Иман Кальби - Не твоя…

Карим же воспринял ее пассивность как молчаливую капитуляцию, тут же припал к губам Влады и начал жадно ее целовать, бесцеремонно вторгаясь своим языком в ее рот. Он приподнял ее, поднес к кровати и нежно опустил, заключив в оковы своих бедер. Он взял стоявший на тумбе у кровати кувшин с водой, наполнил стакан и протянул его бедной девушке в полузабытьи:

– Дринк (англ. – пей)–  повелительно, но с некой примесью сострадания произнес он.

Влада инстинктивно повиновалась, глотая живительную и отрезвляющую влагу из приставленного к ее губам стакана. Казалось, ее тело было иссушено, внутри пылал пожар…Она читала о таком состоянии ранее… Многие выжившие люди, совершившие попытку самоубийства через самосожжение, рассказывали, что сделали это, потому что давно уже сгорели изнутри… С каждым глотком сознание ее все больше прояснялось–  и когда она пришла в себя полностью, увидела, что широкоплечая мускулистая обнаженная фигура Карима возвышалась над ней, тоже абсолютно голой. Его глаза жадно поглощали ее естество, наслаждаясь последними секундами ожидания, когда он наконец овладеет своей добычей, одержит над ней очередную легкую и быструю победу.

Бежать было некуда. Внутри что– то с треском надломилось…

– Не бойся. Не бойся меня,–  тем временем начал нежно наговаривать ей на ухо на своем диалекте опьяненный похотью мужчина. Он был уверен, что она повиновалась, что она смирилась… Так, как повинуются и смиряются их женщины. А может, и все женщины на свете. Нежно гладил своей большой мозолистой ладонью по ее волосам. Его и без того шершавый металлический голос хрипел от возбуждения. Карим сдерживал себя из последних сил, чтобы не отдаться страсти сразу и без лишних прелюдий, но ему было мало взять ее насильно. Он целый день думал о ее теле и теперь хотел насладиться им сполна…

– Как ты меня заводишь, асфура…Зачем ты все так усложняешь? Все может быть просто и так хорошо для тебя…для нас двоих…

Его лицо стало очень сосредоточенным. Он прикоснулся губами к ее шее, откуда начал свой путь все ниже и ниже. Целуя ее соски, он то и дело поднимал свой взгляд на нее. И хотя Влада не сопротивлялась, смотря в одну точку, ее тело было натянуто, как струна. Она не давала себе ни малейшего шанса даже на толику секунды почувствовать удовольствие от действий этого мужчины. Карим не сдавался, он продолжил дорожку от грудей до ее пупка, требовательно ее целуя и скользя руками вдоль талии. Он думал, что разжигает ее страсть, вслушивался в участившийся стук ее сердца у пульсирующих вен, но чувствовал, что мыслями она была далеко… Спустившись своими поцелуями почти до самого ее лона, он тут же стремительно скользнул вверх вдоль ее тела, приблизился к ее лицу и начал пристально всматриваться в ее глаза, параллельно проникнув средним пальцем своей руки внутрь ее женского естества и лаская клитор указательным. Тело Влады словно передернуло… Так раньше с ней делал только Васель. Это он открыл ей этот взрослый мир, это он научил ее чувственности, это его руки познали ее тело… Теперь это была рука чужака, и что– то внутри нее отказывалось верить, что ее тело может принадлежать другому… Вчерашнее насилие было стремительным, сегодня ее мучитель требовал от нее большего. Он требовал ее осознанности. Он был словно разорителем святыни. Варваром… Но в то же время, использовал те же приемы, надавливал на те же чувствительные точки, что и ее Васель…Раздался самодовольный стон Карима. Низким возбужденным шепотом, покусывая мочку ее уха, он прошептал:

– Мокрая…Ты уже моя…Готова меня принять…

Влада всем телом и нутром запротестовала своей физиологической капитуляции. Неужели она ответила на его ласки? Как ее тело может реагировать на руки того, кого она ненавидела больше всего на свете? Словно опомнившись, она с силой начала вырываться из его объятий.

