Иман Кальби - Не твоя…

Он бросил к ее ногам скрюченный в трубку глянцевый журнал, повернулся на каблуках и направился к выходу.

– Из комнаты ты больше не выйдешь, пока я не решу иначе…

Дверь за ним с силой хлопнула, в замке повернулся ключ.

Влада посмотрела на обложку, и ее душа ушла в пятки.

С номера «Сирия мэгэзин» за декабрь на нее смотрел Васель Увейдат собственной персоной с обворожительной белоснежной улыбкой, приобнимая какую– то холеную арабку. Подпись гласила–  «Золотой внук представил обществу свою будущую жену»…

Слез не было. Холод, пробирающий до самых костей холод. Она думала, эта фраза иносказательная. Нет, оказалось, что нет… Когда тебе больно настолько, что спирает дыхание, когда в душе пустота, и этот вакуум не заполнить, организм начинает работать как– то иначе… Как говорят, кровь стынет в венах… И тогда ты просто замираешь, ты не живешь, ты не дышишь. Ты просто медленно промерзаешь, до самых глубин своего нутра…

Она перечитала эту гребанную статью уже пятьсот тысяч раз. Все надеялась найти подвох, сигнал, поймать на лжи, на подделке… Но нет, этот проклятый номер был реальным, его не могли изготовить специально для Влады, для того, чтобы наказать, уничтожить ее… «Самая красивая пара Дамаска появилась на премьере фильма сирийского режиссера– документалиста о семье Али… Избранницей сирийского принца, как за глаза называют Васеля Увейдата местные девушки, стала Мирна Лейс, молодой дизайнер одежды, дочь одного из богатейших выходцев с побережья и верного союзника президентской семьи Ихаба Лейса… Девушка только недавно вернулась из Парижа, где училась в Институте моды, и сразу обратила на себя внимание мужской половины столицы… Сердце ее недолго оставалось незанятым. Как призналась сама красавица, она сразу влюбилась в Васеля и его красивые ухаживания. Этот брак был благословлен не только старейшинами обеих семей, но и покойным дедом Васеля. Поговаривают, именно он увидел в юной дочке одного из своих ближайших соратников идеальную спутницу для любимого внука. Что ж, остается только порадоваться за молодых. Пара уже объявила о помолвке и начинает активную подготовку к свадьбе. Тем не менее, как отметила спутница золотого внука, пышного торжества, соответствующего возможностям семей влюбленных, не будет в связи ситуацией в стране. «Будем надеяться, что все успокоится, но пока планы–  провести красивое мероприятие для самых родных и близких… Безопасность в приоритете», – заявила Мира Лейс. Ее красавец– спутник, как всегда, был немногословен, хотя в их случае слова не нужны–  пара весь вечер держалась вместе, не скрывая своих чувств на публике… Напомним, что ранее Васель Увейдат неоднократно был замечен в обществе одной русской журналистки. Впрочем, как и следовало ожидать, их отношения носили деловой характер вопреки ходившим по городу слухам…».

Вот и все… То, чего она боялась, но к чему неминуемо готовила себя, произошло. Но от попыток свыкнуться с этой нестерпимой мыслью легче не становилось… На душе все так же было больно, как если бы она все это время жила иллюзиями, что их история может иметь счастливый конец… У них не было никакой истории, был просто секс, хоть первоклассный, но просто секс, яркое приключение для него и катастрофа для нее… Тотальная катастрофа, которая обернулась не только разбитым сердцем, но и похищением, жизнью в плену…

