Мое сердце разрывается от волнения за тебя на расстоянии в миллион миль.

Со всей моей любовью,

Макс.


27 января 1918 года

Дорогой Макс,

спасибо за твое письмо. Мне было так жаль узнать о ваших трудностях. Я молюсь, чтобы ты не заразился этой ужасной инфлюэнцей и чтобы настроения на корабле улучшились. Все это меня пугает.

Ах, Макс, как мне хочется, чтобы ты был здесь, посмотрел мне в глаза, обнял меня, как в тот вечер, когда мы были вместе. Потому что известие, которое я должна сообщить тебе, довольно тревожное. Я даже колеблюсь, писать ли тебе о нем. Но, Макс, ты должен знать – на тот случай, чтобы не было слишком поздно.

Макс, я жду ребенка. Наше дитя. Зачатое в любви, в нашей любви. Ребенок родится в августе. Я вне себя в равной степени от страха и от счастья. Сейчас почти все дни я не знаю, улыбаться мне или плакать. Я чувствую себя ужасно, и это тяжело. Утренняя дурнота терзает меня с полной силой. Я ничего не ем, и мама уже подозревает, что со мной что-то неладное. Со временем мне придется рассказать ей об этом.

Мне надо придумать, как сообщить об этом Бобу, как расторгнуть нашу помолвку. Но пока я буду ждать твоего письма и мечтать о том, как мы будем жить с тобой в радости.

Твоя всем сердцем,

Ида.


Я взглянула на Грэя.

– Она беременна! Так я и знала.

– Прямо-таки мыльная опера, – вздохнул Грэй.

– Ой, мне не терпится узнать, что там дальше, – проговорила я, доставая из конверта следующее письмо.


11 февраля 1918 года

Моя дорогая, любимая Ида,

я получил от тебя драгоценнейший подарок. Мое сердце переполнилось радостью при известии о том, что я стану отцом. Отцом твоего ребенка. Нашего ребенка. Я обливался слезами радости, читая твое письмо. Как ты себя чувствуешь? Когда ты поделишься этой новостью со своей семьей, с Бобом? Я провел много бессонных ночей, думая, как быть с Бобом, и пришел к выводу, что, когда ты скажешь ему об этом, лучше всего, если рядом с тобой будет твой отец. Я не доверяю нраву Боба. Жаль, что рядом с тобой не будет меня. Ты не должна делать это одна. Ох, Ида, милая моя Ида…

Дни длинные, моря бурные. Капитан держит себя хуже прежнего. Многие моряки опасаются, что он окончательно потерял рассудок. Я не знаю точно, но ради собственной безопасности лучше не высовываться и просто делать свое дело. Я стараюсь не задавать вопросов и не противоречить ему. Еще шесть месяцев, и я вернусь домой, к тебе, еще до рождения ребенка.

Ох, любовь моя, как я тоскую по тебе.

Я вернусь домой, и мы поженимся. Я буду заботиться о тебе и о нашем милом малыше. Обещаю тебе.

Со всей моей любовью к тебе,

Макс.


Я грустно покачала головой.

– Это последнее письмо. Мне даже не хочется его читать. Что, если оно будет… печальным?

Грэй уже не мог притворяться равнодушным. Он заинтересовался:

– Давай послушаем, что случилось.

Я стала читать дальше.


19 февраля 1918 года

Дорогой Макс,

как ты видишь, я отправила тебе назад все письма, которые ты мне присылал. Пожалуйста, не обижайся на меня за это. Макс, я люблю тебя, но я поняла, что наши отношения были ошибкой. Когда я сообщила свою тайну родителям, папа плохо воспринял это известие. Он запретил мне общаться с тобой.

Макс, я обманула моего жениха и опозорила семью. Может, я еще увижу тебя. Я надеюсь. Но пока я должна уехать. Я должна исправить свою ошибку. Я должна быть одна, пока не родится ребенок. Я не могу еще больше позорить мою семью. Приятные супруги из Сиэтла примут меня. Я буду жить у них до рождения ребенка, потом мы посмотрим, что делать.

Конечно, я рассказала про все Бобу. Он был потрясен. Но, уверяю тебя, я не сказала ему, кто отец ребенка. Он требовал, настаивал, но правда еще сильнее разбила бы его сердце. Твоя тайна не нарушена.

Это мое последнее письмо, Макс. Пожалуйста, помни, что я молюсь каждый вечер о твоей безопасности. Я люблю тебя и буду любить всегда.

Навеки твоя,

Ида.

P.S.

