он хотел в благодарность посвятить этот день целиком мне. Конечно же, меня не

пришлось уговаривать.

Продрав утром глаза, я увидела его стоящим у постели с завтраком.

— А вот и я! — воскликнул он, улыбаясь во весь рот.

122

Я села в постели, и Бен поставил поднос передо мной. Тот был полон еды, которую

я обычно нахожу несовместимой: бублик и круассан, гренки и вафли, масло и сливочный

сыр. Бен даже подогрел поп-тарт27.

— Кажись, я перестарался, — признался Бен. — Но оказалось, что приготовить

такой завтрак проще простого. Всё это можно достать в морозилке ближайшего же

магазина.

— Спасибо, — поблагодарила я, улыбнулась и поцеловала его в губы, когда он

наклонился ко мне. Он не застонал и не заохал от боли. — Ты наконец стал принимать

лекарство?

— Нет! — гордо признался он. — Мне просто полегчало.

— Просто полегчало?

— Да! Просто взяло и полегчало. Ох уж вы с вашей западной медициной, —

ухмыльнулся он. — Я и правда чувствую себя хорошо. Клянусь.

Он обошел кровать и сел рядом со мной, а я налетела на еду.

— Хочешь? — предложила я, видя, что он наблюдает за мной.

— Боже, долго же тебя пришлось ждать, — схватил Бен поп-тарт. — Ты что, сама

всё это собиралась слопать?

Я чмокнула его в щечку, чуть ли не изо рта вытащила поп-тарт и сунула в руку

вафлю.

— Это не отдам! Больше всего обожаю печенье с коричневым сахаром и корицей.

И прежде чем он успел отобрать у меня поп-тарт, откусила от него порядочный

кусок. Пришлось Бену довольствоваться вафлей.

— Думаю, нам нужно пожениться, — сказал он. — Как считаешь?

Я засмеялась, не зная, насколько он сейчас серьезен.

— Ты всё продолжаешь шутить? — спросила я. Но вышло у меня это как-то

раздраженно.

— Я не шучу, — ответил он.

— Шутишь. — Я доела поп-тарт и вытерла руки. — Прекрати шутить на этот счет

или закончишь женитьбой.

— Правда?

— Правда.

— Значит, если я скажу: «Давай поженимся сегодня», то ты сегодня же выйдешь за

меня замуж?

— Ты чего это? Берешь меня на слабо?

— Я просто спрашиваю, вот и всё, — сказал он, но таким тоном, будто вопрос не

был чисто гипотетическим.

Я вдруг засмущалась и занервничала.

— Ну… — начала я. — Ты этого не сделаешь.

— Вопрос был в том, сделаешь ли это ты.

— Ты невозможен! Нельзя спрашивать меня, сделаю ли это я, если ты сам этого не

сделаешь!

Он схватил меня за руку.

— Это ты сказала, что я этого не сделаю. Я такого не говорил.

— Ты что, правда, делаешь мне предложение? — уточнила я, уже не понимая, как

другим способом выяснить, серьезно Бен настроен или нет.

— Я хочу быть с тобой до конца своих дней, и я знаю, что, наверное, спешу с этим,

но очень хочу жениться на тебе. Но я не хочу просить тебя выходить за меня замуж, если

тебя это пугает или если тебе это кажется безумием.

27 Поп-тарт — название популярного печенья. Сладкая двухслойная начинка поп-тарт обёрнута тонким

слоем печёного теста. Печенье продаётся уже пригодным для употребления в пищу, но рекомендуется

подогревать его в тостере.

123

— Ты это серьезно? — Я была так взволнована, что боялась поверить своим

собственным ушам.

— Господи, Элси, да!

— Я не считаю это безумием! — в порыве чувств обняла я его. Глаза застилали

слезы.

— Правда?

На глазах Бена тоже выступили слезы. Его лицо больше не было спокойным и

сдержанным. Он расчувствовался так же, как я.

— Правда. — Мой голос надломился. Я уже не владела им. Не владела самой

собой.

— Ты выйдешь за меня замуж?

Бен сжал мое лицо ладонями, заставляя смотреть прямо на него. Мы, наверное,

глупо выглядели со стороны — стоящие на коленях в центре смятой постели, — но мне

было не до этого. Мое внимание всецело поглотил Бен.

