Лаура идти сюда не хотела и пыталась отговориться, ссылаясь на занятость. Но Джей Би не позволил ей сорваться с крючка.

– Отпросись на пару часов, ничего не случится, – сказал он ей. – Если ты не пойдешь, то потом просто умрешь от сожаления, а что тогда будет с «Сентинел»?

Сейчас, рассматривая фотографию сомалийской женщины, следящей за колонной американских войск из окна лачуги, Лаура поняла, почему критики всего мира называли Теда Кендалла новым Робертом Капой.

Это была больше чем фотография, в ней просматривалась целая история. Сквозь объектив камеры Тед разглядел невероятное сочетание эмоций – благоговение, страх, любопытство, надежду.

Именно надежда снова и снова появлялась в его работах, придавая опустошающим образам войны меньшую трагичность. Поражали и другие правдивые снимки, сделанные в Никарагуа, в Южной Африке в день освобождения Нельсона Манделы из тюрьмы, в Ливии во время беспорядков. Все они несли в себе тот же заряд, то же смешение страдания и надежды.

– Из-за этой он чуть не погиб, – заметил Джей Би, указывая на фотографию знаменитой Аллеи снайперов в Сараево.

Лаура взглянула на тела, распростертые на асфальте, на женщин, разбегающихся под пулеметными очередями.

– Его ранили?

– В бедро. Но вместо того, чтобы искать укрытие, он схватил раненого солдата-омоновца, и они вместе доковыляли до безопасного места. А это… – они остановились у ряда выразительных небольших снимков, без затей озаглавленных «Рушащиеся ворота», – Тед снимал в тот исторический день, когда открыли Бранденбургские ворота в ноябре 1989 года. Из этого хаоса он выбрался весь помятый, в царапинах, его даже топтали, но его фотографии стали самыми выдающимися из всех, что я видел об этом событии.

Прежде чем она что-либо ответила, Джей Би махнул кому-то рукой через комнату.

– Ринг Фэрли, – пояснил он Лауре. – Я не видел шельмеца целую вечность. Ты пока посмотри одна, я тебя догоню.

– Хорошо. – Лаура двинулась вперед и остановилась перед очередным фото. Маленький мальчик сидит на корточках посреди улицы, заваленной обломками и мусором после недавнего взрыва.

В его глазах, смотрящих в камеру снизу вверх, читались страх и радость, поскольку он спас из развалин рваного игрушечного мишку и теперь крепко прижимал его к себе.

– Это одна из моих самых любимых.

Не стоило оборачиваться, чтобы понять, что Тед здесь, прямо за ней, она даже уловила запах его одеколона.

– Выдающаяся фотография, – откликнулась она севшим голосом. – У меня ощущение, словно я знаю этого мальчика.

– Он бы тебе понравился. – Он подошел ближе, тронутый блеснувшими в ее глазах слезами. – Его зовут Илрэк. Он хорват, семи лет от роду, и знает, где можно обменять пачку американских сигарет на буханку хлеба. – Он похлопал себя по нагрудному карману, в котором проступали очертания пачки «Мальборо». – Вот почему у меня не получается бросить курить.

Последняя фраза поразила ее, поскольку приоткрыла совсем иного Теда Кендалла, о котором она и не подозревала – нежного, ничего общего не имеющего с необузданным, авантюрным плейбоем, о котором так часто писала пресса.

– Ты прав, – сказала она, – он бы мне понравился. – Она с трудом оторвалась от фотографии. – Что с ним будет?

Тед пожал плечами:

– Трудно сказать. Пока он выжил, хотя дом его разрушен. Прежде чем уехать из Сараево, я нашел для его семьи новое жилье. Надеюсь, там он будет в безопасности.

– Расскажи мне о других снимках.

– Пожалуйста. – Взяв под руку, он повел ее по залу, останавливаясь у разных стендов. Объясняя каждую сцену, он оживлял ее с помощью трогательных, порой смешных историй.

«Это у него такой способ уводить от страшного», – размышляла она, время от времени искоса посматривая на него.

– Хай, большой брат!

При звуках веселого юного голоса Лаура обернулась и увидела симпатичную молодую женщину, которая обнимала Теда. На ней было черное, очень короткое, очень обтягивающее платье, сабо на высоких каблуках и серые носочки. Она улыбалась лукавой улыбкой, удивительно похожей на улыбку Теда.

– Лютик! – Тед тепло обнял ее. – Ты одна?

– Шутишь? Все мои друзья здесь, помогают уничтожать сандвичи и шампанское. – Кулачком она ткнула Теда под ребра и взглянула на Лауру. – Ты не собираешься меня представлять?

