спасибо.

Мужчина открывает коробки и вываливает их содержимое в большую кучу

одежды. Я знаю, что мне пора уходить, но не могу сойти с места. Я так и стою, глядя на

гору одежды. Это больше не вещи Бена. Это просто тряпки в куче другого тряпья.

Что я наделала?

У меня были вещи Бена, а теперь их нет.

Мужчина берет часть одежды в охапку и относит в заднюю комнату. Я хочу

вернуть вещи Бена. Зачем я их отдала? Что он будет носить? Мне хочется перепрыгнуть

через прилавок и зарыться в кучу тряпья в поисках вещей Бена. Мне нужно вернуть их!

Однако я оцепенело стою, в шоке от того, что сотворила своими руками. Как я могла это

сделать? Зачем я так поступила? Видит ли Бен там, где он сейчас, что я натворила?

— Мадам? — зовет меня мужчина. — Вы в порядке?

— Да. Простите.

Развернувшись, я возвращаюсь к машине. Я не могу повернуть ключ в замке