Снова взяв книгу, Лия уселась на кушетку перед камином. Она попыталась читать вслух, чтобы лучше сконцентрироваться на словах.

Сегодня их первая брачная ночь.

Хотя она знала, что никакого общения не будет, она не могла не думать о Себастьяне, который лежит в постели всего в нескольких шагах от нее. А он? Думает ли он о ней? Рисует ли в своем воображении все те вещи, о которых шептал ей на ухо?

Да, он хотел ее…

Ни одно слово, которое шептал ей на ухо Йен, не обладало такой силой, как слова Себастьяна.

Лия зажала страницу между пальцами, наблюдая, как она дрожит, и резко перевернула ее. Одна вещь несомненна: она не должна показывать ему, как сильно действуют на нее его слова. Если он продолжит говорить с ней в той же манере, она не сможет поручиться за себя.


Себастьян смирился с тем фактом, что будет ужинать один. Он не видел Лию весь день, и она не пришла в гостиную до того, как еда будет подана, чтобы он мог сопроводить ее к столу.

Он сидел за столом в одиночестве точно так же, как в печальные дни после смерти Анджелы. Лакей поставил перед ним супницу. Себастьян взял ложку, даже не поинтересовавшись, какой сегодня суп. Горячий, и хорошо. Это все, что имело значение.

Но тут дверь столовой распахнулась, и вошла Лия.

— Примите мои извинения за опоздание, — выдохнула она, улыбнувшись дворецкому, который предупредительно отодвинул для нее стул.

Себастьян смотрел, не произнося ни слова. Нет, на ней не было черного или даже свадебного серого платья, в котором она была утром в церкви. Вместо этого на ней было темно-голубое вечернее платье. Наконец-то свобода от Йена! Наконец-то она его!

— Вы прощены, — сказал он и поднес к губам очередную ложку супа. — Это из вашего нового гардероба?

— Да.

Далее она замолчала, приступив к супу, и Себастьян старался не пронести ложку мимо рта, в то время как исподтишка наблюдал за ней.

— Оно вам нравится? — спросила она минутой позже. — Должна заметить, я чувствовала себя странно, надевая что-то иное, нежели черное… Знаете, я почти испытывала чувство вины. Может быть, мне следовало подождать подольше, тогда я могла бы по-настоящему войти в роль вдовы?

— Оно красивое, — сказал он, желая сказать больше, ненавидя то, что что-то невысказанное стоит между ними, хотя теперь они больше, чем друг Йена и жена Йена.

Но она больше не была женой Йена. Она его жена.

— Скажите мне, миледи, чем независимая замужняя женщина хотела бы заниматься в свободное время? У вас есть какие-то особые планы, которые вы хотели осуществить, когда мы прибудем в Гемпшир?

Она улыбнулась ему через стол:

— Я не знаю. Я думаю, это часть свободы — не знать, что готовит тебе будущее, но понимать, что перед тобой открыто много возможностей и тебе надо лишь воспользоваться этим.

— Например?

— Например, когда я была девочкой и жила с родителями, каждую минуту нашего времени планировала наша матушка, и так изо дня в день. Утренний туалет, завтрак, уроки — каждый день одно и то же, только чередовались предметы. Ленч, уроки музыки, пение, танцы, вязание, дневные визиты…

— Но после замужества все изменилось?

— Да, конечно, я думаю. И были внесены изменения… Но расписание моего дня до последней детали было таким укоренившимся, что, казалось, проще продолжить это. После того как я узнала об Анджеле, я даже расписала каждый вечер, включая…

Она замолчала и уставилась на тарелку с супом.

Себастьян крепче сжал ложку в руке, желваки на скулах заиграли. Видимо, это касается ее ночей с Йеном, только это она могла иметь в виду.

— Вы не должны рассказывать мне, если не хотите, но я рад слышать, что вы готовы сказать…

Она кивнула. Быстро взглянув на него, снова поднесла ложку ко рту.

— Что касается рутины, — продолжал Себастьян. — То это только то, что относится к Генри, причем только утром и вечером. Днем мы проводим время вместе.

— И что вы делаете? — поинтересовалась она.

Она казалась рассеянной, вопрос был задан больше из вежливости, чем из искреннего интереса. Но если ей это поможет быстрее освоиться в Гемпшире, то Себастьян готов рассказать все.

Он улыбнулся.