Еще секунда–  и она оказалась погребенной под его мощным захватом. Глотая воздух открытым ртом от охватившей ее паники, она с ужасом понимала, что он уже раздвинул ее ноги своими мощными бедрами и уверенно направляет свой член в ее лоно. В этот момент какая– то невидимая сила дала ей глоток энергии, девушка с силой схватила его за руки, посмотрела в глаза и взмолилась:

– Если ты это сделаешь сейчас, я не смогу простить тебя никогда. Никогда, Карим. Никогда. Это будет единственное слово, которое ты впредь от меня услышишь, если сделаешь это…

К величайшему удивлению он отступил. Тяжело и зло вздохнул, перекатился на другой край кровати, прижал кулак ко лбу, а второй–  к изнывающему от желания члену. Он лежал так с полминуты, не глядя на притаившуюся и боявшуюся сделать лишнее движение девушку, чтобы снова его не спровоцировать, а потом с силой ударил наотмашь по стене.

Она ждала, что он что– то скажет, но нет. Карим молча встал, натянул на себя брошенную на кресло одежду, и так же молча вышел из комнаты. Влада продолжала лежать в той же позе, не шелохнувшись. Одинокая слеза скользнула по ее щеке, прочертив мокрую дорожку на ее умасленной коже…

Она словно застыла, так и не сменила позу едва ли не несколько часов. Мир вокруг нее, казалось, перестал существовать. Там, в других концах дома, все так же кипела активная жизнь этих обезбашенных революционеров, за окном издали доносились отзвуки боев, но она была далеко отсюда, не здесь, не в этом аду…Неужели так легко он сломал ее? Неужели она превратиться в пустую покорную рабу, как те, кто теряет лицо, свободный разум, даже душу… Сегодня она смогла выиграть бой, но не войну… Да и был ли это ее выигрыш? Очевидно, от отступил лишь для того, чтобы зажать ее в еще большие тиски… Его амбиции не ограничивались лишь мелким физическим насилием над ней, он собирался вывернуть ее душу наизнанку. Ее укрощали и подчиняли, а она все еще пыталась метаться по этой клетке…Женщина, которой впервые пришлось вкусить всю горечь бесправия этой революции ради свободы…

***

Влада пришла в себя только на рассвете перед утренней молитвой. К своему облегчению, она была одна в комнате. С того момента, как он ушел, никто сюда не заходил.. Тихо подойдя к окну, она всмотрелась в кромешную тьму. Один за другим с разницей в несколько секунд муэдзины начинали свой утренний азан. Их голоса сливались в один протяжный гул, более похожий на какофонию из стонов. Странно, но каждый из них по отдельности пел правильно, гармонично и протяжно. Вместе же не выходило ничего…Так и с этой революцией…У каждого своя правда. У каждого свой интерес. Сцилла и Харибда, молот и наковальня. А между ними она.

Каким– то удивительным образом девушке удалось заснуть. Когда она снова разомкнула глаза, на улице был глубокий день. На столе стояла еда, шуфаж горел, щедро отапливая помещение. Она встала, немного поела. Скорее перекусила. Аппетита не было, хотя желудок крутило от голода. Просто хотелось унять эту боль внутри…Влада зашла в ванную и обнаружила, что масляную лампаду там заменила ультрафиолетовая лампа, заряжающаяся от дневного света. Кто– то же все это сюда положил… Как глубоко она спала…

Подойдя к умывальнику и вглядевшись в свое отражение, она была поражена неестественной бледности и без того не особо румяного лица. Девушка похудела и истончилась, но этот вид придавал ей новую загадочность. Ушла женская напыщенность. Ее место заняла естественная красота, которая снова напомнила ей ее в пятнадцать лет. Была ли она сейчас по– настоящему привлекательной? Ей казалось, что нет. И это существенно ее радовало. Может быть, хотя бы из– за этого он оставит ее в покое…

***

День близился к концу. Влада с замиранием сердца готовилась к его приходу, вздрагивая от каждого шороха у двери, но он все не шел…Лишь какая– то худосочная, укутанная в никаб женщина тихо зашла под вечер и принесла ей воду и еду, забрав старый поднос. Влада не стала заговаривать с ней, но и та не проронила ни слова.