Она не держала зла на Карима. В очередной раз он был прав. В очередной раз своей правдой испепелил все ее иллюзии… Она стеснялась смотреть ему в глаза, потому что действительно чувствовала себя жалкой, ничтожной, недостойной… Вмиг все ее надежды улетучились…. Васель не придет за ней, он не спасет ее… «Я отдала тебе всю себя… Всю себя. Я разложила себя на молекулы и подарила тебе… Я боролась даже со своим подсознанием, я боролась даже со своими снами, боясь, что смогу в них увидеть не тебя… Я так хотела быть твоей… Но я не твоя… Не твоя… Не твоя, потому что ты сам меня вышвырнул, как ненужную вещь. Оставил в своей не самой любимой, запасной машине на заднем сидении, как старую перчатку. И я досталась другому по умолчанию, как приложение к товару, неожиданный бонус…»–  ее губы шептали отповедь в пустоту. И ее укоризненные слова растворялись в воздухе, обреченные умереть, обреченные быть невысказанными , потому что тот, кому она их адресовала, не захочет их слышать…

Карим действительно придумал для нее самое жестокое, извращенное наказание. На фоне этой внутренней, разъедающей, словно кислота, боли ее вчерашние метания, душевные терзания и даже его насилие над ней казались пустяками… Все те эмоции неотрывно были связаны с жизнью. То, что она ощущала сейчас– смерть. Смерть главного– ее веры в хороший конец…

В этом анабиозе она потеряла счет времени, не хотела ни пить, ни есть… О том, что она просидела так всю ночь и наступило утро, Влада узнала по приходу Марии Павловны. Она думала, что больнее уже быть не может, но ошибалась… Потерянная женщина принесла ей не только еду, но и новость, полоснувшую девушку острым ножом по сердцу…

Мустафа ушел из их жизни на третий день после того, как все– таки вернулся в строй боевиков Карима. Он погиб от шальной пули. Всего одна пуля– и конец…Конец, которого он так в душе ждал… Его тело не стали завозить обратно в дом, повезли сразу в мечеть. «Мустафа стал мучеником»– произнесли бледные губы Марии Павловны без привычных «здрасте– досвидания..». Боль нового рода. Ранее ей не знакомая. Она почувствовала утрату…Утрату человека, с которым вряд ли бы встретилась в другой жизни, но здесь, в этой ситуации узнала так много о его такой неожиданной творческой натуре… Его больше не было…Ушел он, и маленький хрупкий мирок, созданный на обломках этого Богом забытого квартала, их мирок, состоящий из трех человек, тотчас развалился… Нет больше наивных юношеских иллюзий, нет разговоров о высоком, нет солнечных бликов на блестящих оранжевых апельсинах в саду. Нет Мустафы. Есть только ее боль и одиночество…

Влада подошла к окну и посмотрела на город. Снова она в той комнате, где все началось, снова она в отчаянии, снова она брошена на произвол судьбы. Но вот только сейчас ей намного хуже. Тогда она была напугана, унижена, загнана в угол, но не сломлена, наполнена надеждой и светом, силами для борьбы. Теперь в ней были только пустота и темнота…

Через день Мария Павловна пришла снова, вся заплаканная, разбитая. Влада, конечно же, заметила это состояние и с невольным мандражем стала расспрашивать, что случилось. Она боялась, что причина слез соотечественницы–  еще одна смерть… Вернее, Его смерть… Того, чьи чувства она так рьяно отвергала, кого она так старалась ненавидеть и презирать, но кем в душе восхищалась, к кому тянулась за защитой и толикой тепла… Мария Павловна действительно плакала о потере, только иного рода. Уже завтра ее сын должен был переехать из их дома вместе с Каримом на новую локацию–  более удобную для совершения боевых вылазок. Дескать, стратегически здесь находиться было уже неудобно. Женщина плакала о том, что теперь не сможет подкармливать своего сыночка домашней едой, латать его форму, подшивать отрывающиеся пуговицы на камуфляже… Она тоже жила в иллюзиях, своих иллюзиях, в своем мире. И в этом мире ей казалось, что молодого, идущего напропалую солдата может уберечь от бесславного конца ее искренняя, теплая, материнская любовь…

А еще Влада узнала от нее, что к Кариму должна была приехать Малика… Женщина бросила это вскользь, не задумавшись. Впрочем, она никогда не церемонилась с выдачей информации.

– Что будет со мной?– робко поинтересовалась Влада. Больше спрашивать было не у кого. Карим к ней не приходил.

Та лишь махнула рукой.