– О, – Тед засмеялся, – прости. Это Лаура Спенсер, падчерица Джей Би и к тому же новый издатель «Сентинел». Лаура, познакомься с моей малышкой – сестрой Сандрой.

– Привет! – поздоровалась Сандра и снова ткнула его локтем в бок. – Кого ты называешь малышкой! – Затем, протянув руку Лауре, добавила – Очень приятно познакомиться, Лаура. Мой брат мне много о вас рассказывал.

Лаура удивленно уставилась на Теда.

– Он говорил обо мне?

– Да вы не беспокойтесь. Только хорошее, что удивительно, учитывая его отношение к репортерам.

– Понятно.

– Лаура улыбнулась девушке. – И как же он относится к репортерам?

Сандра ухватила с подноса у проходившего мимо официанта канапе размером с двадцатипятицентовик и бросила его в рот.

– Ненавидит их, – сказала она, слизывая остатки креветочного мусса с пальца, – страстно. Как-то даже разбил одному лицо. Расквасил губу и выбил два зуба. Тот собирался подавать на нас в суд, но после того, как отец переговорил с ним, согласился замять дело.

– Прости мою сестрицу. – Тед взъерошил копну белокурых кудрей. – Она прирожденная сплетница. Мы обычно звали ее Ловеллой.

– Это не сплетня, а, Бог свидетель, чистая правда…

Внезапно их окружили, к ним тотчас подскочили тележурналисты с камерой. Через несколько секунд Тед и Сандра оказались в плотном кольце.

– Разрешите сфотографировать вас с сестрой, мистер Кендалл?

– Как насчет пары слов для наших новостей, мистер Кендалл? Что вы чувствуете, вернувшись в Техас после стольких лет?

Когда Тед начал отвечать на вопросы, Лаура незаметно отступила. Но едва она возобновила осмотр галереи, как послышалась резкая брань. За ним последовал грохот и началась суматоха, все куда-то побежали….

Владелица галереи, Клер Логан, беспомощно озиралась вокруг.

– Что случилось? Куда он подевался? Возбужденный репортер суетливо поправлял очки, в то время, как оператор осматривал камеру.

– Парень просто сумасшедший, – выплюнул он, взъерошив волосы. – Я всего лишь спросил, уладился ли их конфликт с отцом, а в следующую секунду он уже сбил с ног моего оператора!

– Вы не должны были говорить ни о чем, кроме выставки! – жестко сказала миссис Логан. – Мы же обговорили это с вашей студией.

– Мне никто не сказал.

По тому, как репортер отвел глаза, Лаура поняла, что он лжет. Увидев вдалеке фотографа из «Сентинел», она поспешила к нему.

– Куда пошел Тед Кендалл?

Молодой человек жестом указал на дверь.

– Они с сестрой вышли, мисс Спенсер. Это все, что я могу вам сказать.


Она настигла Теда в конце Конгресс-стрит, он уже подходил к мосту. Сандры нигде не было.

– Можно я с тобой? – спросила она, приноравливаясь к его шагу.

Он не ответил, лишь глубже засунул руки в карманы, затем свернул и стал спускаться по ступеням, что вели к городской приозерной аллее для бегунов и велосипедистов, популярной среди жителей пятимильной петле вдоль реки Колорадо, с великолепным видом на город.

– Где Сандра?

– Я посадил ее в такси. – Он пнул какую-то ветку. – Этот щелкопер довел ее до слез. Я готов был свернуть ему шею.

– Хорошо хоть не сделал этого. Тебе и так придется платить за камеру.

– Сам виноват. Придерживался бы тем, о которых мы договорились, ничего бы не произошло.

– Что за вопрос он задал?

Казалось, он ее не слышит.

– Какого дьявола они не могут оставить нас в покое? Почему лезут исподтишка, лишь бы заполучить свою сенсацию?

– Ну, Кендаллы всегда были притягательны для прессы. Их считают техасскими Кеннеди. Влиятельные, богатые – настоящие небожители.

– И это делает их объектом новостей?

– Публика так считает. И потому пресса реагирует соответственно.

– От прессы воняет.

Она улыбнулась:

– Когда-нибудь я, возможно, поспорю с тобой. Господь свидетель, Джей Би и я, каждый из нас получил свою порцию газетных заголовков, когда моя мать оставила нас. Сейчас я смотрю на это по-другому.

– Ты бы никогда не опустилась до уровня этого репортеришки.

