Иман Кальби - Не твоя…

– Даже не думай, манъюк (араб.– мат),– осек его Карим. За его спиной появилась бледная фигура Валида. Он все еще не знал, правильно ли поступил, сразу рассказав Кариму, как только узнал, что происходило в доме с этой русской… Потом Влада будет усмехаться тому, что именно навязчивая любовь его матери спасла ее. Валид то и дело сбегал с новой локации в старый дом, потому что Мария Павловна все время плакала за ним. Абу Умар этого не знал, никто не знал. Карим бы пришел в ярость, узнав, что Валид так рискует, перемещаясь по открытой местности по одному и тому же маршруту–  вычислить их дислокацию по таким телодвижениям смог бы даже вчерашний студент, ныне работавший в спецслужбах. Валид сразу понял, что в доме творится неладное. Зашел внутрь–  тишина. Устремился на кухню– привычное место обитания мамы. И тут услышал ее крики за дверью. А дальше действовать надо было оперативно…

– Зачем ты пришел?! Ты же отдал ее мне!– в отчаянии закричал Абу Умар.

– Я отдавал ее тебе? Ха, куз ухтак, я поселил ее в этом доме, с другими женщинами, а тебя поставил приглядывать за домом, не за ними!– Агрессия нарастала в этом мужчине все больше и больше. Он бросил быстрый взгляд на бедную девушку, и сердце его сжалось. От боли и ярости… Она была почти голой за исключением висевшего где– то у талии куска ткани. А вдруг этот мудак ее отымел?–  пронеслось, обжигая горячей волной гнева, у него в голове– Мысль о том, что Влада могла снова быть с другим, просто окончательно превратила его в зверя…Такого, какого его знали на полях сражений…

– Я забрал ее себе, потому что ты украл мою Фатыму!– закричал в последних конвульсиях отчаяния Абу Умар.

– Что ты несешь? Какую Фатыму?– не понимал Карим.

– Женщину, которая мне понравилась! Женщину, которая было похожа на мою погибшую жену! А ты просто отымел ее и выбросил через ночь! А сам думаешь о неверной шлюхе!– кричал из последних сил Абу Умар, – она зло, она шпионка, ее надо убить!

Карим жестко и властно засмеялся, отчего поежился даже Валид. Он видел своего друга в таком состоянии впервые.

– Не забивай мне мозги какой– то бабой! Вопрос, Абу Умар, не в женщинах. Я твой командир. Отдал тебе приказ. И ты ослушался. Ты оспорил мой авторитет. В глазах у самого себя и у других. Ты украл то, что принадлежит мне. А поскольку я верующий человек и ты верующий человек, я накажу тебя по шариату. Дай мне свой пистолет,– сказал он голосом не приемлющим возражений.

Абу Умар обреченно трясущимися руками протянул ему оружие. Валид опасливо заерзал…Что все это значило…

– За воровство по шариату забирают руку. Сядь на пол и будь мужчиной. Вытяни свою правую руку!– приказал Карим.

Абу Умар начал молиться и стонать. В глазах его палача проскочило отвращение. И этот слабак всего несколько минут назад собирался истязать хрупкую полумертвую девушку.

– Очевидно, ты приготовил этот пистолет для нее…– Карим быстро вытащил магазин и увидел только две пули, потом зарядил пистолет снова– Что же, его испробует твоя рука.– С этими словами он без колебаний выпусти две пули. Одну–  в кисть руки, другую– в локоть. Абу Умар взвыл от боли. Выстрелы с близкого расстояния– от дула пистолета его теперь раздробленную конечность отделяло не больше полутора метров. Он кричал и извивался, как уж.

– Я делал это ради тебя! Ради нас всех! Она ведьма! Шармута! Недостойная!– кричал в истерике и агонии Абу Умар.

– Мне решать, достояна она или не достойна. Благодари Аллаха, что она все еще жива. Иначе я бы спустил с тебя шкуру живьем… Радуйся, что отделался всего лишь рукой… Не скули, как пес. И не смей больше ослушиваться моих приказов. Это касается всех,– последнюю фразу он бросил на повышенных тонах, обратив свой взор в сторону Валида.

Истошные вопли недавнего экзекутора Влады не утихали, но Карим попросту перешагнул его, откинул пистолет, подошел к истерзанной девушке, прибывающей без сознания, быстро и умело размотал сковавшие ее цепи и поднял тело на руки.

Влада на секунду очнулась, почувствовав тепло крепких рук своего спасителя.. На грани сознания она опустила разрывающуюся от боли голову ему на плечо.. Слезы непроизвольно покатились из ее глаз потоком, который долго сдерживался последними каплями ее силы воли.

