Лоретта Чейз - Не искушай меня

Она говорила о своём египетском опыте менее эмоционально, чем, если бы описывала пару перчаток или туфель. Но он мог видеть эту сцену слишком ярко и Зою в ней. Этот образ его расстроил, добавляясь к путанице страха и злости.

Пока Люсьен боролся, подавляя эмоции, она спокойно осмотрелась.

– Мне нравится это место, – сказала девушка. – Я не предполагала, что оно настолько большое.

Её взгляд вернулся к нему:

– Она мне тоже должна нравиться, хотя я обнаружила, что очень ревную…

– Мне безразлично, что…– он замолчал, пытаясь думать, несмотря на одолевавшие его страх и гнев. – Ревнуешь?

– Она так элегантна, – сказала Зоя. – Она знала, кто я, мне кажется, и не оскорбила меня. Это очень благородно. Будь я твоей наложницей, я бы относилась с большим подозрением ко всяким протеже.

– Она не моя нало…

– У неё отличная посадка. Лучше, чем у меня.

Герцог хотел бы придушить человека, рассказавшего ей о леди Тарлинг. Он приказал себе сохранять спокойствие.

– Ей подходит её седло, – сказал он. – Ей подходит её конь. Она не крала его у своей матери…

– Нет, – Зоя подняла руку, – Ты не будешь меня отчитывать. Это была забава. Я хочу веселиться. Я хочу жить. В Египте я была игрушкой, развлечением. Домашним животным в клетке. Я поклялась себе не терпеть больше такого существования.

Он уставился на неё в яростном неверии.

Он сказал себе, что её английский звучал достаточно хорошо, но понимание значений было далеко от совершенства. Он говорил себе много разумных вещей, но его нутро среагировало на обвинение, откровенно несправедливое обвинение. Она сравнила его с негодяем, который держал её в клетке и обращался как с животным или игрушкой.

– Я провёз тебя через весь Лондон вчера, – сказал Марчмонт, – я возил тебя покупать платья, бельё, обувь и чулки. И я сказал тебе, что возьму тебя сегодня на прогулку.

– Мне было нужно прокатиться верхом.

– Ты должна была мне это сказать.

– Тогда я не знала. Даже если бы знала, ты бы не дал мне возможности сказать, чего я хочу. Мы сделаем так, ты говоришь. Мы сделаем этак. Я заберу тебя в два часа, Зоя. Я сделаю тебя респектабельной, Зоя, нравится тебе это или нет, ради твоего отца, и потому, что я так сказал, и я всегда держу своё слово.

– Я знаю, что слова английские, – ответил Марчмонт, – но мысли, должно быть, арабские, потому что я ничего не понимаю.

Она подала лошади знак двигаться.

– О, нет, – сказал он, – ты не будешь изрекать загадочные замечания и прогонять меня. Меня не прогоняют!

Зоя не обратила на него внимания.

Люсьен слез с коня и зашагал к ней. Он заставил её лошадь остановиться.

– Слезай, – сказал он.

– Нет, – ответила Зоя.

– Трусиха, – проговорил герцог.

Её голубые глаза вспыхнули.

– Давай же, – подзадорил он её, – убегай.

Она метнула в него убийственный взгляд, но позволила ему помочь ей спуститься. Её попка, скорее всего, горела, и ноги скоро будут мучительно болеть.

– Тебе нужно пройтись, – сказал Марчмонт.

– Нет, не нужно! – она топнула ногой и поморщилась. – Я только слегка одеревенела. И не желаю гулять с тобой.

– Мне всё равно.

– Тебе всё безразлично, – сказала Зоя. – Как быть с лошадьми? Ты не можешь оставить их посреди верховой тропы.

– Твой грум займётся лошадьми.

– Я не собираюсь с тобой гулять, – возразила она и попыталась взобраться на лошадь.

Он мог бы позабавиться, наблюдая за её попытками взобраться в седло без посторонней помощи, но герцог был не в настроении развлекаться. Он схватил её за руку и потащил прочь от лошади, направляясь к Серпентину.

– Думаю, я тебя утоплю, – сказал Люсьен.

Она пнула его в голень и побежала.

Нападение было последним, что ожидал от неё Марчмонт – хотя, как он понял позднее, его стоило ожидать в первую очередь – и он не успел среагировать. Несмотря на усталость и затёкшие ноги, Зоя добилась удивительного прогресса благодаря этой мгновенной задержке, и исчезла в роще деревьев. Ею двигало чистейшее упрямство, говорил он себе, и далеко ей не уйти. У неё почти не было физической нагрузки в последнее время, её мышцы устали – хотя она могла этого ещё не понимать – и за ней волочился шлейф из тяжёлой ткани.

