Капитан Томас Донн остался на месте. Рядом с ним сидели его друзья – Эдвард Робинсон, для своих Робби, и Френсис Джонстон. Они с ленивым видом остались сидеть, а юный Пип Лейтон встал и начал жадно разглядывать окружающих.

Томас встретил Пипа и его сестру Сару на ассамблее, куда привел его друг и компаньон по делам Джеймс Бартон. Обычно Томас старался не посещать подобные светские мероприятия, но так как его кораблю требовалось несколько недель для ремонта, у него было много свободного времени. Несколько дней он наслаждался обществом мисс Лейтон, а потом понял, что у нее на него более дальние виды, нежели просто дружба.

Он не мог предложить свое имя ни одной английской леди, и вовсе не потому, что не хотел. Нет, ему очень хотелось, чтобы у него с кем-то были такие же отношения, как у Джеймса с его милой Амелией, до того как она умерла в прошлом году. Но он не мог дать свое имя ни одной женщине потому, что у него не было имени. Он был осужден и депортирован как якобитский предатель и вернулся сюда под чужим именем. Никто не знал, что на самом деле он Томас Фицджеральд Макларен. Об этом не знает даже его компаньон Джеймс Бартон.

Томаса угнетало, что приходится обманывать Сару, но, по крайней мере, Пип, ее брат, был о нем высокого мнения. Ну и хорошо. Томасу нравился этот молодой человек.

– Ее имя означает темное, неясное обещание, – вдруг проговорил Пип.

Томас улыбнулся восторженному тону юноши. Улыбка смягчила черты его сурового худощавого лица. Смягчились и его серые глаза. Если бы его брат остался в живых, наверное, он вырос бы таким же, как Пип, был бы того же возраста, и цвет его волос был бы такой же, как у Томаса.

Если бы все случилось по-другому. Не будь войны, не будь Рональда Меррика, все было бы по-другому, ничего бы не случилось. При мысли о графе Карре улыбка исчезла с лица Томаса.

– Будь я проклят, да вот же Черный Бриллиант, – выдохнул Френсис Джонстон, – и такая холодная красота, о Боже!

– Она здесь, где? – обернулся Пип.

– А вон там, наверху, юноша, – указал Робби, – разглядывает всех из ложи Комптона, или, скорее, ее разглядывают.

– О-о! – усмехнулся Джонстон. – Представляю, что сейчас творится с блондинками, у них даже шанса не осталось.

– Черный Бриллиант? – переспросил Томас, не меняя позы. – Общество полно куртизанок, обвешанных драгоценностями. К несчастью, драгоценности, как правило, составляют самую интересную часть этих дам.

– Да, таким именем ее наградил один из ухажеров. Говорят, что она так же тверда и черна сердцем, как этот знаменитый камень, – объяснил Джонстон.

– Эта дама совершенно неотразима и притягивает как магнит, – размышлял вслух Робинсон. – Она не прибегает к обычным трюкам и уловкам, у нее нет веера, она не бросает многообещающих взглядов, не дразнит никого. Будь я проклят, если понимаю, как это ей удается.

– И никогда не поймешь, Робинсон, – протянул голос позади него. – Посмотри на нее. Люди много опытнее тебя так и не разобрались в этом. Нет, простому виконту этого не понять. Здесь требуется кто-нибудь познатнее.

Эта двусмысленность вызвала неловкий смех у всех, кроме Пипа. Щеки юноши зарделись, и он возмущенно воскликнул:

– Лорд Танбридж, я требую извинения от лица леди! «Боже, – Томас в отчаянии закрыл глаза, – пощади этого искреннего юношу!» Из всех мужчин, с кем мальчик мог бы поговорить о женщинах, он выбрал самого неподходящего знаменитого фехтовальщика. Правда, его фехтовальное искусство несколько поблекло, после того как он повредил руку во время карточной игры, пытаясь накрыть карту ладонью. Партнер заметил это и ударил его. Танбридж, однако, успешно фехтовал обеими руками.

– Господа, – рассмеялся Танбридж, – я ошибаюсь, или этот щенок меня вызывает?

Томас не торопясь обернулся. Годы не прошли даром для Танбриджа. Когда-то он был очень худым, а теперь превратился в настоящий скелет. Щеки ввалились, глаза пожелтели.

– А-а, – протянул Томас, лениво улыбаясь, – кажется, это Танбридж. Танбридж, да простите вы этого юношу, позвольте ему наслаждаться итальянской музыкой и дальше. Для дуэли он еще слишком молод. – Речь Томаса звучала совсем не так, как раньше, но Танбридж этого не заметил. – Окажите любезность, сделайте это для меня, – попросил Томас.

