Сара Джио - Назад к тебе

– Грэй, – крикнула я. – Кажется, я нашла чей-то дневник.

Он заглянул мне через плечо, и я открыла первую станицу, датированную 7 марта 1918 года.

«Пожалуй, сегодня самый подходящий день, чтобы начать дневник. Шторм, шторм. Мой предыдущий дневник пропал в Рио. Скорее всего, он был украден. Жалко, честное слово, потому что пропали все мои наблюдения за флорой и фауной за последние пять лет, вероятно, их выбросили в море. Возможно, это сделал тот хитрый лейтенант с «Квинс» или, может, чин повыше – капитан-лейтенант Эймс, который никогда меня не жаловал. Этот морской поход, кажется, не задался, а то и был проклят, с того самого дня, когда я взошел на борт. Сначала короткое замыкание в столовой, и мы ели при свечах, потом крысы в грузовом трюме, и вот… открытие, о котором мне даже страшно писать. Прошлой ночью, когда я вышел на нижнюю палубу подышать воздухом, я услышал женский крик. Поначалу я решил, что мне это почудилось. В конце концов, в последний раз я видел женщин много месяцев назад, в Рио. Но крик этот не выходил у меня из головы, и когда мой сосед по койке уснул, я поднялся на верхнюю палубу. Дверь в капитанскую каюту была приоткрыта достаточно, чтобы я мог увидеть, что там внутри. В свете лампы я увидел девушку, ну, молодую женщину, вероятно, испанку. Ей было не больше 17 лет. Одежда на ней была разорвана. Женщина была привязана к стулу, а во рту у нее был кляп».

Я остановилась и посмотрела на Грэя:

– Ты можешь поверить этому?

– Жуть, – сказал он.

Я попробовала читать дальше, но чернила расплылись от воды, а почти вся нижняя треть страницы была покрыта плесенью. Наконец я нашла более понятное место и продолжала читать вслух.

«Я не знал ни слова по-испански, но как-то завоевал ее доверие. Ее звали Эстелла. Когда мне удается, я приношу ей из столовой еду. Теперь надо понять, почему ее держат пленницей на нашем корабле… и почему оставили в живых.

* * *

Вероятно, капитан теряет рассудок. Прошлым вечером кто-то из команды видел, как он разгуливал без штанов, но в головном уборе и с тростью. Это крайне огорчительно для всех нас. Когда прошлым вечером я ходил проведать Эстеллу, я слышал, как он говорил с Эймсом о «сокровище». Он часами стоял над картами. «Оно должно быть где-то здесь, – сказал он. – Мы можем быстро забрать его, никто и опомниться не успеет. Девчонка знает, где оно, но не хочет говорить». Эймс кивнул и предложил немедленно избавиться от нее. К счастью, капитан не согласился. «Она может еще быть полезной».

Я подняла глаза от дневника и нахмурилась.

– Почему ты перестала читать? – спросил Грэй, наклоняясь ко мне ближе.

Я перелистала остальные страницы и закрыла дневник.

– Это все, что было. Дальше чистые страницы.

Грэй поднял брови:

– Как ты думаешь, что с ним случилось?

Я покачала головой:

– Может, капитан обнаружил, что за ним шпионят, и убил его?

– Возможно.

Я взяла фотографию женщины. Меня поразили ее глаза – такие печальные и затравленные.

– Как ты думаешь, это она? – Я протянула фотографию Грэю. – Эстелла?

– Возможно, – согласился он. – Боже, как все ужасно.

– Вот видишь, – сказала я многозначительно.

– Что вижу?

– У всех, кто попадал на этот остров, было какое-то свое прошлое.

Грэй покачал головой:

– Не верю.

– А я верю. – Я тяжело вздохнула. – И вот почему.

Он посмотрел на меня.

– Я должна тебе что-то рассказать. Про мою тайну.

Грэй насторожился и нахмурил брови.

– Я утаила от своего мужа важную вещь.

– Что ты имеешь в виду?

Я на миг закрыла глаза и увидела лицо Эрика, такое красивое, радостное. Он протянул ко мне руки. Я крепче зажмурила глаза, чтобы подольше сохранить это дорогое воспоминание, словно рамку от реалити-шоу моей жизни. Но тут я почувствовала на своем плече руку Грэя.

– Я не могу иметь детей, – сказала я.

Он покачал головой, словно ничего не понял.

– Ты уже знаешь про мою гистерэктомию. Гинеколог обнаружил у меня полипы и кисты, вся матка и яичники покрыты ими. Поэтому другого выхода не было. – Я вытерла слезу, побежавшую по щеке. – Я не могу иметь детей.

Он взял меня за руку.

– Эрик ничего не знает. Я не сказала ему об этом.