Беда в том, что ей не нужно было уйти далеко, чтобы заблудиться, или запутаться в своем проклятом шлейфе и споткнуться, разбив голову об ствол дерева, или утонуть в Серпентине.

– Я её утоплю, клянусь, – пробормотал герцог и побежал за ней.

Он искал проблеск голубого и скоро её нашёл. Зоя была возле Серпантина, но не на дорожке. Он легко преодолел расстояние между ними, но она продолжала свой неуклюжий бег.

Когда Зоя оказалась в пределах досягаемости, Люсьен потянулся, чтобы схватить её за руку. Он наступил ей на шлейф, его сапог запутался в подоле платья, лишив её равновесия. Она упала, и он за ней, прямо на неё.

Когда они повалились на землю, с него упала шляпа. Краем глаза он видел её шляпку, откатившуюся в сторону. Под его рукой поднималась и опадала её грудь от тяжёлого дыхания. Он приподнял голову и грудную клетку, чтобы не давить своим весом, но полностью её не отпустил.

Влажные кудри прилипли к вискам и возле ушей. Её кожа порозовела от напряжения. Зоя хмуро смотрела на него, сверкая голубыми глазами.

– Какого чёрта с тобой случилось? – спросил Марчмонт.

Её руки поднялись. Инстинктивно он отпрянул назад. Но она не стала выцарапывать ему глаза или бить, как он ожидал. Зоя запустила пальцы в его волосы и обхватила его голову. Она потянула, приближая его лицо к своему, и поцеловала прямо в губы.

При первом прикосновении Люсьен ощутил лёгкий шок, который испытывал днём ранее, но сильнее и глубже на этот раз, как будто он притронулся к электрической машине. Но на этот раз он не отстранился. Её губы были мягкими и тёплыми, её запах и вкус разлились в нём, сладкий и чистый и тёплый, словно летний сад.

Казалось, в нём начался мятеж чувств. Герцог не знал, что за чувства и не хотел знать. Вокруг них стояла весна, прохладная и влажная, но Зоя на вкус была как лето, и он жаждал её жара. Её руки скользили по подбородку, и губы требовали большего. Она постепенно становилась всё настойчивее и ласковее, и Марчмонт охотно сдался.

Его разум затуманился, он забыл обо всём, кроме её тепла, запаха и вкуса. Зоя обвела языком контур его губ, и его охватил уже знакомый шок: наплыв удовольствия в ответ на приглашение.

Все его чувства отвечали ей, вопя «да». В тепле и правильности их поцелуя весь кавардак чувств – злость и страх, разочарование и смятение – переплавился в простую непреодолимую потребность.

Люсьен опустился на неё и обнял её. Он перекатился на спину, и она последовала за ним. Без колебаний, без раздумий. Только «да».

Мир исчез. Не осталось ничего, и ничто не имело значения, кроме дразнящего и мучительного поцелуя, медленно углублявшегося. Исчезло всё, и ничто не имело значения, кроме изогнувшегося в готовности тела, прильнувшего к нему.

Марчмонт повёл руками вниз по её спине и вверх, очерчивая линию позвоночника, наклон плеч и изгиб шеи.

Руки Зои двигались по нему в той же решительной манере, как её уста заявляли права на его губы. Он чувствовал эти прикосновения каждой клеткой своего тела. Одежда не мешала. Он остро ощущал собственную кожу, все нервные окончания трепетали.

Сердце Люсьена билось всё чаще, дыхание участилось, и жар прокатился по телу. Он скользнул рукой по её талии и животу, немного выше, обхватив грудь. Она замурлыкала ему в губы, и их стон смешался. Её губы и руки блуждали так же дерзко и собственнически, как его собственные – через плечи и спину, под сюртук, затем остановились на ягодицах, чтобы прижать его к себе и потереться об его затвердевший член.

Он оторвался от поцелуя ровно настолько, чтобы снова перевернуть её на спину. Зоя рассмеялась глубоким гортанным смехом, и его ответный смех был хриплым. Люсьена пьянило тепло её вкуса и прикосновений, и он в опьянении хотел всего и немедленно.

Он потянулся вниз, чтобы задрать ей юбки.

Марчмонту послышалось что-то, очень издалека, но оно исчезло из его сознания, как только рука Зои скользнула ниже пояса, где эрекция распирала клапан его брюк. Это прикосновение опустошило то, что оставалось от его рассудка. Люсьен сжал в кулак её плотные юбки и потянул кверху. Он забрался рукой под ткань и провёл вдоль ноги, обтянутой чулком.