На следующий день все повторилось. Никого и ничего. Только эта мрачная тень, заносящая и уносящая еду, словно она вообще была нематериальна. Теперь уже понемногу Владу все сильнее начала тяготить эта ситуация полного вакуума. Она поняла, что в принципе никогда в жизни не оказывалась настолько лишенной каких– либо достижений современной цивиллизации…Ни книг, ни телевизора, ни магнитофона, ни даже света… Не было никого, с кем можно поговорить, ничего, чем можно себя занять…Она осталась один на один со своими мучительными мыслями. И если в первый день это одиночество даже облегчало ее стресс, то теперь с каждым часом становилось все более невыносимо. Он испытывал ее…А может, просто потерял к ней какой– либо интерес. Хорошо. Ну и что тогда? Что дальше? Даже кошке и собаке нужно нечто большее, чем просто еда… Она начала постоянно смотреть в окно, но за все это время так и не увидела ни Карима, ни Валида…Какие– то неизвестные ей мужчины…Они приезжали, уходили, снова приезжали…Ничего нового, ничего, за что можно было зацепиться. Она надеялась, что на пороге покажутся стрингеры– иностранные журналисты, тогда она настраивала себя на то, что приложит все усилия–  разобьет окно, выпрыгнет, начнет кричать– лишь бы они ее заметили, но никого не было… На минуту ей даже стало страшно, что она сходит с ума… Начать говорить сама с собой? Она вспоминала детские стихи и песенки, но от этого становилось все грустнее…

Так прошло четыре дня, а ей начало казаться, что жизнь, которой она оказалась окружена сейчас… – это полное одиночество в заточении…–  сопровождала ее с рождения. Что вовсе не было другого – не было Москвы, не было работы, не было тетки, не было Васеля…Васель…Как часто вспоминала она его в этих сырых стенах. Сначала с горькой тоской, а потом с обидой… Она часами шептала его имя, бесшумно рыдая… С ним она всегда чувствовала себя чрезмерно, приторно защищенной, но когда ей реально понадобилась его защита, рядом его не оказалось по трагическому стечению обстоятельств. Влада понимала неправильность хода своих суждений, так как наверняка он предпринимает все попытки, чтобы ее найти. Но все равно, звук почти круглосуточно идущей перестрелки на расстоянии всего в несколько километров от их места нахождения между отрядами регулярной армии и повстанцами сомнительным эхом отдавался в ее душе… Разве кто– нибудь знает, где она? Разве смогут военные узнать, по какому дому следует бомбить, а по какому– нет… Она может быть погребена под развалинами вместе со всеми этими преступниками…Затеряться в этой глухой дыре под бетонными обломками…И никто, никто не найдет ее. Ничего больше не оставалось, кроме как сидеть и ждать… В окно наблюдая за революционерами во дворе, она не раз замечала в руках у многих из них рации и спутниковые телефоны…Конечно, через них можно бы было попробовать связаться с миром, однако как ей было достать такой?

Надежда была только одна – он получил свое, переспал с ней, и теперь понял, что можно извлечь и другую выгоду из ее пленения. Возможно, уже идет какой– то торг…Вскользь проблеснувшая надежда сразу погасла и была заглушена шокирующей мыслью, пришедшей в голову. Сколько раз пленили иностранцев по всему миру в различных горячих точках…Террористы всегда выдвигают заведомо невыполнимые задачи…А потом убивают своих заключенных, потому что ни одна страна не пойдет на их условия…К тому же она журналист. Не известный политик, не дипломат, не разведчик. Она всего лишь журналист, которых не особо любят и уважают. В политике есть вещи, гораздо важнее жизни человека. Тем более, журналиста. Все всегда найдут оправдание своему бездействию– «сам виноват, что полез… Знал, на что шел».

Она обречена? Может, поэтому она все еще здесь? Почему ее не убили? Может, это Карим не дает на это согласие? Наверное, потому что еще не наигрался с ней. Как странно и досадно ощущать себя беспомощной! Это чувство было для нее невыносимым. Так или иначе, она всегда контролировала ситуацию. Сейчас идти было некуда. Она заложница. Заложница бандитов, заложница системы, заложница революции…Его заложница…

Влада уже не надеялась, что произойдет что– то новое в этом сводящем с ума заточении, как вдруг на пятый день, во второй половине дня, в комнату тихо постучались. Инстинктивно, с надеждой посмотрела на дверь. На пороге стояла Мария Павловна.

Увидев землячку, она буквально обрушилась на женщину, теребя ее за платье.

– Помогите мне, Мария Павловна, помогите! Я схожу с ума! Мне надо выбраться отсюда. Женщина посмотрела на нее с состраданием.

– Упокойся, милочка, успокойся,– слегка похлопала она ее по плечу.– Садись лучше…

Влада послушно села на кровать. Увидела, что в руках женщины был букет цветов и какой– то сверток.

– На, вот…Это тебе одежда,– протянула Мария Павловна сверток к Владе.

Та только сейчас поняла, что все это время пользовалась лишь простыней… Может, у нее и вправду съехала крыша?

– А это тебе передает Карим,– она с улыбкой на губах протянула ей цветы, но Влада их тут же отшвырнула.