В глазах Танбриджа мелькнуло узнавание. Когда семь лет назад Томас вернулся в Англию, он представился как шотландец, которого выслали с родины. Танбридж тогда был одним из наиболее известных завсегдатаев игорных и публичных домов.

В то время Томас поставил себе цель подружиться с сыном Карра – Эшем, а затем уничтожить его и через него самого Карра. Он почти достиг этой цели, но понял, что роль Иуды разрушает его самого гораздо больше, чем Эша. Поняв это, он вскоре покинул Англию.

– Кто это! Томас, не так ли? – Глаза Танбриджа сузились. – А-а! Тот самый, которого выслали из Шотландии, когда он отказался поддержать красавчика принца. Не так ли?

Томас продолжал улыбаться. Он сам распустил этот слух о себе как часть своей легенды.

– Я требую извинений, лорд Танбридж! – возмущенно повторил Пип. Несносный мальчишка! Танбридж уже забыл бы о стычке, если бы Пип не напомнил о себе.

– Что? – повернул голову Танбридж, в глазах у него блеснул недобрый огонек. – Что? Извинение? Ах да, конечно, молодой человек. Я не имел в виду ничего обидного.

– Сэр, я все прекрасно понял, – возразил Пип.

– Нет-нет, юноша, – перебил его Томас, железной хваткой беря Пипа за руку и продолжая: – Полагаю, мы все иногда неосторожно высказываем вслух то, о чем потом сожалеем, не так ли, Робби?

– Совершенно верно, сэр. – Робби расслабился. – Мужчины иногда выставляют себя такими дураками перед женщинами, которые на них даже внимания не обращают.

Танбридж намека не понял. К этому времени он уже повернулся спиной к мужчинам и явно собирался покинуть их. Скорее всего, он спешил сообщить что-то Карру, около которого постоянно крутился.

Пип попытался освободиться и последовать за Танбриджем, но железная хватка Томаса удержала его. Он не мог позволить юноше так глупо расстаться с жизнью.

– Черт! – начал Робби, похлопывая Пипа по спине. – Знаете, молодой человек, если бы мне пришлось писать отчеты по поводу каждого своего неосторожного высказывания, я бы перепортил очень много бумаги.

Джонстон нашел еще лучший способ отвлечь внимание юноши.

– Посмотрите туда! В ложе Комптона набралось столько народу. Боже мой! Еще немного, она не выдержит и рухнет прямо на головы тех, кто внизу.

Томас проследил за взглядом Джонстона. Его глаза сузились, когда взгляд, наконец, отыскал ложу Комптона.

– Ну-ка дайте мне ваш бинокль, Робби, – попросил он, взял отделанный слоновой костью бинокль и, словно ведомый самой судьбой, направил его прямо на ее глаза.

Глаза Фиа Меррик.

Ошибиться он не мог. Она действительно сверкала как бриллиант. Все эти годы он не забывал ее, она все время жила в его памяти. Но он не позволял себе думать о ней. Теперь у него перехватило дыхание.

Она всегда была потрясающе неотразима. Она – самое восхитительное создание на его пути. Сейчас она стала еще блистательнее. Прошедшие шесть лет лишь усилили ее красоту, сделали ее более утонченной. Высокие скулы, чистая линия лба, изящный подбородок – все это со временем приняло четкие скульптурные очертания. Молочно-белая кожа была необыкновенно хороша. Глаза, казалось, стали еще синее и были похожи на сапфиры. Губы стали более пухлыми и мягкими. Вопреки моде на ней не было напудренного парика, и ее темные волосы свободным каскадом спадали вниз, подчеркивая очень смелый вырез платья.

– Фиа, – пробормотал Томас.

– Вы ее знаете? Фиа Меррик? Томас опустил бинокль.

– Да. У Пипа нет совершенно никакой надежды, если ему нравятся женщины, подобные Фиа.

– Да, однако, она теперь уже не Меррик, – произнес Джонстон, – теперь она Макфарлен.

– Значит, вышла замуж, это неудивительно. Карр чуть ли не с самого рождения пытался выдать ее замуж за кого-нибудь побогаче и познатнее. – Однако имя Макфарленов ничего Томасу не говорило. – А кто ее муж? – сам не зная почему, спросил Томас. Пожалуй, ему просто хотелось знать, как выглядит человек, позволивший себе жениться на Фиа Меррик.

– Нет-нет, он не из этих, – пояснил Робби. – Я совсем забыл, что тебя здесь не было больше года. Видишь ли, у леди Фиа нет мужа. Строго говоря, он был, но теперь его нет. Он умер... кажется, около года назад.

– Но если бы это случилось около года назад, она уже не носила бы траур, правда?