Если родится девочка, я назову ее Роуз, в честь твоей матери. Она всегда была добра ко мне.


– Это последнее письмо, – сказала я, покачав головой. – Немыслимо.

Грэй воздел руки к небу. Сейчас он напоминал парня, который клянется, что терпеть не может телесериал «Холостяк», а сам украдкой смотрит его из кухни, когда его подружка сидит перед экраном.

– Что? Она отправила ему обратно все его письма?

– Она оберегала его, – сказала я, утирая слезу. – Какая прекрасная история.

– Нууу… Не знаю. Но ведь в конце концов она его бросила, – добавил Грэй.

Внезапно в моей памяти всплыло мимолетное воспоминание, о котором я почти забыла.

– Роза, – проговорила я. – На круизном лайнере я познакомилась с пожилой женщиной по имени Роуз. Она рассказала мне, что ее отец пропал вместе с кораблем где-то в Бермудском треугольнике. Она рассказывала о…

– Не может быть, чтобы это была она.

– Может быть, – сказала я. – Может быть.

– Хотя, возможно, ты права. Ведь мы наткнулись на этом острове на корабль, который наши власти не нашли до сих пор. Так что все возможно.

Я кивнула, а сама вспоминала Роуз, вспоминала, как она рассказывала о любви своей матери к отцу.

Грэй стал устраиваться поудобнее на нашем ложе из одеял с корабля и пальмовых листьев, нашел наконец удобное положение и с улыбкой взглянул на меня.

– Я бы сказал, что это не сказка на ночь, а скорее история трагической любви.

– Как печально, – вздохнула я. – Ты представляешь, что такое быть женщиной в 1918 году, беременной и мечущейся между двумя братьями?

– По-моему, это похоже на фильм, какие показывают по каналу «Лайфтайм».

– Я согласна с тобой, – сказала я. – Но такое не выдумаешь! – Я положила письма на подушку и бережно перевязала их бечевкой.

Грэй обнял меня за талию и прижал к себе, но через пятнадцать секунд его дыхание стало другим, и я поняла, что он заснул. А я не чувствовала усталости. Я лежала и думала про Иду и Макса, про их ребенка и про все тайны, которые хранил этот остров, в том числе и мою собственную.

Глава 17


21 августа 2007 года

Восемьдесят девять лет не самый подходящий возраст для первого круиза. Роуз это понимала. Ей придется иметь дело с ужасной морской болезнью, трапами и непрестанной качкой. К ее годам четыре подруги сломали шейку бедра, на похоронах одной из них она присутствовала месяц назад. Но все же Роуз решилась на это путешествие. Каждая косточка в ее теле просила об этом.

Ее сопровождали дочь Дебора и внучка Эми. Они будут ходить с ней на обед, помогать ей спускаться по трапу, чтобы посмотреть на какой-нибудь живописный остров.

– Боже, какой грандиозный лайнер! – восхитилась она, крепко сжимая руку Деборы. Эми была прелестна в сарафане, с длинными, волнистыми светлыми волосами, совсем как Роуз когда-то, в двадцать один год, и как ее мать.

Сейчас Роуз много думала о матери, которая умерла от сердечного приступа в шестьдесят восемь лет. Ее бедное сердце перенесло слишком много несчастий. Сейчас Роуз жалела, что не была рядом с матерью, когда та встретила старость. Но у нее была собственная семья, надо было растить детей. Роуз ждала второго ребенка, а Деборе едва исполнилось три года, когда мать серьезно заболела. Ах, если бы она могла ее тогда утешить. Никто не должен умирать в одиночестве.

Они нашли свою каюту. Дебора и Эми разместились на одной из двуспальных кроватей; на второй будет спать Роуз. Она зашла в ванную, чуточку попудрила нос и, раздвинув стеклянную дверь, вышла на балкон.

Дебора дотронулась рукой до ее плеча.

– Ты довольна, мама? – спросила она.

– Да, милая, – ответила Роуз.

Через час они вышли на пляжную палубу. Вдалеке играли на стальных барабанах музыканты. Пассажиры пили фруктовые коктейли и улыбались, подставляя волосы ласковому ветру. Роуз обратила внимание на прошедшую мимо нее молодую пару. Вероятно, у них был медовый месяц, судя по тому, как они держались за руки, как смотрели друг на друга. Ей не хватало любви. Фрэнк умер десять лет назад. Ей не хотелось признаваться в этом, но иногда она не могла вспомнить звук его голоса. И какой он любил пить кофе, черный или с сахаром? Или со сливками? Ужасная штука старость.