Наспех завернув ее в верхнее платье, вернее в ткань, оставшуюся от него, вне себя от все еще не покидающей его ярости, крепко прижимая к себе миниатюрную хрупкую фигуру сотрясающейся от рыданий девушки, он понес ее наверх, в комнату, когда– то выделенную им самим для нее, для них… Влада находилась в состоянии, близком к обмороку.

– Я все равно прикончу эту суку!– закричал сумасшедший голос.

Раздался выстрел. Откуда у него взялась еще одна пуля… Неужели сукин сын ее припрятал, пронеслось с голове у Карима… За толику секунды парень подставил свое тело под пистолет, спрятав Владу от него. Пуля попала в плечо Диба, пройдя навылет… Валид молниеносно среагировал, застрелив одержимого фанатика. Но дело был сделано. Карим заслонил собой ее… Опустился от пронзившей его боли немного неуклюже на колено, но все– таки как можно более аккуратно, чтобы не уронить свою ношу. Влада очнулась и в ужасе наблюдала за случившемся. Она не слышала ни криков людей, ни суеты вокруг них, не видела ни луж крови, ни трупа ее мучителя. Все, на что она смотрела–  глаза Карима. Все тот же блеск, все та же острота, но какая– то притупленная печалью… А потом он так же молча, ни говоря ни слова, упал. И девушка почувствовала, как по ее измученному телу прокатилась очередная волна ужаса и боли…

Снова они по соседству, снова она в той самой комнате с выходом в сад из апельсинов. Снова он рядом. По крайней мере, она так думала, мечась по постели в бреду. Боль, агония, страх за Карима, стресс от пережитого–  все перемешалось в ее голове. Мария Павловна дежурила при ней. Когда Владу отпускал бред, она с силой хватала ее за руку и молила– он жив? Что с ним?

– Отдыхай. Нормально все. Пуля прошла навылет. Жить будет. Подлатать только надо. Ты о себе подумай, живого места нет, вся исполосана…

Влада снова закрывала глаза, и снова в памяти тени и образы минувшего дня. Все в бреду… Все мутно… Яркая вспышка света от с силой и грохотом распахнувшейся тяжелой железной двери и его лицо. Она слышала удары и даже выстрелы, но все было, как сквозь пелену. Потом его сильные руки подняли ее с холодного пола, голова закружилась, и хотя глаза ее были закрыты, в темной завесе поплыли какие– то причудливые образы и тени…Она вспомнила детство–  всякий раз, когда она маленькой закрывала глаза, думала, что перед ней открывается небо…Она видела светлые образы, сплетения созвездий, какие– то причудливые фигурки…Со временем все это забылось, но сейчас она почему– то об этом снова вспомнила…Снова выстрелы, его кровь на ее коже… Снова провал. И вот–  она почувствовала нежное соприкосновение измученного тела с мягкой постелью, а вместе с ним и накатившую цунами усталость, потом кто– то поднес к ее губам холодную воду. Влада сама не представляла, какой сильной была ее жажда. Она взахлеб пила живительную влагу– и с каждым новым глотком силы к ней возвращались, взор понемногу прояснялся, но она все еще не могла понять, где находится…Знакомая комната, знакомая постель. Может и не было всего этого ужаса. Нет, был, потому что тело болело так, словно по нему проехались комбайном. Снова провал сознания, снова бред…

Она лежала на животе, шея ее затекла, но когда она попыталась поменять положение своего тела, ее пронзила жгучая боль, сразу напомнившая ей о всем произошедшем накануне. В комнате было тепло. По происходящей сзади нее возне и неумолкающему арабскому шепоту она поняла, что находится в комнате не одна. Прислушалась–  и сомнений не было. Ее арабские надзирательницы не оставили ее и сейчас:

– Вай, Аман. Вся синяя– синяя…– причитала одна из них.

– Замолчите, болтушки– перебила их женщина с пожилым глубоким голосом. Влада сразу узнала в ней свою русскую прислужницу.

Увидев, что девушка проснулась, та подошла к ней и стала нежно поглаживать по волосам.

– Милая моя дурочка,– заговорила она с ней ласково на русском,– и как тебя угораздило сюда попасть…

Наконец– то эти долгожданные слова…

– Не говори на русском,– резко перебила ее одна из находившихся в комнате арабок.

Ускути,–  ответила невозмутимо Мария Павловна и продолжала,– голубка моя, больно тебе будет несколько дней. Но я все смазала. До свадьбы заживет.