Комплимент тронул ее больше, чем все сказанные им ранее.

– Что за вопрос он задал? – спросила она вновь. Тед помолчал, следя за одиноким яликом, едва волнующим поверхность воды.

– Он хотел знать, простил ли меня отец за мое поведение в день похорон матери.

– Для тебя, как я понимаю, это горькая тема.

– Только когда я не хочу говорить об этом. А он знал, что я не хочу говорить на эту тему. Мы с руководителем их студии договорились, что во время интервью не будет вопросов о семье, что мы будем говорить только о моей работе и о выставке.

Она подошла к нему поближе.

– Если хочешь выговориться, я буду рада послушать. Говорят, у меня это неплохо получается.

В чем-чем, а в этом он не сомневался. Было в ней что-то естественное, наверное, доброта и порядочность, которые он почувствовал сразу. Может быть, отчасти из-за своего к ней влечения? Женщины, которых он встречал прежде, были поверхностны и бесчувственны. Потому он не мог выносить их долго.

– Мы с отцом никогда не были близки, – начал он, потом замотал головой. – Нет, неправда. Было время, когда были неразлучны. Но постепенно из-за бесконечной работы ему стало некогда. Начались долгие отлучки из дому, поездки в Вашингтон с матерью, поздние совещания. К тринадцати годам я почти перестал его видеть. Да и мать тоже. Чтобы облегчить себе жизнь, они отослали меня в школу-интернат, но я умудрился сделать так, что меня через три месяца вытурили.

Лаура улыбнулась, гадая, что же такое он сотворил.

– Я не знал, чего хочу от жизни, – продолжал он, в то время, как они медленно шли по затененной тропинке. – Но одно я знал точно – я не хотел заниматься политикой. И не хотел поступать в юридическую школу. Тогда-то мы с отцом и стали отдаляться друг от друга. Годы спустя, когда я признался ему, что хочу стать фотографом и путешествовать по миру, он закатил скандал. Мать пыталась вмешаться, но он и слушать не хотел. Тогда я поступил в Луизианский университет, и с тех пор не видел его, до дня похорон матери.

Она вспомнила, что читала сообщения об этой трагической смерти. Чарльз Кендалл доставил самолетом более ста добровольных помощников по его предвыборной кампании в свое шале в Аспене на уик-энд. В то воскресенье, посреди празднества, жена Кендалла поднялась наверх, вышла на балкон и прыгнула навстречу смерти.

– Наверное, для тебя это было ужасно.

Он саркастически рассмеялся:

– Я фактически ничего не знал. Я проводил уикэнд с друзьями во Флориде, и после нескольких попыток отыскать меня, отец прекратил поиски. Если бы не Люсинда, я пропустил бы похороны собственной матери.

– И ты был рассержен.

– Не то слово – в ярости. Я появился посреди службы. Пришлось буквально расталкивать агентов безопасности, чтобы добраться до места, где сидела моя семья. А когда я добрался, отец даже не взглянул в мою сторону. Как я узнал позднее, полиция подозревала, что дело нечисто, но, так как не смогла найти никаких улик, объявили, что имело место самоубийство.

– Джей Би говорил мне, что ты никогда не верил в самоубийство.

– Поначалу не верил. Вряд ли мать была способна на такое. Она казалась такой жизнерадостной, заводной, да и матерью она была отличной. – Он печально и трогательно улыбнулся. – Ее все обожали.

Они посторонились, уступая путь матери, толкавшей детскую коляску.

– Меня не пригласили в дом после церемонии на кладбище, – продолжал он ровным тоном, – но все равно я пошел. Оглядываясь назад, я понимаю, что мог бы поладить с отцом, если бы попытался. Впервые за многие годы у нас появилось нечто общее – наша скорбь. Вместо этого обвинил его, мол, это он виноват в смерти матери и будь он лучшим, более внимательным мужем, она бы не убила себя.

– Но теперь ты так не считаешь?

Он покачал головой:

– Это не его вина. Она наслаждалась той жизнью, которую он ей обеспечил, ну и, конечно, привилегиями. Почему она решила со всем этим покончить, навсегда останется для меня загадкой.

Лаура знала эту историю давно, но она никогда не слышала, чтобы ее рассказывали с такой горечью. На лице его не отражались эмоции, в голосе не чувствовалось волнения, но боль, которую она ощущала, пронзала и ее.

– И отец так никогда и не простил тебя за тот день?

– Нет. Даже на прошлой неделе, когда я приехал повидаться с ним.

Она положила руку ему на плечо:

– Мне так жаль, Тед.