– Да что будет, говорила же я тебе. Наиграется и бросит. Вот так– то оно и вышло. Малика к нему едет в новый дом. А ты останешься здесь, со мной… Нас тут трое будет женщин. И кого– то из ребят оставят с нами, чтобы охранял. Думаю, вот– вот тебя освободят… Вон, переговоры вроде какие– то ведутся. Слышала, что накануне раненных из полевого госпиталя с доктором Аделем передали Красному Кресту… Глядишь, и тебя передадут… Какой еще от тебя толк? Я– то что, мое место здесь, это мой дом. Останусь, пока победа не будет за нами… Лишь бы ребятки целехонькие были…

– И Халу передали?–  с какой– то отчаянной надеждой произнесла Влада.

– Халу? Кто такая Хала? Не знаю,–  пожала плечами Мария Павловна,–  но если кто из раненых, то да. Никого не оставили. Карим сказал, что это балласт.

Непроизвольно слезы брызнули из глаз девушки. Но на этот раз слезы благодарности. Значит, он ее услышал, значит, выполнил– таки свою просьбу, сделал своей последний подарок ей…Вот таким он был, Карим Диб, диким, импульсивным, большим, устрашающим, грозным и добросердечным… И как бы она хотела его полюбить, пускай и невзаимно, пускай и сейчас, с опозданием, когда ему ее любовь больше не нужна. Но сердце–  коварная вещь. И это сердце упорно ныло о предательстве того, кто был этой любви не достоин…

Он больше не мог находиться здесь. Не мог находиться в этом доме. Не мог находиться рядом с ней. Резко подорвавшись из комнаты Влады, где оставил ее с этим проклятым журналом, он устремился вниз, по пути чуть не сбив с ног Валида и Абу Умара.

– Собирайте ребят. Долбанем сегодня. А женщинам скажи, что мы переезжаем в другой дом.

– Все?– переспросил Валид.

– Мы–  да, женщины пока останутся здесь, так безопаснее. Да, Абу Умар. Ты тоже тут остаешься. За главного.

Карим все еще не был уверен, что стоит брать Абу Умара в поле. Пусть побудет в доме, так надежнее. В реальности всем здесь управляли Умм Бушер и Мария Павловна. Он же пусть формально считает себя «смотрящим»… Мужчину терзали сомнения относительно него, насколько он предан, насколько на него можно положиться… Наверное, достаточно, чтобы доверить плевое дело– присмотреть за домом, но брать его в поле, в штурмовом отряде, было бы неосмотрительно. Команда должна работать, как часы, слаженно и четко…

Сигнал был принят. И Абу Умаром тоже.

***

Карим прикладывал максимум усилий, чтобы выкинуть Ее из своей головы. Его страсть к Владе действительно становилась все более раздражающим для окружающих фактором, способным поставить под угрозу его лидерство, тем более в условиях, когда иностранные кураторы все назойливее навязывали им в качестве новых членов бригады радикалов. Длинные бороды, стеклянные глаза, фанатичная вера в искаженные учения напрягали его, но поделать с этим он пока ничего не мог. Ему нужно было время, чтобы подчистить эти ряды, чтобы вернуть своим ребятам чувство толерантности. Для этого только надо было еще больше укрепить положение… А тут, как назло, эта его болезненная страсть к русской… Никогда он не думал, что вот так просто и безрассудно потеряет голову от женщины, о чем часто поется в песнях, но что почти не достижимо для рядовых сирийцев, обремененных тяготами быта и реалиями жизни… Они привыкли к бракам по сговору между семьями, когда муж и жена часто даже не видят друг друга до дня свадьбы… Поэтому его любовная блажь воспринимались здесь как ненужный, чуждый, мешающий правому делу фактор, отвлекающий от победы…