Влада сжала простыни под своими руками. Чувство обиды и боли, душевной и телесной, смешались в ней воедино. Досада, беспомощность, зависимость– все делало ее несчастной, как никогда.

Мария Павловна встала и поднесла к Владе стакан теплого чая.

– На, выпей, легче станет. А потом дам тебе аспиринчика от температуры. А то глядишь, еще и поднимется.

Влада с трудом приподнялась и залпом выпила теплый сладкий чай.

Действительно, приятная теплота бальзамом разлилась по ее иссушенным внутренностям. Через какое– то время она почувствовала легкое опустошение, тело расслабилось и вроде как вылетело из своей оболочки, воспарив над кроватью. На краешке сознания Влады промелькнула догадка, что, скорее всего, в чай ей было что– то подмешано, то ли от боли, то ли для чего– то еще. Она пыталась сопротивляться наваливавшемуся лавиной забытью, но не смогла и полетела куда– то в пустоту.

Последующие несколько дней проходили в том же состоянии. Влада не помнила, ни что с ней, ни где она находится, ни кто был рядом с ней. Когда на короткий миг она приходила в сознание, ей сразу хотелось рыдать, но слезы не шли. Доносящиеся взрывы и стрельба превращались в ее сознании в фейерверк. Она то и дело бредила, в ее мозгу рождались странные, причудливые образы… Образы долбанного треугольника, в который судьба уготовила ей попасть… Гнетущую пустоту сознания то и дело, словно приступами, все еще навещали галлюцинации, в которых ей являлся Он…Ее Васель…Красивый, надменный и гордый…Он смеялся над ней, а иногда звал танцевать, потом поворачивался и уходил в пустоту. Иногда его образ сливался с образом Карима, и она уже не могла понять, кто из них кто… Как на самом деле они похожи, и как она этого раньше могла не замечать… Она кричала «Васель», а на нее с укором смотрел Карим, и тогда она в мыслях звала Карима–  к ней полный обиды взгляд оборачивал Васель…А иногда они оба стояли над ней и снисходительно улыбались–  «бедная маленькая балерина» – слышала она их полуиздевательский– полулюбящий тон… «Куколка», «асфура»… Потом опять все пропадало, и Владе казалось, что она находится на дне огромного колодца…Глубокого и сырого…Она боялась слизняков…Главное, чтобы их не было там…

В тот день из бездны ее снова выдернул полусон– полугаллюцинация. Она летела, летела– и приземлялась в объятиях своего мужчины полу– Васеля– полу– Карима. И вот, образ второго стал вырисовываться все четче. По ее спине заструились чьи– то нежные прикосновения. Было немного больно, потому что синяки еще не зажили, но бережность и аккуратность этих пальцев словно снимала эту боль. Влада стала понемногу возвращаться в реальность. Открыв глаза, она поняла, что по ее обнаженной спине действительно гуляет чья– то рука…Чья же еще…Если бы Влада ни лежала спиной к Кариму, она бы увидела его напряженное и обеспокоенное лицо. Он осунулся и похудел. Постоянное действие обезболивающих и пережитое напряжение словно туман наложили на нее свою пелену. Она не контролировала свои мысли, но в то же самое время как никогда отчетливо и чутко чествовала телом.

Еще мгновение–  и ее кожу согрело его горячее дыхание и вот–  нежный поцелуй, за ним еще один. Вдоль по позвоночнику. Он аккуратно приспустил одеяло, обнажая верхнюю часть ее бедер. Взял с тумбочки мазь, которой обрабатывали ее раны. Нежно стал втирать в кожу, приятно массируя.

Она осторожно перевернулась, встретившись с ним глазами. Больно уже почти не было.

– Как ты? Ублюдок не успел нанести слишком глубокие раны. Это моя вина, Влада. Все моя вина, от начала и до конца…– печально начал оправдываться он, но она приставила палец к его губам.

Мужчина замолчал, он выглядел как– то понуро и серьезно, с какой– то внутренней болью и загнанностью во взгляде молча смотрел на нее.

– Карим, яхаля (араб.– привет),– тихо и с печальной, усталой улыбкой произнесла она.

Он ответил ей кивком, приветливо улыбнувшись.

– Кунт хаифа миннак (араб.– боялась за тебя),– тихо сказала она, и ее пересохшие губы с запекшейся кровью в правом уголке снова задрожали,–  как твоя рана?.

– Ана баариф. Бас халас. Халян куль шей тамам (араб.–  я знаю, но все кончено. Сейчас все нормально), – ответил он тихо, немного с хрипотцой, протянув руку к ее засаленным после болезни волосам, проведя по голове.