– Я объяснил ей, что она, вероятно, ошибается, точно так же, как ты ошибся в ней, Томас.

– В одном я не ошибаюсь, – упрямо возразил Томас. – Она сделала из тебя свою собачку.

– Черт побери! – взорвался Джеймс. – Ты ничего не понимаешь, Томас. Ничего.

– Так расскажи мне.

– Я не могу, я дал Фиа слово. Боже! Все так запутано.

– Все, кто рядом с Фиа, в конечном счете, всегда запутываются, – с усмешкой произнес Томас. Он надеялся, что бедняга Джеймс не доживет до того дня, когда ему придется сожалеть о своем увлечении. Мысль эта была очень болезненна для Томаса. Он схватил с кушетки свой головной убор.

– Ты уходишь? – поинтересовался Джеймс.

– Да, сегодня вечером я не вернусь. – Голос Томаса прозвучал сухо. Он знал, что не сможет вернуться, потому что боялся застать ее с Джеймсом.

Завтра он посетит Фиа. Нанесет ей визит. Пусть она убедится, что у Джеймса есть не только компаньон, но и настоящий друг. А пока он отправится на реку, в док. Работа поможет ему справиться с яростью и горечью, которые преследовали его и были невыносимо тяжелы.

Несмотря на все это, он точно знал, что ни одна женщина не важна для него так, как Фиа Меррик.

Предрассветная ночная мгла была наполнена звонкими звуками ударов стали о сталь. Томас вопросительно посмотрел через плечо на мальчика, который факелом освещал ему дорогу.

– Не стоит с ними связываться, сэр, – предупредил его мальчик, кивая головой в ту сторону, откуда доносились звуки. Свет факела искажал его черты. – Лучше пойти другой дорогой.

– Это еще почему? – спокойно отозвался Томас, сворачивая именно на звук. – Или меня там кто-то поджидает, чтобы отнять кошелек?

– Нет, – ответил провожатый, окидывая внимательным взглядом фигуру Томаса, словно оценивая ее, – вы великоваты, пожалуй, да и кулаки у вас что надо. – Голос его звучал дружелюбно. – Мое дело посоветовать. Эта дорога ведет к Йоркской лестнице, которая спускается к реке. Довольно темное местечко, мало кто здесь бывает. Даже стражники сюда не доходят, хорошее место для дуэли.

– Для дуэли? Так то, что мы слышали, – дуэль? – спросил Томас.

Его провожатый пожал плечами. Томас дал ему монету. Где-то впереди в доме открылась дверь, и из нее вывалилась пара с трудом держащихся на ногах мужчин. Мальчик тут же поспешил к ним, чтобы предложить помощь в качестве проводника по темным улицам. Томас повернул к набережной. Здесь было совсем темно, в нос ударил резкий запах канализационных стоков.

Он продолжал идти вперед. Если все пойдет как нужно и его завтрашний короткий разговор с Фиа возымеет действие, тогда через несколько дней ему удастся покинуть город и отправиться на север в родовое имение Остров Макларенов.

Привязанность, которую он испытывал к родовому замку, изумляла его самого. Ведь он никогда не жил там и видел его всего лишь несколько раз, да и то подростком. И все же казалось, что земля и замок источали какую-то притягательную силу, которая действовала не только на него, но и на остальных Макларенов. Возможно, это объяснялось тем, что их изгнали с родной земли и они просто устали быть бродягами.

– В следующий раз, когда тебя охватит желание пролить кровь, советую найти повод поумнее. – Голос Танбриджа эхом прозвучал по набережной. Томаса охватил ужас. Он напрягся и постарался определить, откуда раздается этот голос. Черт бы побрал этот вечный лондонский туман! Мало чем отличающиеся друг от друга коридоры улиц создавали полнейшую путаницу. Казалось, что звук идет совсем не оттуда, откуда он раздается. Послышался удаляющийся стук башмаков о мостовую. Мужской голос позвал на помощь. Другой голос что-то ответил и растворился во тьме пустым эхом.

– Где вы?! – прокричал Томас.

– Здесь, – отозвался из темноты молодой голос, – ради Бога, скорее, он без сознания! Помогите!

Томас поспешил на голос. Он побежал по темной улице, которая вскоре закончилась небольшим двориком, окруженным с трех сторон невысокими зданиями, каменные стены которых покрывала противная мокрая слизь. На противоположной стороне двора находилась арка, под которой можно было разглядеть ступени, спускающиеся к реке.

– Где вы?

– Здесь! О, слава Богу, это вы, сэр! Помогите мне. – Под аркой можно было различить фигуру. Томас поспешил вперед и обнаружил молодого человека, согнувшегося над лежащим телом. Даже в предрассветной мгле он увидел поблескивающую черную лужу крови. Это был Пип Лейтон.

