Раздались истерические смешки сестёр.

Зоя их проигнорировала.

– Никто не скажет мне, как это будет на английском, – сказала она, – если я и знала раньше, то забыла.

Он издал горлом странный звук. Затем сказал:

– Мужское достоинство подойдёт.

Две старшие сестры опустили головы на руки.

– Его мужское достоинство не могло встать, – сказала Зоя. – Он был очень болезненным, знаете ли. Не мог быть настоящим мужем, хотя я нравилась ему и делала всё, чему меня научили, для пробуждения мужского желания. Абсолютно всё. Я даже…

– Зоя, – сказал её отец сдавленным голосом, – нет необходимости объяснять все детали.

– Хотелось бы, чтобы ей вообще не было необходимости говорить, – пробормотала одна из сестёр.

– Хотелось бы просто провалиться сквозь землю.

– Мы этого никогда, никогда не сможем пережить.

– Не обращайте на них внимания, мисс Лексхэм, – сказал Марчмонт. – Продолжайте, пожалуйста. Я весь во внимании. – Он отпил ещё немного.

– Я буду для Вас превосходной женой, – сказала она, надеясь, что эти слова прозвучали не так отчаянно, как было в действительности. Зоя сказала себе, что если это не сработает, она уедет в Париж или Венецию, как угрожала, хоть это и не было самым лучшим вариантом. Она хотела остаться на родине, жить той жизнью, о какой мечтала двенадцать долгих лет. Казалось, герцог Марчмонт был её единственной возможностью иметь такую жизнь. Он был привлекателен, молод, здоров, не особенно умён и хотел её. Он идеально подходил.

Он был ниспослан небом. Дар судьбы. Она только должна его удержать.

Не паникуй, посоветовала она себе, ты отлично знаешь, что делаешь. Ты провела двенадцать лет, обучаясь этому.

– Я знаю все возможные искусства доставления наслаждения мужчине, – продолжила она, – умею петь, танцевать и сочинять стихи. Я быстро учусь и научусь вести правильно себя в свете, если Вы мне поможете или найдёте наставников.

Зоя забеспокоилась, и, как следствие, её английский стал сбивчивым, но она шла напролом.

– Мне известно, что вдовы бесполезны, но я никогда не была женой физически. Я осталась девственной, а девственницы ценятся высоко. К тому же, у меня есть драгоценности, составляющие хорошее приданое, размером не меньше, чем у девушки. Я стану любящей матерью Вашим детям. В гареме все дети меня обожали. По правде говоря, мне было жаль их оставлять, и я буду счастлива иметь собственных детей. – Она остановилась и глянула на сестёр. – Но не слишком много.

– Не слишком много, – повторил он за ней и выпил ещё.

– Я умею вести хозяйство, – сказала она. – Знаю, как управлять слугами, даже евнухами – они бывают совершенно невозможны. У них настроения меняются чаще, чем у женщин.

– Евнухи. Понимаю.

– Я умею с ними обращаться. Во всём гареме я была единственной, кто умел.

Две другие сестры опустили головы на руки. Мама закрыла лицо платком.

Марчмонт опустошил бокал и поставил его на стол. Прищуренный взгляд зелёных глаз вернулся к Зое. Она не могла видеть, так скрытно он им пользовался, но чувствовала его. Медленный, оценивающий взор путешествовал по ней от макушки до кончиков пальцев ног, сжавшихся в ответ. Всё её тело, казалось, стремилось свернуться под этим взглядом, как гремучая змея, которую выманили из темноты на солнечный свет. Девушка ощутила что и в животе у нее все сжимается и переворачивается.

– Это очень соблазнительное предложение, – заявил герцог.

В комнате повисла оглушительная тишина, и Марчмонту показалось, что он слышит своё собственное эхо.

– Умение управлять евнухами является действительно редким достижением.

Четыре предвестниц не издали ни звука. Их младшей сестре удалось совершить невозможное – она лишила их дара речи.

– Ну что?… – спросила она в затянувшейся тишине.

Он налил себе ещё. Попытки сдержать смех могли нанести ему непоправимое увечье.

Он был убеждён, что никогда, за всю свою жизнь, не слышал ничего комичнее предложения о браке от «Зои-не Зои» или реакции её сестёр на него. Что само по себе стоило проигранной тысячи фунтов. Чёрт, да это возможно стоило и самой женитьбы. Он бы смеялся над этим ещё годы спустя, без сомнения.

