уголки губ.

В полицейском участке копы оформляют мое задержание, забирают у меня вещи и

закрывают в камере, после чего разрешают позвонить одному человеку. Я звоню Анне.

— Ты где? — потрясенно спрашивает она.

— В полицейском участке. Мне нужно, чтобы ты пришла и поручилась за меня.

— Ты ведь шутишь?

— Я серьезна как никогда.

— Что ты натворила?

— Дала по роже парню в библиотеке, где-то между секциями 972.01 и 973.6.

— Ладно. Уже еду.

— Погоди. Ты не хочешь узнать, почему я врезала ему?

— А это имеет значение?

* * *

Кажется, что до приезда Анны проходят часы, но думаю, что на самом деле она

приехала довольно быстро. Она подходит к моей камере и… ахах, каким лешим меня

сюда занесло? С ней арестовавший меня офицер. Он говорит, что пока я свободна и что

посмотрим, потребует ли потерпевший возбуждать против меня дело.

Мы выходим из участка, и Анна протягивает мне мои вещи. У меня случившееся

вызывает смех, но подруга не находит ситуацию забавной.

— В свою защиту могу сказать, что мистера Каллахана произошедшее тоже

рассмешило, — говорю я.

— Того старика? — поворачивается ко мне Анна.

Он не какой-то там старик.

— Забудь, — отвечаю я.

— Я позвонила Сьюзен, — ошарашивает меня подруга.

— Что?

— Я позвонила Сьюзен.

— Зачем?

— Затем, что ситуация вышла из-под контроля. Я не знаю, что делать.

— Поэтому ты настучала моей маме?

— Она не твоя мама, — поправляет меня Анна.

— Знаю. Но ты поняла, что я имела в виду. Ты не хочешь иметь со мной дела,

поэтому вовлекаешь меня в неприятности?

— Тебе не кажется, что ты сама вовлекаешь себя в неприятности?

— Он вел себя как говнюк, Анна.

Подруга молча смотрит на меня.

— Правда! А откуда у тебя вообще ее номер?

— Он забит в твоем мобильном, — объясняет она мне, как тупой.

— Ладно. Забыли. Прости, что побеспокоила тебя.

— Сьюзен будет у тебя через час.

— Она приедет ко мне домой? Я работаю до пяти.

— Что-то подсказывает мне, что на работу ты сегодня возвращаться не захочешь.

Мы садимся в ее машину, и она подвозит меня до моего автомобиля. Я выхожу и

благодарю ее еще раз за то, что она вытащила меня из участка. Говорю, что сожалею, что

со мной так сложно, и что я ей обязательно за это отплачу.

— Я же просто волнуюсь за тебя, Элси.

— Я знаю. Спасибо.

Я еду домой и жду стука в дверь.

Сьюзен стучит, и я ей открываю. Она ничего не говорит. Просто смотрит на меня.

112

— Простите, — говорю я. Не знаю, почему я извиняюсь. Я ей ничего не должна, из

участка она меня не вызволяла.

— Тебе не за что извиняться передо мной, — отвечает она. — Я просто хотела

удостовериться, что с тобой всё в порядке.

— Всё хорошо.

Сьюзен проходит в гостиную, скидывает туфли и ложится на диван.

— Что случилось? — спрашивает она.

Устало вздохнув, я сажусь рядом.

— Этот парень пригласил меня на свидание. Я отказала, но он не отставал, и тогда

я сказала, что замужем…

— Почему ты так сказала?

— А?

— Я постоянно говорю всем, что замужем, но делаю это из неправильных

побуждений. Я делаю это для того, чтобы чувствовать себя замужней. Мне не хочется

вслух произносить, что я не замужем. Ты сказала так из этих же побуждений?

— Нет. Как бы это объяснить… — Я умолкаю, задумавшись, а потом замечаю: — Я

действительно замужем. Я не развелась с Беном. Наш брак не закончен.

— Но он закончен.

— Ну… нет. Мы не заканчивали его.

— Он закончен.

Почему все вдруг принялись учить меня жизни? Почему я не могу вести себя так,

будто всё еще нахожусь замужем? Почему все не отвяжутся от меня, в конце концов?

— Если я… — я замолкаю, не уверенная в своих собственных оправданиях.