– Ты расскажешь нам, бабушка? – спросила Эми. – Почему мы здесь? Почему ты решилась на это путешествие?

Роуз кивнула, услышав гудок лайнера – сигнал отправления.

– Со временем, милая. Со временем.

* * *

Первые дни плавания выдались тяжелыми, и когда капитан объявил, что большой шторм еще впереди, Роуз пожалела о своей затее. Эми лежала с приступами морской болезни, у Деборы дела тоже шли не лучше. Вечером накануне прибытия на Бермуды Роуз отважилась пойти на ужин одна, а когда возвращалась в каюту, решила немного постоять на палубе.

Она узнала молодую женщину, которую приметила в первый день плавания. Молодую, красивую, влюбленную. Они обменялись несколькими фразами про аквамарин, красивый камень – талисман моряков, приносящий им удачу, – про отца Роуз, спаси Господь его душу. Держась за релинг, она смотрела на бескрайний простор океана, где закончил свою жизнь ее отец. Интересно, она сейчас близко от него? Узнает ли его, если увидит его во сне?

Она спустилась в каюту. Дебора и Эми уже спали. Она тоже утомилась, но все же сидела на балконе и слушала, как лайнер рассекал бурные бирюзовые воды.

* * *

На следующее утро Роуз проснулась поздно и решила заказать завтрак в каюту, чтобы посидеть с книгой на балконе, а не подниматься на пляжную палубу и стоять в очереди за лососем и булочками. Эми и Дебора пытались уговорить Роуз, чтобы она сошла с ними на берег и хоть чуточку посмотрела Бермуды, ведь они будут стоять в порту много часов. Но Роуз чувствовала усталость и решила остаться и дочитать роман Лори Колуин, узнать, чем все там закончится. Роман был о семейном счастье, о котором она всегда мечтала.

– А вы ступайте и развлекайтесь, – сказала она дочери и внучке. – Когда вернетесь, я буду тут, и мы вместе пообедаем.

Она немного вздремнула, потом почитала роман. Эми с Деборой вернулись к пяти, щебеча, как им понравилось на Бермудах. Эми даже познакомилась в ресторане с мальчиком из университета Дьюка. Они обменялись телефонными номерами, несмотря на неодобрительные взгляды его матери. В конце концов, он ведь из «Лиги плюща».

В ресторане был торжественный ужин. Роуз надела синее платье с блестками, которое купила пять лет назад к свадьбе внука. Оно по-прежнему хорошо сидело на ней. Дебора выбрала простое, но классическое черное платье с вырезом под горло. Эми была, как всегда, красива в чем угодно, но в этот вечер она надела облегающее красное платье с асимметричным подолом.

Они сели за столик и заказали вино. Заиграл квартет, но ему помешало объявление по корабельному радио.

– Прошу прощения за беспокойство, – проговорил голос с сильным акцентом. – Говорит капитан. Двое наших пассажиров не вернулись сегодня с экскурсии на берег, и мы задержим наш лайнер еще на час и попробуем их найти.

В зале прозвучал хор ахов и охов.

– Будьте готовы к корректировке расписания. Мы планировали отплытие на 8 часов пополудни. Желаю приятно провести вечер.

Снова заиграла музыка.

– Как вы думаете, что с ними случилось? – спросила Эми.

Дебора пожала плечами:

– Вероятно, засиделись в баре и потеряли счет времени. Теперь мы все должны расплачиваться за их безответственность.

Роуз увидела мужа той приятной молодой женщины, как там ее звали – да, Шарлотта. Он расхаживал по палубе за окном, и она забеспокоилась.

* * *

Лайнер отбыл после полуночи. Роуз помнила, как ее разбудил рокот двигателя, и она посмотрела на часы. 0.35. Хорошо, подумала она. Шарлотта нашлась.

Утром они отправились завтракать на пляжную палубу. Весь лайнер гудел.

– Ты представляешь? – говорила мужу женщина средних лет. – Как это страшно. Муж на борту. Его не отпустили ее искать. Как он, должно быть, беспокоится.

Потом Роуз увидела постер с фотографией женщины, Шарлотты, и другого мужчины. «ПРОПАЛИ, – было напечатано крупным черным шрифтом. – С любой информацией, пожалуйста, обращайтесь к охране лайнера».

Роуз подошла к постеру и дотронулась пальцами до лица женщины.

– Я знаю ее, – сказала она.

– Ой, мама, откуда? – удивилась Дебора.

– Я знаю, – твердо повторила Дебора. – я разговаривала с ней позавчера, пока вы обе спали. Она была чудесная. И вот теперь она…