– Ты боялась. Это можно понять.

– Но я должна была сказать ему, – возразила я. – К тому же это стало известно еще перед свадьбой. А он хочет детей. Он стал бы превосходным отцом. С моей стороны это было обманом, предательством. Худшим обманом.

Грэй пристально смотрел на меня.

– Но ведь недавно у тебя…

– Да, конечно. Но почему? Ведь это невозможно.

Глаза Грэя на миг устремились куда-то в небо, но он тут же посмотрел на меня.

– Здесь что-то еще.

– Что?

– До того, как мы попали сюда, – он с трудом сглотнул, – у меня была… болезнь.

– Какая болезнь?

– Острый тенденит правой руки, – сказал он. – Звучит не очень страшно, если ты не оперирующий доктор и твоя рука не работает так, как должна работать. – Он разжал руку и сжал ее в кулак. – А теперь боль прошла. Полностью.

– А твоя астма…

– Мне кажется, здесь что-то происходит, – кивнул Грэй. – Нечто за пределами нашего понимания.

Мои руки покрылись гусиной кожей. Я подумала, нет ли в истории Грэя чего-то еще. Может, дело вовсе не в тендените?

– Я жалею, что ничего не сказала Эрику. – Я вздохнула.

Он взял меня за руку, я не отдернула руку.

– Плюнь ты на это.

– Что ты имеешь в виду? – Я удивленно посмотрела на него.

– Я сказал тебе просто и ясно: плюнь на это.

Я вздохнула.

– Мы с тобой на острове, – продолжал он, – боремся за то, чтобы выжить. Чтобы встретить следующий день. Я считаю, что ты должна простить себя. – Он помолчал. – Я бы тебя простил.

– Правда? – Я сжала его руку.

Он кивнул. В его лице было столько нежности, прощения, желания утешить, что мне захотелось быть с ним близкой. Наши руки уже переплелись. Наши тела тоже сблизились, как две половинки целого, которые должны быть вместе. Неодолимая сила тянула нас друг к другу, в наших сердцах бурлила страсть.

– Я уже давно полюбил тебя, – сказал Грэй, не отрывая от меня глаз.

По моей щеке потекла слеза. Мне казалось, что меня покинули силы. На какой-то миг я онемела, но кое-как смогла вымолвить несколько слов.

– Я знала это, – сказала я. Когда это случилось? Как два чужих человека могли полюбить друг друга? У нас обоих позади была сложная жизнь, но на острове все стало проще. Любовь тоже проще.

– Знаешь, – продолжила я и улыбнулась, – я даже не знаю твоей фамилии.

– Лоутон. А твоя?

– Грин, – сказала я. – Вообще-то она была такой до…

Он дотронулся пальцем до моих губ, потом поцеловал меня, сначала нежно, но потом все с нараставшей страстью, голодной страстью. Мы оба знали, что это любовь, пожалуй, даже больше, чем любовь.

Палм-Спрингс, 24 апреля 2007 года

– Моя мама сказала, что нам надо остановиться и выпить финиковый молочный коктейль, – сказала Габби, высовывая правую руку из окна взятого напрокат серебристого «Мустанга Конвертибль». Она плавно взмахивала рукой в теплом воздухе, словно воображаемый акваплан, несущийся на волне.

– Финиковый молочный коктейль, да? – спросила я, крепко держа рулевое колесо. Мы с Габби были абсолютно разными, какими только могли быть две лучшие подруги, но наши различия никогда не могли помешать нашей любви друг к другу. Сейчас мы ехали в «Мустанге» в Палм-Спрингс на музыкальный фестиваль «Коачелла». После разрыва с Полом она решила, что поездка – это то, что как раз ей и надо. Музыка, долгие поездки, холодные коктейли под звездами – лекарство от уныния под названием «Палм-Спрингс».

– Да, – продолжала она. – Я думаю, это старинное место притяжения. Моя мама ездила туда каждый год на Рождество с семьей, вот даже как.

Через двадцать минут, соблазненная придорожной рекламой упомянутых молочных коктейлей с финиками, я остановила машину, и мы заглянули в кафе, которое, похоже, не изменилось с 1964 года.

Габби шикарно выглядела в богемном сарафане с открытой спиной и в коричневых сандалиях. Мы нашли столик и пару стульев на улице в тенистом месте и сидели, потягивая сладкие, кремовые и по-настоящему божественные коктейли.

– У меня никогда не будет того, что есть у тебя, – вздохнула она.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Ну, того, что у тебя есть с… Эриком.

– Перестань, – заявила я. – Все у тебя будет.