Герцог слышал какой-то шум, но он не имел значения. Значение имела его рука, движущаяся вверх по чулку. Имели значение тепло её кожи под ним и прекрасный изгиб ноги.

– Силы небесные, вы совершенно стыд потеряли!

Часть его сознания восприняла слова, но они ничего не значили. Это был шум, воронье карканье. Его рука продвинулась дальше.

– Прекратите!

Хлоп.

– Прекратите! Помоги мне, небо, это словно разнимать собак!

Хлоп.

– Слезайте!

Что-то ударило его по голове. Хлоп.

– Немедленно! Вы меня слышите? – Хлоп. – Сию секунду слезайте с неё! – Хлоп. – Слезайте!

Черт побери. Только не идиотка-горничная. Только не сейчас. Из какого адского огня она явилась?

Он убьёт горничную и сбросит её тело в Серпентин.

Марчмонт скатился с Зои.

Да, горничная была там, но вне досягаемости. Его атаковала не она. Джарвис стояла, со сгорбленными плечами и кулаками, прижатыми ко рту, в нескольких футах позади и справа от Присциллы, чей громадный живот колыхался, пока она размахивала плотно свёрнутым зонтиком.

– Вы окончательно лишились рассудка? – кричала Присцилла. – Великий Боже, Марчмонт, что с Вами случилось? Кувыркаться с моей сестрой в Гайд-Парке? Как собаки? Что люди скажут?

Марчмонт не отвечал. Он оставался, где был, разглядывая Присциллу полузакрытыми глазами, и ждал, пока спадёт эрекция и вернётся дыхание.

Зоя приподнялась на локтях и посмотрела на сестру.

– Я тебя убью. – произнесла она. – Разве ты ненормальная, вмешаться в такой момент? Мне неважно, насколько ты беременна. Это не оправдание…

– Оправдание? – завопила Присцилла. – Ты не можешь… Тебе не следует…

Она помахала зонтиком.

– Нельзя делать то, что вы делаете. Нельзя… не в Гайд-парке!

Марчмонт в это время принял сидячее положение. В следующее мгновение он одним движением поднялся на ноги и протянул руку Зое. Она неуклюже встала. Страсть остудили – и слишком грубо – теперь пришло время расплачиваться за скачку на лошади.

– Чрезвычайно круглая леди права, – сказал Марчмонт. – Нам не следует этим заниматься в Гайд-парке.

– Но что она делает в Гайд-парке, хотелось бы знать? – спросила Зоя. – Она не должна даже быть на ногах в такое время.

– Вам повезло, что это была я, – проговорила Присцилла. – И почему бы мне не быть здесь в это время? Я не развлекалась допоздна. Августа говорит, мы не должны появляться в Олмаке, пока ты не сделаешь реверанс Королеве – когда бы это ни было, что учитывая сегодняшнюю эскападу, представляется маловероятным.

Если Королева откажется встретиться с Зоей, это будет его вина. Он обещал сделать её респектабельной.

– Вы же знаете, по средам никто ничего значительного не устраивает, – продолжала злиться Присцилла. – Досаднее всего сидеть дома взаперти с мужем, который решительно настроен перечить мне во всём. Я не смогла выдержать сарказм Паркера и рано легла. Потом, когда я пришла навестить маму сегодня утром, то увидела Джарвис, возвращающуюся домой – без тебя – и немедленно поняла, что что-то случилось.

– Разве Джарвис Вам не сказала, что я занимаюсь этим вопросом? – спросил Марчмонт.

– В самом деле, Вы превосходно им занимаетесь, как я погляжу, – ответила Присцилла.

– Джарвис, ей, конечно же, сказала, – заговорила Зоя. – Но мои сёстры никогда не оставят меня в покое.

Она обратилась к Присцилле:

– Никто из вас не даёт мне выйти из дома. Марчмонт слишком занят со своими наложницами, чтобы гулять со мной.

– Нет у меня никаких нало…

– Я ещё две недели не увижусь с Королевой. Сегодня всё, чего я хочу, это насладиться его телом – но нет, тебе нужно вмешаться, даже если никто нас не увидит.

– Тебе нельзя наслаждаться его телом!

– Это всего лишь поцелуи и ласки, – возразила Зоя.

Всего лишь, подумал он.

– Всего лишь? – воскликнула Присцилла. – Он же мужчина. Ты вообразила, что он удовлетворится предварительными ласками?

– Я знаю, что делать, чтобы его удовлетворить, – ответила Зоя.