А он всего лишь любил.. Любил и страдал, как только может любить страстный человек, съедаемый неразделенными чувствами.. Прошло всего пару дней, а ему уже не хватало ее…Не хватало ее присутствия в его жизни. Казалось, в душе зияет дыра, разлука длится вечность… Он ушел, хлопнув дверью, сделав вид, что ему все равно, что он разочарован, но единственное, что он чувствовал в тот проклятый день, когда она сначала довела его до исступления своим танцем, а потом облила ушатом холодной воды признанием о своей татуировке, когда пыталась позвонить по телефону и даже не постаралась найти себе каких– то нелепых оправданий–  ревность. Жгучая, всепоглощающая ревность к тому, кто украл ее честь, ее невинность, ее чистое сердце… Он понимал, что Влада не достойна его любви. Чужая, отталкивающая его, готовая предать ради другого, но ему было все равно…

Все эти дни, после ожесточенных боев, усталости и потерь он не раз думал закрыть глаза на все–  и снова взять ее, не спрашивая, молча и по– хозяйски… Но знал, что после этого на душе станет еще хуже… Самое ужасное, что он сожалел, что дал ей тот чертов журнал. Он теперь знал, что такое–  любить безответно, знал, что такое, когда тебе предпочитают другого. И его сердце сжималось от мысли, что она проходит через все это сейчас, как уже не первый месяц проходит он. Только у него есть автомат и свобода, он может забыться в крови, насилии и адреналине, а она– пленница четырех стен, одиночества и своих мыслей…

По прошествии пары дней он понял, что только Малика способна отвлечь его, излечить его от этого недуга…только та женщина, которую считал своей любовью до появления этой русской… Может она вернет все на свои места… Может это наваждение пройдет… Малика… Малика была старше. Образованная…сексуальная, смелая, яркая…Она принадлежала к его лагерю, она была из его теста–  оппозиционерка, диссидентка, полевая журналистка, бежавшая за границу от преследований на родине…Она любила Хомр, из которого была родом, и восхищалась самим Каримом…Они познакомились тогда, когда телеканал, на котором она работала, направил ее сюда для подготовки репортажа о его бригаде…Они говорили, снимали кадр за кадром– и незаметно влюбились друг в друга. Драму и пикантность ситуации предавало то, что на момент приезда она крутила роман с одним из командиров в бригаде Карима. Потребовалось немало дней, чтобы утихомирить нешуточные страсти любовного треугольника, разгоревшиеся в их лагере. В эти дни они встречались украдкой, словно воруя время, прячась от всего мира, именно это делало эти встречи такими желанными… Впервые в жизни секс для него был чем– то большим, чем животное удовлетворение…Не рутинное совокупление, а страсть, похоть, вожделение– как раз то, что он в полной мере смог потом почувствовать к Владе…Но только потому, что его учительница показала ему путь к этому тайному, неизведанному саду…Его учительница Малика. Они заключили брак под неодобрительные цоканья окружающих, но им было все равно. Как только мулла произнес над ними нужные слова, Малика ступила на хомрскую землю как полновластная хозяйка. Она была тщеславна и горда. В ее смелых мечтах она представляла Карима минимум министром обороны, а то и молодым президентом, а себя, несомненно, первой леди. Ей были чужды исламистские крены в оппозиционном движении, и она этот факт не скрывала. Она была старше Диба на 4 с лишним года и иногда чувствовала себя ему в чем– то мамкой– наставницей, но его авторитет и популярность действовали на нее с гипнотической силой. Их последняя встреча состоялась три месяца назад. Малика время от времени приезжала в лагерь Карима с боевиками или западными журналистами, незаконно пересекая границу с Ливаном в районе Триполи, но последняя их поездка едва ли не закончилась плачевно– контроль за границей усилился, их начали обстреливать и уйти от преследования удалось чудом. В тот раз она приехала насильно, вопреки указаниям Карима. Это ввергло его в ярость–  не только из– за того, что так она сильно рисковала. Бесило еще и то, что женщина прилюдно не слушается его, ставит под сомнение авторитет. Они не виделись пару месяцев… Как говорится, с глаз долой–  из сердца вон… А потом появилась Влада, бурно влившаяся в его вены новой страстью…Страстью, непохожей ни на что другое, захватившей его, подобно цунами…