Одна его рука прижимала к груди платок, другая была неестественно согнута. Рядом с Пипом лежала шпага. Другая шпага, вся в крови, валялась неподалеку. Это было единственное, что успел разглядеть Томас.

Бедный глупый мальчишка! Томас гневно пнул ногой шпагу, и она со стуком покатилась по ступеням. Затем он повернулся к другому юноше:

– Кто вы?

– Альберт Хенингтон, сэр, – ответил тот дрожащим голосом.

Томас почти не слышал его. Он опустился на колени рядом с телом, отбросил бесполезный платок, который прижимал к груди Пип неподвижной рукой, и внимательно осмотрел рану. Она была глубокой и ровной. Лезвие вошло в тело резко и быстро, и затем его так же быстро вынули. Кровь вытекала из раны свободным потоком. По тому, как она текла, было ясно, что легкое не задето. В то же время она и не пульсировала, как если бы была задета артерия.

Это открытие обрадовало Томаса. Слава Богу! Рана не так серьезна, как показалось с первого взгляда, да и рука не пострадала. Он выждал еще около минуты, отмечая про себя, что такие раны наименее опасны. Потом Томас оторвал чудесные брюссельские кружева с манжет рубашки Пипа, приложил к ране свой чистый платок и крепко привязал его оторванными кружевами.

– Какого черта вы здесь делаете?

– Это все Танбридж, сэр, – объяснил Альберт. – Пип встретил Танбриджа на балу, обвинил его в оскорблении леди Фиа и потребовал сатисфакции. Тот только рассмеялся в ответ. Пип дождался, пока Танбридж покинул бал, и вызвал его на дуэль.

– Ох, дурачок, – пробормотал Томас. – Остается только молиться, что ваш друг доживет до того дня, когда пожалеет о своей глупости. – Он осторожно просунул одну руку под колени Пипа, другую – под спину и вместе с юношей медленно поднялся. – Пойдемте, Альберт.

– Но, сэр, быть может, мне стоит подождать? Думаю, Танбридж послал за доктором.

– Маловероятно, – усомнился Томас, – но, если вам хочется, пожалуйста.

Он вышел из-под арки, положил Пипа на землю и выждал еще полных пять минут. Вскоре он услышал, как крыса подбежала к луже крови. Томас схватил шпагу Танбриджа, чтобы расправиться с ней. Крыса уселась на задние лапки и начала умываться. Через десять минут, так и не дождавшись доктора, они тронулись.


Томас быстро прошел мимо пытающегося остановить его привратника, стоящего у парадного входа в дом Фиа, и оказался лицом к лицу с важного вида дворецким, преградившим ему дорогу.

– Где твоя хозяйка? – спросил Томас.

– Если вы сообщите мне ваше имя, сэр, – холодно начал дворецкий, – я узнаю, может ли леди Фиа... – Он не договорил. Томас схватил дворецкого за ливрею и резко тряхнул. Он смутно сознавал, что угрожает человеку, который не может ответить ему тем же, но был настолько зол, что не мог думать о подобных мелочах. – Где твоя хозяйка? – зло повторил он.

К удивлению, дворецкий говорить отказался, сохраняя верность хозяйке, но движение его глаз в сторону лестницы подсказало Томасу нужное направление дальнейшего продвижения. Он отшвырнул дворецкого в сторону и в два прыжка одолел лестницу. Наверняка она пока в постели, ведь еще и двенадцати нет.

На верхней площадке лестницы испуганная горничная со стопкой постельного белья дрожащим пальцем указала на дверь в ответ на его требование. Томас быстро подошел к указанной двери и, не постучав, рывком открыл ее.

Было позднее утро, но в будуаре леди Фиа уже крутилось около дюжины кавалеров, высказывающих свои предположения по поводу ее сегодняшнего наряда. Они окружили туалетный столик хозяйки, и их напудренные лица отражались в огромном зеркале с резной деревянной рамой. Один из них устроился на пуфике у ее ног, другой стоял на коленях рядом с ней, разглядывая мушки на серебряном подносе, которые дамы приклеивали на лицо. Остальные окружали их плотным кольцом. Среди них был и Джеймс.

Где-то в подсознании Томас отметил присутствие друга, но все его внимание было обращено к Фиа. Подобно розе среди сорняков, она откинулась на спинку небольшого позолоченного стульчика и выглядела бесподобно в утреннем туалете. Черные локоны рассыпались по мраморным плечам, которые прикрывало лишь тончайшее неглиже, розовый шелк которого практически не скрывал очертаний тела и свободно струился к ногам. Ее поразительная красота обладала удивительной силой еще в те времена, когда она была ребенком. А теперь, когда Фиа стала женщиной, красота ее превратилась в огромную разрушительную силу. Неопытный юноша, конечно, был не в состоянии сопротивляться этой силе. Она не заметила его появления, с горечью отметил Томас. Да и с какой стати ей обращать внимание на него? Подумаешь, одним ухажером больше, одним меньше, какое это имеет значение?