— Продолжай, — побуждает меня Сьюзен. Такое ощущение, что она знает, что я

собираюсь сказать, когда я и сама этого не знаю.

— Если мы перестали быть женаты с его смертью…

Сьюзен ждет, когда я закончу свою мысль.

— Тогда мы почти и не были женаты.

— Так и думала, что ты скажешь именно это, — кивает Сьюзен.

У меня невольно опускаются уголки губ.

— Кому какое дело? — заявляет вдруг она.

— Что?

— Кому какое дело, что вы почти и не были женаты? Это же не значит, что ты

меньше его любила.

— Да, но…

— Что?

— До свадьбы мы встречались всего каких-то полгода.

— И?

— Ну, женитьба — то, что отличает Бена от любого другого парня. Она доказывает,

что он… был любовью всей моей жизни.

— Ничего она не доказывает, — возражает Сьюзен, и я ошеломленно смотрю на

нее. — Свидетельство о браке — это всего лишь бумажный лист. Лист, которого, кстати, у

тебя даже нет. Так что заключение брака совершенно ничего не значит.

— Оно значит всё!

— Послушай меня. Оно ничего не значит. Неужели ты думаешь, что десять минут,

проведенных с Беном в комнате для заключения браков, определяет то, что вы значили

друг для друга? Нет, не определяет. Ты это определяешь сама. Твои чувства это

определяют. Ты любила его. Он любил тебя. Вы доверились друг другу. Вот что ты

потеряла. И неважно, кем Бен при этом звался: твоим мужем или бойфрендом. Ты

потеряла любимого человека. Потеряла будущее, которое должно было у тебя быть.

— Да, — соглашаюсь я.

113

— Я была со Стивеном тридцать пять лет, прежде чем его потеряла. Думаешь, у

меня больше прав на то, чтобы испытывать боль от этой потери?

Мой ответ — «да». Я действительно так считаю. И меня это страшно пугает. Я

чувствую себя незрелой девчонкой, какой-то притворщицей.

— Не знаю, — отвечаю я.

— А я знаю. И это не так. Любовь — это любовь. Ее потерю ты переживаешь как

самую дерьмовую катастрофу в мире.

Я киваю.

— Потеряв Стивена, я потеряла не только любовь, но и человека, к которому была

сильно привязана. У тебя не было столько времени, сколько было у меня, чтобы

привязаться к любимому мужчине. Но привязанность и любовь — две совершенно разные

вещи. Мое сердце было разбито, и я не понимала, как существовать без Стивена. Я не

помнила саму себя, ту, какой я была до него. Но ты… ты жила с Беном только последний

год. Ты можешь вспомнить, как жить без него. Ты можешь сделать это быстрее меня. Но

любовь… боль от ее потери никогда не пройдет. Она навсегда поселится в твоем сердце.

И со временем лишь слегка утихнет.

— Просто я была с ним так мало времени. — Мне так тяжело об этом говорить.

Тяжело, потому что я усиленно стараюсь не опускаться до самобичевания, а заводить об

этом разговор — всё равно что открыть дверь в шкафчик с запертой жалостью к себе и

вывалить ее наружу. — Недостаточно времени. — Мой голос надламывается, губы

дрожат. — Шесть месяцев! Это всё, что у нас было. — У меня сжимается горло. — А его

женой я была всего девять дней, — всхлипываю я. — Девять дней — это мало. Этого

недостаточно.

Сьюзен придвигается и берет меня за руку. Убирает назад мои волосы и смотрит

мне в глаза.

— Милая моя, поверь, когда любишь кого-то так сильно, никакого времени не

будет достаточно. Даже тридцати лет.

Она, конечно, права. Проведи я с Беном вместе десяток лет, разве я сидела бы тут и

говорила: «Всё нормально, ведь мы с ним были достаточно долго»? Нет. С ним бы мне

никакого времени не хватило.

— Мне страшно, — признаюсь я. — Я боюсь того, что мне придется жить дальше и

что я встречу другого мужчину, с которым проведу всю свою оставшуюся жизнь, и что

тогда Бен просто останется… — у меня снова надламывается голос, — просто останется

моим первым мужем. Я этого не хочу.

Сьюзен кивает.