— Любим строить из кубиков. Устраиваем пикники и долгие прогулки. Он катается на своем пони…

— У него уже есть пони?

— Да, ему надо привыкать. Если он хочет ездить верхом, то ездит со мной.

— Он хорошо говорит?

Себастьян нахмурился, понимая, что в последний раз она видела Генри до катастрофы с каретой, когда в его словаре было немного слов, и большинство из них он плохо выговаривал.

— Несколько предложений, не слишком хорошо. Проще сказать, он знает, как получить то, что хочет.

— Вы балуете его, — сказала она с улыбкой.

— Возможно. — Себастьян отложил ложку. Пришел слуга и унес супницу. — Но мне трудно быть с ним строгим.

Он заставил себя оставаться спокойным, пока она изучала его. Интересно, что она видит, когда смотрит на него, — жестокого человека или склонного к сентиментальности?

Прошла пара минут, она тоже положила свою ложку и сказала:

— Я думаю, нам будет хорошо вместе. — И добавила: — Если, разумеется, вы сумеете выдержать наши приключения с Генри.

— Приключения?

— Ну да. У меня на этот счет уже есть планы.

— Я думал, вы говорили…

Она небрежно отмахнулась от него:

— Это касалось только меня. Я весь месяц думала, как сделать так, чтобы мне было хорошо с Генри.

Лия потянулась вперед, прижавшись грудью к столу, приоткрыла нежные округлости груди. Себастьян отвел глаза, затем не удержался и посмотрел, но потом снова отвел взгляд. Он дал сигнал дворецкому, и было принесено новое блюдо.

— Конечно, у меня нет братьев, — продолжала она, — поэтому мне потребуется помощь в некоторых вещах, но я всегда хотела научиться лазить по деревьям.

— Это слишком опасно.

Слова слетели с губ Себастьяна, прежде чем он успел обдумать ответ.

Она прищурилась:

— Мне кажется, мы договорились, что я могу делать то, что захочу.

Их первый вечер, и они уже начали спорить.

— Прежде всего, — сказал он, — Генри мой сын, и если он слишком мал, чтобы ездить на пони, то, разумеется, слишком мал, чтобы лазить по деревьям.

— Хорошо сказано, милорд. Но если я сама буду лазить по деревьям?

Предмет разговора мог выглядеть комично, если бы Себастьян не думал, что она могла бы сделать это просто для того, чтобы доказать, что не зависит от него. Даже если он попытается удержаться от того, чтобы отдавать приказы, он не мог представить такой род отношений, где муж не пытался бы удержать свою жену от опасной затеи.

— Ваши юбки большая помеха. Если они зацепятся за ветку…

— Как я сказала, мне нужна ваша помощь в некоторых вещах. И первое, что вы можете сделать, — это одолжить мне пару брюк.

Себастьян нервно постукивал пальцами по столу.

— Если я сделаю это, вы позволите мне составить вам компанию? Когда все же решитесь совершить это, а также и другие рискованные мероприятия?

— Но вы будете страдать в моей компании, милорд.

— Я уже страдаю, разве нет?

Она рассмеялась, и Себастьян подумал, что так или иначе, но он прошел тест. Это было, как прежде, на ее домашнем приеме, чем больше он думал, что понимает ее, тем больше понимал, что за каждой отгадкой скрывается новая тайна.

Он хотел спросить ее о вечернем расписании с Йеном, о чем она упоминала раньше, понять то тайное, что она так упорно старалась скрыть от него. Но вместо этого улыбнулся и попробовал подумать о другом, более легком предмете разговора. Но вскоре понял, что, кроме Йена, Анджелы и Генри, им, собственно, не о чем говорить, что у них, увы, мало общего. Его жена, которую он так хотел и чувствовал необходимость защитить, была для него все еще чужим человеком.

Лия подвинулась на стуле и осторожно отодвинула котлету на своей тарелке.

— Почему вы смотрите на меня так?

Его губы дрогнули, но попытка улыбнуться не могла скрыть огня в его взоре. Он все пытался разгадать Лию. Она могла бы сказать ему, что все просто и никакой загадки не существует. Все, чего она хотела, — это иметь шанс следовать своим желаниям, а они были почти ординарны.

— Я думаю, как вы будете выглядеть в брюках, — наконец сказал он.

— Наверное, как мальчишка, — отозвалась она.