– Почему же нет? – удивился Джонстон, не отрывая глаз от Фиа. – Ведь черный цвет идет ей больше, чем самой ночи.

– Ты слышал это, Донн? – усмехнулся Робби. – Господи! Боже правый! Помилуй! Кажется, Джонстон ударился в поэзию.

Но Томас не слушал их. У Карра раньше была очень нехорошая привычка – избавляться от своих жен. Неужели и Фиа последовала его примеру?

– Так вы говорите, ее муж умер?

– Да, – подтвердил Робби. Улыбка сошла с его лица. – Я его не знал, он был довольно стар. Такой прочный шотландский купец. Когда леди Фиа убежала с ним, это вызвало такой шум в обществе.

– Она с ним убежала? – Это казалось совсем нелогичным. Почему? Зачем Фиа бежать с каким-то неизвестным шотландским купцом?

– Да, пожалуй, через месяц, как она появилась в свете, – продолжал Джонстон. – Я точно знаю, что у нее было три предложения, прежде чем она решилась выйти за Макфарлена.

– А он был богат? – с иронией поинтересовался Томас.

– Исключительно богат.

Пип обернулся. Похоже, он прислушивался к их разговору.

– Есть только одна причина, по которой леди Фиа могла бы с кем-то сбежать. Очевидно, она полюбила этого человека.

– Да, конечно, – поддержал Пипа Джонстон.

– О, несомненно! – добавил Робби.

Пип сердито кивнул и опять устремил взгляд на Фиа.

– А как Карр воспринял новость, когда узнал, что его дочь сбежала? – спросил Томас.

Ноздри Робби расширились, будто он почувствовал неприятный запах.

– Да что-то не могу вспомнить. Макфарлен и Карр стали близкими друзьями и были просто неразлучны в последнее время.

– Леди Фиа, должно быть, очень радовало, что между ее отцом и мужем было такое согласие, – высказал предположение Томас.

– Трудно сказать. Ведь леди Фиа никогда не приезжала в Лондон. Она жила очень замкнуто и с тех пор, как вышла замуж, избегала общества. Провела пять лет в поместье Макфарлена. Боже, как она, наверное, ненавидела эту глушь. – Джонстон вытянулся вперед и, посмотрев на спину Пипа, перешел на шепот: – Но уж если называть вещи своими именами, она вернулась в общество за два месяца до окончания официального траура.

– Кто может обвинить ее в этом? – сердито проговорил Пип. Джонстон вздохнул и закатил глаза кверху, словно спрашивая небеса, каким образом юноша обладает таким тонким слухом. – Женщина такой красоты, как она, – продолжил Пип, – сидит в каком-то лесу, в глуши, без поклонников, которые бы ею восхищались. Конечно, со стороны Макфарлена было просто отвратительно держать ее взаперти.

– Совершенно с вами согласен, – поддержал его Робби.

– Да, я думаю то же самое, вы высказали мои мысли вслух, – заявил Джонстон.

Томас не хотел спрашивать, но в его голове зародилось подозрение, которое не дало ему промолчать.

– А она была рядом с Макфарленом в его последние часы?

– Именно в этом заключается вся трагедия, – вмешался Пип. – Макфарлен был в Лондоне, а она находилась в Шотландии.

Стало быть, она не убила его.

– Верно, – подтвердил Джонстон, – Макфарлен был здесь с лордом Карром. Вот этого человека и следует обвинить в убийстве.

Убийство! Томас напрягся.

– Почему вы так говорите, Джонстон?

– Карр принуждал его вести разгульную жизнь. Он таскал его по всем кабакам и игорным домам, а Макфарлен был уже не в том возрасте, чтобы выдержать такую напряженную жизнь. Было видно, как Макфарлен просто сгорает. Со стороны лорда Карра это была просто подлость.

– Что бы ни сделал ее отец, это не должно бросать тень на репутацию леди Макфарлен. Она не виновна! – воскликнул Пип.

– Совершенно верно, – поспешил подтвердить Робби. «Не виновна или более предусмотрительна, чем ее отец?.. – спросил себя Томас. – Нет-нет! Нельзя так думать. Нельзя переносить на нее все, что я думаю о ее отце, – рассуждал Томас. – Вполне вероятно, что действительно старик Макфарлен бездумно пытался ухватить за хвост свою ушедшую юность. Вот его сердце и не выдержало».

– Простите, джентльмены, – коротко поклонился Пип, – но я должен выразить свое почтение леди Фиа.

– И я, пожалуй, с вами, – присоединился к нему Джонстон. Он обнял молодого человека за плечи, и они стали пробираться через толпу, о чем-то весело болтая, по пути. У самого выхода из зрительного зала Джонстон оглянулся и весело подмигнул оставшимся.