Но будущие годы были очень далеко, а жениться сейчас было бы неудобно. Ему пришлось бы во имя приличий расстаться с любовницей на время, а леди Тарлинг ему ещё не наскучила.

– Как ни больно мне отказываться, – сказал он, – но было бы чудовищно несправедливо воспользоваться своим преимуществом подобным образом.

– Это означает «нет!?» – спросила Зоя. Её нежные губы опустились вниз.

Марчмонт разглядывал её развитое, восхитительно округлое тело.

– Это – «нет», сказал он, – к моему глубокому прискорбию. Я не могу себе позволить жениться на Вас по фальшивой причине. Я могу совершить то, что Вам требуется, без того, чтобы приковать Вас к себе навечно.

Он осознавал, что без него у неё нет ни малейшей надежды быть принятой в обществе. Он был единственным в Лондоне человеком, кто мог её ввести в свет, и он обязан был оказать эту услугу Лексхэму. Марчмонт не имел на сей счёт никаких сомнений. Никакое количество вина не могло снять с него этот долг.

Её нахмуренные брови разгладились и внимание заострилось.

– Вы можете?

– Нет ничего легче.

Она выдохнула.

Вздох облегчения?

Марчмонт на миг опешил от неожиданности.

Он представлял собой желанную добычу. Незамужние женщины продали бы душу за возможность стать герцогиней Марчмонт. Некоторым замужним было бы достаточно малейшего поощрения, чтобы охотно расстаться со своими мужьями.

Но герцог Марчмонт никогда не воспринимал себя всерьёз, хотя его тщеславие было особого сорта, далеко не хрупким. Если её крошечный вздох и задел его чувства, удар оказался едва заметным.

У неё были причины испытывать облегчение, сказал он себе. Она бы не пошла на такую крайность и не сделала бы ему предложение, если бы её кошмарные сёстры не преувеличили в своей обычной манере трудности её ситуации.

– Ничего легче? – воскликнула одна их них. – Марчмонт, насколько Вы пьяны?

Он проигнорировал её и обратил всё своё внимание на Зою-не Зою.

– По причинам, изумляющим меня, я в моде, – сказал герцог. – По причинам, не изумляющим никого, я принадлежу к избранным. Это сочетание делает меня желанным повсюду.

Зоя обратилась к сёстрам за подтверждением.

– Как ни печально, но это правда, – произнесла Гертруда.

– Это крайне утомительно, и я нахожу ответственность обременительной, однако ничего не поделаешь, – сказал он. – Моё присутствие определяет успех собрания.

– Как мистер Браммел, – сказала Зоя. – Они так сказали. Мужчина должен быть подобен мистеру Браммелу.

– Не в точности подобен, я надеюсь, – сказал он. – Если вы когда-либо услышите, что я принимаю молочные ванны или отказываюсь от галстука, потому что не все его складки расположены в точности, где должны, я надеюсь, что вы окажете мне любезность и пристрелите меня.

Она улыбнулась, медленно изогнув губы.

Образ этой экзотичной взрослой версии Зои, танцующей в вуалях, крепко засел у него в мозгу, вместе с первой частью её квалификаций: Я знаю все возможные искусства доставления наслаждения мужчине.

Может быть, несмотря ни на что, он должен был сказать «да».

Нет, конечно, нет. Невзирая на относительную нетрезвость, он осознавал, что маленький мозг, находившийся у него между ногами, пытается завладеть ситуацией. Он приказал себе не быть идиотом и затолкал видения в глубину кладовки памяти.

– Короче говоря, – сказал он, – я нужен Вам, но в противоположность истерическим предположениям Ваших сестёр, Вам не нужно за меня выходить. Вам не нужно выходить замуж до тех пор, пока Вы не будете к этому готовы.

Снова лёгкий вздох.

– О, – сказала она, – Благодарю Вас. Вы очень привлекательны и желанны, и я была бы рада. Но я прожила замужем с двенадцати лет, и это очень долго. Я бы предпочла не выходить замуж безотлагательно.

– Оставьте всё мне, – сказал он.

– Всё? – спросила Зоя. Она глядела на него выжидающе, глазами, глубокими, как моря, где легко может утонуть мужчина.

Он поставил бокал. Если его сознание перешло на метафоры, значит, он выпил больше, чем достаточно.