Томас пробился сквозь толпу поклонников и встал в нескольких шагах от Фиа. Головы мужчин, раздраженных появлением еще одного соперника, повернулись к нему. Но когда они увидели, что у Томаса в руках, их раздражение перешло в тревогу. Подобно талисману, Томас поднял обагренную кровью шпагу Танбриджа. Он сжал пальцами лезвие, чувствуя, как оно врезается в ладонь. Мужчины притихли, и в будуаре повисла тревожная тишина, а Фиа, сидевшая откинувшись на спинку стула и вполуха слушавшая, о чем говорят ее поклонники, замерла.

Она едва повернула голову, не поднимая глаз, как будто оценивала присутствие Томаса не глазами, а чем-то другим. Длинные ресницы лежали у нее на щеках, ноздри трепетали, она была невероятно красива. Томас ждал, когда Фиа поднимет на него взгляд. Она должна узнать его, черт побери, еще до того, как он заговорит. Ее брови дрогнули, сдвинулись, и она медленно подняла взгляд. Боже правый! Ее потрясающие глаза остались такими же синими, как он помнил. Может, стали даже еще синее.

– Лорд Донн! – Голос ее прозвучал чуть глухо.

– Леди Фиа, кто этот человек? – произнес ухажер, расположившийся на пуфике около ее ног.

– Лорд Донн, старый друг нашей семьи, – ответила ему леди Фиа. Она, не отрываясь, смотрела в глаза Томаса.

– Томас? – проговорил Джеймс, но Томас не обратил на него ни малейшего внимания. Он не хотел быть здесь, и одна эта мысль приводила его в ярость. Он думал, что с Мерриками покончено уже навсегда, не хотел больше думать о них. Но Фиа, будь она проклята, снова втянула его в их ядовитую паутину. Это оскорбляло его почти так же, как сожаление, с которым он отмечал изумительные линии ее тела, свет ее глаз, тени от ресниц на щеках. Нет, он должен быть твердым. Недопустимо снова оказаться под властью ее чар.

Она играла сердцем юноши, как игрушкой. И вся жизнь этого юноши была для нее игрушкой. Все говорили, что это не первый раз. Такое случалось неоднократно. Она играла людьми и теперь заплатит за эти игры.

– Я принес вам это, чтобы вы не забывали, – произнес Томас.

– Не забывала? – Фиа нахмурилась.

– Да, об одном особенно удачном соблазнении.

– Томас, – начал было осторожно Джеймс и положил ему на плечо руку, но Томас сбросил ее. Джеймс также очарован ее колдовством. Да, это, пожалуй, самое подходящее определение, потому что и сам Томас с трудом сдерживался, чтобы не поддаться ее чарам.

– Вот, можете добавить это к вашей коллекции. – Томас положил окровавленную шпагу на колени леди Фиа, испачкав тончайший шелк.

Фиа опустила глаза и вздрогнула. Томас ждал, его сердце билось как сумасшедшее. Он не видел выражения ее глаз. Ее лицо оставалось опущенным, глаза смотрели на окровавленную шпагу, руки замерли в воздухе. Темные волосы соскользнули с ее плеч и полностью прикрыли лицо.

– Что это? – спросила она низким хриплым голосом.

– Томас, вы зашли слишком далеко, – вмешался Джеймс.

– Неужели? – Томас перевел взгляд на Джеймса. Его лицо побелело, губы дрожали. – А я-то подумал, что это она зашла слишком далеко, если ради нее юноша решил сразиться с Танбриджем, искусство которого хорошо известно всем. Ради нее!

– Какой юноша? – Фиа подняла глаза.

– А что, их так много? – безжалостно улыбнулся Томас. – Может, мне описать его, а то вряд ли вы помните всех по именам, – проговорил он. – Юноше восемнадцать лет, но выглядит моложе, рыжеволосый и белокожий.

– Только не Пип! – В ее глазах появилась боль, и на мгновение твердость оставила Томаса. Но он вспомнил, что вокруг много зрителей и, возможно, она играет для них.

– Я вижу, вы помните его. Что ж, ему это будет приятно. Филипп Лейтон, Пип. Не богатый Пип, не могущественный Пип, а просто один из тех молодых людей, которые влюбляются в вас и который способен любить. – Томас обвел взглядом толпу воздыхателей. – Но молодые любят так безыскусно, всем сердцем, они так смешны в своих чувствах.