— Знаешь, ты совершенно в другом положении, нежели я, а я порой об этом

забываю. Никто не корил меня за то, что после Стивена я забыла о своей личной жизни.

Меня понимали. Все знали, что я никогда снова не пойду на свидание. Знали, что у меня

была одна-единственная настоящая любовь и другую я искать не буду. Но ты… ты

встретишь новую любовь. И я не представляю, как бы ощущала себя на твоем месте,

понимая это и заранее считая себя предательницей.

— Это и есть предательство. Я всё сейчас ощущаю предательством. У меня был

потрясающий мужчина… я не могу просто взять и позабыть о нем, повстречав другого

человека.

— Я понимаю тебя, Элси. Но тебе придется одновременно и забыть его, и помнить

о нем. Сохрани его в своем сердце и воспоминаниях, но не забывай жить своей жизнью.

Ты не можешь жить моим сыном. Не можешь.

Я качаю головой.

— Если я не могу жить ради него, то не знаю, ради чего мне еще жить.

— Ради себя. Ты должна жить ради себя самой. Это же твоя жизнь, — улыбается

она. — Я понимаю, девять дней — это мало. Полгода — это мало. Но поверь, если ты

продолжишь жить, еще раз выйдешь замуж, нарожаешь детишек, будешь обожать свою

114

семью и не представлять себе жизни без нее, то это не будет означать, что ты потеряла

Бена. Эти девять дней, эти полгода — уже часть твоей жизни, часть тебя самой. Их может

быть недостаточно для тебя, но их достаточно для того, чтобы изменить тебя. Я потеряла

сына, любив его двадцать семь лет. Меня мучает бесконечная, жестокая, выедающая душу

боль. Ты считаешь, что я не заслуживаю горевать так же сильно, как тот, кто потерял

сына, которому было сорок? Жизнь сына, оборвавшаяся в двадцать семь лет — слишком

коротка для матери. Но то, что она коротка, не значит, что ее не было вовсе. Она просто

была коротка. Вот и всё. Прости себя, Элси. Не ты виновата в том, что твой брак

продлился всего девять дней. И его короткий срок уж точно не показатель того, как

сильно ты любила Бена.

Я не знаю, что сказать в ответ на эти слова. Мне ужасно хочется собрать их как

кусочки паззла и закрыть ими дыру в своем сердце. Мне хочется записать эти слова на

кусочках бумаги и проглотить, сделав частью себя. Может, тогда я осмелюсь в них

поверить.

Из-за того, что я долго ничего не говорю, мы погружаемся в молчание. Я внутренне

расслабляюсь, и слезы высыхают на моих щеках.

— Тебя уволили? — мягко спрашивает Сьюзен.

— Нет. Но, наверное, попросят взять отпуск.

Она, кажется, рада это слышать, как будто сказанное мной соответствует ее

замыслам.

— Тогда погости у меня в Ньюпорте.

— Что?

— Тебя нужно вытащить из этого дома. Из Лос-Анджелеса. Тебе нужно сменить

обстановку на пару-тройку недель.

— Оу…

— Я уже несколько дней подумываю над этим, и сегодняшнее происшествие —

знак того, что я права. Тебе нужно спокойно посидеть и пожалеть себя, избавиться от

обуревающих тебя чувств, чтобы потом начать жить заново. Я могу помочь тебе. Позволь

мне помочь тебе.

Я пытаюсь придумать разумную причину для отказа, но… таковой не нахожу.

МАЙ

— Раньше я любил ездить домой, а сейчас — не очень, — признался мне Бен.

Мы шли по набережной Венис-Бич. Мне захотелось прогуляться по песку, а Бену

всегда нравилось разглядывать отдыхающих в Венеции23 людей. Я предпочитала тихие и

романтические пляжи Малибу, Бен же обожал глазеть на всяких чудиков,

расположившихся на тротуарах.

— Почему? — удивилась я. — Ты вроде говорил, что после ремонта у мамы дома

очень хорошо.

— Так и есть. Но он слишком большой. Слишком пустой. Слишком…

— Какой?

— Не знаю. Я словно нахожусь в постоянном напряжении, боясь что-нибудь в нем

раскокать. Когда папа был жив, дом был попроще. Папа никогда особо не заботился о

всяких украшательствах и ненавидел тратить деньги на такую фигню, как хрустальные