— Да, — тихо и потрясенно ответила я, а потом всё громче и громче повторяла,

целуя его: — Да! Да! Да!

Уверена, наши соседи решили, что слышат что-то, чего им слышать не полагалось.

И мы с Беном упали на постель и доказали им, что они правы.

— Я люблю тебя, — вновь и вновь повторял Бен.

Он шептал эти слова и стонал их. Произносил и пропевал их. Он любил меня.

Любил меня. Любил.

И вот так, благодаря ему, я вскоре снова обрела семью.

НОЯБРЬ

К тому времени как воскресенье переваливает за полдень, Анна уже вовсю

наслаждается новой роскошной жизнью.

Мы вместе со Сьюзен лежим у бассейна. Несмотря на довольно холодные ночи,

днем еще достаточно жарко, чтобы можно было загорать. И это учитывая то, что сейчас

ноябрь. Прикольно жить в Южной Калифорнии. Зима не за горами, а я ощущаю лишь

легкую прохладу.

Анна все выходные читает книгу. Сьюзен занимается готовкой. Причем каждое

блюдо готовит так, будто она шеф-повар в ресторане. Я же по-прежнему бездельничаю, и

кажется скоро начну скучать хоть по какому-нибудь проблеску жизни. Вчера пару раз я

даже задумывалась о том, не найти ли мне хобби. Однако так ничего и не придумала.

Мы находимся в своего рода пищевой коме после суфле, приготовленного Сьюзен

в качестве «послеобеденного десерта», как она сама его назвала. Все молчат, и я решаю

прервать тишину:

— Чем собираетесь заниматься с Кевином на этой неделе? — спрашиваю я.

— Еще не знаю, — отвечает Анна. — О, я не говорила тебе? Он хочет, чтобы я

познакомилась с его родителями.

— Правда?

— А сколько вы уже вместе? — спрашивает Сьюзен.

— Всего несколько месяцев. Но он мне очень сильно нравится. Он…

— Он очень милый, — говорю я Сьюзен.

Я говорю это от души, и Анна чувствует это. Я всё еще считаю его со всех сторон

не ахти, но кому нужна изюминка в парне лучшей подруги? Нужно, чтобы он был

надежным, добрым и искренним. Нужно быть уверенной в том, что он не причинит ей

ненужной боли, в том, что у него хорошие намерения. Поэтому Кевин мне и нравится.

(Хоть он и жуть какой скучный).

124

— Его родители живут рядом? — уточняю я.

— Нет, он родом из Сан-Хосе, поэтому ехать до них несколько часов, но он сказал,

что мечтает, чтобы мы познакомились.

Ее слова задевают Сьюзен за живое. Я это вижу. Анна, скорее всего, нет. Но я-то

последние пять недель только что и делала — сиднем сидела рядом с этой женщиной. Я

знаю ее, как свои пять пальцев. И знала ее сына. А за это время я поняла, что они во

многом похожи.

Сьюзен, извинившись, оставляет нас, а мы с Анной продолжаем разговор. Я помню

то время, когда была так же счастлива, как она, когда была покорена Беном так же, как

Анна сейчас покорена Кевином. Помню, как ощущала себя способной абсолютно на всё, и

думала, что ничто на свете не может лишить меня этого чувства. Однако вместо того,

чтобы ненавидеть подругу за ее счастье, я ощущаю грусть, ностальгию и легкую ревность.

Не очень красивые чувства с моей стороны, но намного лучше тех, что я ощущала месяц

назад.

Анна собирается домой, и я провожаю ее до машины. Они с Кевином ужинают

вместе в Лос-Анджелесе, и я не корю подругу, что она уезжает так рано. К тому же, если

честно, я устала от компании. В последнее время я провела в одиночестве столько часов,

что при общении сразу с двумя людьми мне порой трудновато было сосредоточиться и не

впасть в рассеянность.

— Ах да! — восклицает Анна, поворачивается к машине и что-то в ней ищет. —

Совсем забыла, что привезла твою почту.

Она протягивает мне кипу конвертов. Я прекрасно понимаю, что на части из них

будет имя Бена, и, по правде говоря, была довольна тем, что вся эта куча лежала в моем

почтовом ящике в нескольких часах езды от меня. Если среди этой кипы нет нашего

брачного свидетельства, то я за себя не отвечаю.