– Всё – ответил он с твёрдостью. – Пойдёмте со мной.

– Идти с ним? – воскликнула сестра.

– Идти куда?

– О чём он думает?

– Думает? Когда он вообще думал?

Пока вещуньи продолжали разыгрывать хор из древнегреческих трагедий, Марчмонт взял Зою за руку и вывел из комнаты.

Ладонь с длинными пальцами, охватившая руку Зои, излучала тепло. Жар исходил от неё и проходил сверху вниз через всё её тело.

Зоя взглянула на его руку, удивляясь тому, как это у него получалось.

Но как только они вышли из гостиной, герцог выпустил её. Он заложил руки за спину и пошёл. У него были длинные ноги, но он не торопился. Она без труда успевала за ним.

Памятуя о слугах, притворявшихся, что не наблюдают за ними, девушка не позволяла себе его разглядывать. Это было нелегко. Во-первых, противный мальчишка, которого она знала, превратился в высокого, сильного, устрашающе прекрасного незнакомца, к чему нужно было привыкнуть.

Во-вторых, этот незнакомец без усилий разбудил в ней чувства, о которых она слышала бесконечное множество раз, но никогда не испытывала. Её всё ещё шатало от своего открытия.

Однако он оставался чужим, и ей становилось легче при мысли, что не придётся выходить за него замуж. Герцог выглядел очень самодовольным. Ничего похожего на того мальчика, которого она знала давным-давно.

Вместе с тем, Зоя не могла не думать о том, как он выглядит обнажённым.

Она не могла не думать о том, что она могла бы ощутить, если бы он коснулся этими большими тёплыми руками её женских частей.

Она задрожала.

– Не по сезону холодно, – произнес Марчмонт. – Впереди, без сомнений, мерзкая ночь. Небо было облачным, когда я уезжал из Уайтса, и продолжало темнеть. Вам известно, что такое Уайтс?

Она усилием воли вернулась к разговору.

– Слышала, как мои сёстры говорили, что у Вас там есть друзья.

– Это клуб для джентльменов на улице Сент-Джеймс, – произнёс он. Он назвал ей имена членов клуба, описывая в деталях своих друзей, цитируя Бо Браммела и объясняя последние ставки в книге пари.

Он увлекательно рассказывал, однако Зоя понимала, что он был… не то чтобы пьян, но в лёгком опьянении.

Ей был знаком дурман наркотических веществ. В гареме опиум помогал скучавшим и разочарованным женщинам скоротать время. Она не понимала, почему такой успешный и могущественный человек, который мог делать и делал всё, что пожелает, избрал проводить дни в затуманенном сознании.

Это не моё дело, сказала она себе. Всё же она не могла не размышлять о том, насколько опьянение притупило его чувственные побуждения или ослабило мужское достоинство.

В этом она сомневалась.

Герцог остановился перед дверью библиотеки.

Зоя бросила взгляд себе за спину. Малая гостиная находилась недалеко, тем не менее, библиотека была более уединённым местом, по крайней мере, в настоящий момент. Если он захочет к ней прикоснуться, она ему позволит. Исключительно в познавательных целях. Она много знала о мужчинах, их предпочтениях, знала, что делать с ними и для них, но не изучила, что нравилось ей самой. Прикосновения Карима никогда не возбуждали её, как и его не возбуждали ее ласки.

Этот мужчина был совершенно другим, что было очевидно.

– Только после Вас, мадам

Она вошла в библиотеку с сильно бьющимся сердцем.

Марчмонт последовал за ней и прошёл прямо к центральному окну.

Толпа издала рёв.

Зоя стояла без движения, глядя в его затылок, в знакомые светлые волосы. Да, он всегда был самым отважным из всех, хотя смельчаком считался Джерард с его безрассудством.

Но отвага и безрассудство не одно и то же.

Ей были слышны шаги в коридоре и голоса сестёр, становившиеся всё громче. Через миг её братья услышат шум снаружи, выберутся из логова и…

И это ничего не изменит. Они поступят так, как поступали всегда. Даже в детстве никто из них не мог противостоять Люсьену. Теперь он был герцогом почти половину жизни и привык делать так, как хотел, привык, что с ним считаются.

Высокие окна библиотеки доходили до пола и выходили на узкий балкон. Марчмонт открыл одно из них.

Сёстры испустили дружный вздох.

– Боже мой, – завопила одна.

– Он обезумел.