– Знаешь, я не то чтобы не радовалась за тебя. Я рада. Честно, Шар, я очень и очень рада, что летом у вас будет свадьба. Просто… ну…

– Трудно радоваться, когда тебе самой больно, – сказала я. – Мне все понятно, и не нужно извиняться. – Прошло всего два месяца, после того как Пол ушел от нее после трех лет близких отношений – причем сообщил об этом в письме, – а у Габби не было заметно никаких признаков исцеления.

Она кивнула, глядя на бесплодную землю за обочиной дороги, на пятна кактусов.

– Просто я вижу повсюду счастливые пары и не знаю, будет ли у меня когда-нибудь счастье.

– Будет, – уверенно пообещала я. – Я уверяю тебя, будет.

– А вдруг нет, и я превращусь в чокнутую старуху, которая живет в Аризоне с четырнадцатью кошками и коллекцией хрусталя?

Я едва не подавилась молочным коктейлем от смеха.

– Коллекцией хрусталя?

– Но я правда этого боюсь, Шар, – сказала Габби. Ее мимолетная улыбка снова сменилась хмурым унынием. Она наклонилась ко мне поближе. – Как ты узнала, что Эрик был настоящим? Потому что я думала, что Пол такой, но, очевидно, я ошиблась.

– Понимаешь, – сказала я, – это не было как разряд молнии или что-то подобное. Скорее просто выбор.

– Выбор?

– Да, – продолжала я. – Я хочу сказать, что это звучит не слишком романтично. Пойми меня правильно, я очень люблю Эрика и думаю, что он идеально подходит для меня, но, пожалуй, я хочу сказать, что, в конце концов, за твою жизнь сотни, может, даже тысячи людей задевают твое сердце, но дело вот в чем: у нас только одна жизнь, и все дело в выборе. Все сводится к тому, какого человека мы выбираем, чтобы вместе с ним прожить жизнь. Эрик выбрал меня, а я его.

– Тебе не кажется, что должно быть что-то еще? – спросила Габби.

– Что? Душевная близость, рука судьбы, все такое?

Она кивнула.

– Я не уверена, – честно призналась я. – Но совместимость точно должна быть.

– Да, – согласилась Габби. – Эрик такой веселый.

– Да, точно. И я никогда не смогу быть рядом с унылым человеком, с которым не посмеешься.

– Я тоже, – поддакнула Габби. – Пол редко меня смешил. Пожалуй, слишком редко.

– Вот видишь, – улыбнулась я. – Ты начинаешь видеть свет в конце туннеля.

Она бросила пластиковый стакан в контейнер для мусора, и мы пошли к машине.

– Вероятно, мне что-то подмешали в коктейль.

* * *

Мы поселились в отеле, стареньком, но чистом, на окраине Палм-Спрингс, потом лежали возле бассейна. Габби выглядела стройной в розовом, цветастом бикини.

– Ты великолепна, – сказала я, глядя на ее худенькую фигуру. Себе я поклялась сбросить к свадьбе десять фунтов.

В сумке зазвонил телефон. Я увидела номер Эрика.

– Эй, – сказала я.

– Привет, детка. Как у вас дела?

Я переглянулась с Габби и улыбнулась.

– Две девушки нежатся возле бассейна.

– Сделай селфи и пришли мне!

– Хорошо!

– Так вы идете сегодня на музыкальный фестиваль?

– Да, – сказала я. – Габби хочет послушать группу Bright Eyes и еще некоторых исполнителей. – Я повернулась к ней: – Как имя того парня, которого ты хочешь опять увидеть?

– Джошуа Радин, – сказала она. – А можно мне поговорить секундочку с Эриком? Я хочу спросить у него одну вещь.

– Конечно, – сказала я, протягивая ей телефон.

– Эй, горячий парень, привет, – пропела она в трубку, скорчив мне рожицу. – Да-да, я буду сегодня вечером защищать твою женщину от легионов наркоманов и пьянчуг. Не беспокойся.

Я листала журнал, а Габби расспрашивала Эрика о должности проектного менеджера в его компании; ею интересовалась ее подруга по работе. Я не слушала ее и высматривала в кулинарном разделе рецепты, которые могли бы понравиться Эрику, ведь он всегда был разборчивым в еде. Я радовалась, что лучшая подруга и жених так хорошо ладили друг с другом. Прошлой осенью они даже несколько раз встречались тайком за ланчем, обсуждая, какое кольцо Эрик мне подарит. Габби даже давала ему советы, как сделать мне предложение. Я всегда буду ей благодарна, что она отговорила его от идеи, чтобы торжественный обед проходил под виолончельную мелодию «Люби меня нежно» ^[6]. Нет-нет, я с самого детства любила эту песню, но если бы ее исполняли на виолончели, то я бы не знала, куда мне деться от неловкости.