— Здорово, — обнимаю я ее. — Спасибо. За это и за то, что приехала сюда. Это

много для меня значит.

— Я скучаю по тебе, детка, — отвечает Анна и садится в машину. — Но ты

выглядишь счастливее. Чуть-чуть.

Я не хочу выглядеть счастливее, даже если мне и стало полегче. Слово «счастье» —

не подходящее, пусть и употреблено в сравнительной степени. Женщина, которая любила

Бена так неистово, как я, потеряв его, не может чувствовать ни толики счастья.

— Легкой дорожки, — желаю я. — Передавай Кевину «привет».

— Передам.

После ее отъезда я просматриваю конверты, ища тот, что должен быть из

Регистратора округа. И не нахожу его. Сердце щемит, и я понимаю, что завтра должна

позвонить в муниципалитет. Нельзя более игнорировать эту проблему. Нельзя делать вид,

что ее не существует. Нужно узнать, что там происходит с узакониванием моего брака.

Нужно взглянуть правде в лицо.

В самом низу кипы я нахожу конверт, подписанный от руки. Почерк неровный и

кривоватый. Мне даже не нужно смотреть на обратный адрес, я и так знаю, от кого это

письмо.

От мистера Джорджа Каллахана.

Я сажусь прямо на бордюр тротуара, откладываю остальные конверты в сторону и

открываю письмо.

«Дорогая Элси,

Надеюсь, ты не против того, что я спросил в библиотеке твой почтовый адрес. Мне

не сразу его дали, но разве такой старик как я не сможет добиться своего? Прежде всего, я

хотел сказать тебе, что не знаю, за что ты врезала тому парню, но надеюсь, ты не

обидишься, узнав, что я рассказал об этом Лоррейн. Это было самое интересное

происшествие за месяцы!

125

Однако на самом деле я пишу тебе потому, что у Лоррейн сейчас плохи дела со

здоровьем. Врачи забрали ее из дома, и теперь она лежит в больнице. К несчастью, годы

берут свое. Я нахожусь с ней в Седарс-Синай. Иногда езжу домой за вещами Лоррейн, но

почти всё свое время провожу рядом с ней. Она почти всегда спит, но это ничего. Порой

мне кажется чудом то, что, сидя рядом с ней, я просто слышу ее дыхание.

Я хотел попросить у тебя прощения за свои прежние слова. Теперь я сам могу

остаться без любви всей мой жизни, и эта перспектива ужасает меня. Не знаю, переживу

ли я хотя бы день после ее потери. Я чувствую себя так, будто стою на краю глубокой

черной пропасти в ожидании падения.

Может быть, настоящая любовь бывает лишь единожды в жизни. Если так, то

Лоррейн была ею. Может быть, я смог позабыть Эстер только потому, что она не была

моей второй половинкой. Может быть, ты не можешь пережить смерть Бена, потому что

он был твоей настоящей любовью.

Я просто хотел, чтобы ты знала: даже в свои девяносто я всё еще каждый день

учусь чему-то новому, и сейчас я научился тому, что когда ты теряешь то, что любишь

больше всего на свете, никогда и ничего уже не будет как прежде.

Я был бы рад сказать тебе, что скучаю по тебе в библиотеке, но, честно сказать, я

туда почти не хожу.

Перечитал свое письмо и вижу, что оно получилось чересчур депрессивным.

Надеюсь, ты простишь меня за старческий вздор.

Спасибо, что выслушала.

Всего наилучшего, Джордж Каллахан».

Дочитав, я иду в дом и спрашиваю Сьюзен, где взять всё для письма. Она дает мне

ручку с листами, и я сажусь за кухонный стол. Я пишу и пишу, пока мне не начинает

казаться, что еще чуть-чуть и отвалится рука. Болит ладонь, ломит костяшки. Я слишком

крепко стискивала ручку. Слишком сильно давила на нее. Я перечитываю написанное и

понимаю, что настрочила бессмыслицу. Причем неразборчиво. Поэтому я выкидываю

листок и пишу то, что кричит мое сердце:

«Дорогой Джордж,

Я ошибалась. И теперь ошибаетесь вы.

Мы можем жить снова. Не знаю, можем ли мы снова любить, но жить точно можем.