Ну нет, его взгляд двинулся от ее лица к ее груди и потом снова назад.

— Я как-то сомневаюсь, что вы можете быть похожи на мальчишку.

Лия пыталась не покраснеть. Потянувшись вперед, она подняла бокал и сделала глоток хереса. Может быть, ей следует успокоиться, но что-то казалось неправильным, стоило ей подумать, что она должна будет оставаться в своей спальне весь вечер, словно она решила игнорировать его.

И если честно, то она испытывала любопытство, наблюдая за своим новым мужем, он испытывал схожие чувства. Это любопытство началось с его отношений с Генри. То, что он проводил много времени с ним, тогда как другие отцы передали бы Генри на попечение няни на целый день. Но, наблюдая за ним за столом, она также обнаружила, что стала замечать те вещи, которым раньше не придавала значения. Широкий размах плеч, мускулистая грудь, было почти непостижимо, как он сидит на своем стуле. Создавалось такое впечатление, как будто гигант уселся на стульчик гнома.

Лия выпила еще хереса, решив, что лучше смотреть в тарелку. И что делало ситуацию еще более неловкой, так это молчание, которое повисло над ними. Она никак не могла сообразить, о чем бы еще поговорить с ним после разговора о Генри. Очевидно, он тоже не знал, что сказать, и поэтому молчал. Наблюдая за ней, она полагала. Она не поднимала глаз, но могла чувствовать на себе его взгляд, отчего ее щеки покрылись румянцем.

Так никогда не было с Йеном. Он был разговорчивый, но не стремился доминировать в разговоре. Он делал замечания относительно погоды, последних светских событий, его собственных личных слабостей. Любое, лишь бы расположить собеседника. Он задавал вопросы, выбирал информацию, которую другой никогда бы не рассказал кому-то еще. Он заставлял любого чувствовать себя так, как будто он единственная персона в комнате, не важно, была ли там сотня других гостей или только слуга, ждавший указаний в сторонке.

Сначала Лия была благодарна Йену за эти разговоры, понимая, что ей удобнее слушать и наблюдать, чем самой принимать участие. И когда он концентрировался на ней, она ощущала себя самой красивой и желанной женщиной в мире. Хотя впоследствии она поняла, что все его обаяние направлено на достижение одной цели — снискать расположение другой персоны, заставить любого чувствовать благодарность по отношению к нему. Превыше всего Йен хотел нравиться.

Очевидно, этого не было в случае с Себастьяном… с ее новым мужем. Он любил участвовать в разговорах, но его никогда не смущало, когда вдруг повисало неожиданное молчание.

Лия подняла глаза и встретила его взгляд. По тому, как он смотрел на нее, ей казалось, не воспринимает ли он молчание как свое преимущество в отличие от Йена, которому было необходимо говорить. И даже при том, что он не говорил, его глаза повторяли то, что он уже сказал, страх и возбуждение в одно и то же время, без единого слова было ясно — он хочет ее.

Она не понимала этого, но и не могла отрицать. И хотя она пока верила, что он сдержит обещание, то есть не потребует от нее исполнения супружеских обязанностей, пока она сама не пригласит его в свою постель, как скоро его начнет раздражать это соглашение? Когда он станет злиться на нее? Лучше предвидеть это и еще раз оговорить условия, иначе он будет надеяться, что однажды она проявит слабость и придет к нему.

— Возможно ли, чтобы слуги оставили нас на время? — спросила она.

Он сделал жест, и вскоре они остались одни в столовой.

— У меня есть к вам просьба, милорд.

— Себастьян, — поправил он.

— Себастьян.

Хотя она уже называла его так, когда он еще не был ее мужем, сейчас это казалось чем-то неловким, почти экзотичным.

— Да?

— Себастьян, — повторила она, просто для того, чтобы еще раз произнести его имя. — Как я сказала, у меня есть просьба…

— Да? Продолжайте.

Он улыбнулся, словно был изумлен пустой тратой времени.

— Я хотела бы расширить уже принятые условия нашего брака, а именно: вы не будете смотреть на меня и говорить со мной так, как делали это сегодня… за завтраком. Это обезоруживает. Пугает. Оскорбляет, если хотите…

— Простите, если обидел вас, миледи.

Она открыла рот, пауза, затем закрыла.

— Нет, пожалуйста, — настаивал он. — Скажите все, что хотели сказать.