Бетина Крэн - Неотразимый обольститель

– Сбежать.

Юноша вытаращил глаза, но через мгновение кивнул.

– Да, так и есть, нам надо бежать.

Коннор изучающе смотрел на него, думая, что положение влюбленных действительно должно быть отчаянным, раз Джеффри рискнул встретиться со своим родственником-отщепенцем, которого никогда до этого не видел.

– Существует по меньшей мере дюжина способов совершить побег, не прибегая к помощи крепких парней. – Говоря это, Коннор подумал, что «сложная ситуация» может включать не только родительское неодобрение. – Кто эта юная леди, завладевшая твоим сердцем?

Джеффри отвел взгляд.

– Она из богатой и влиятельной семьи.

– Твоя семья тоже богата и влиятельна.

– Да, но она... очень молода.

– Сколько ей лет?

– Шестнадцать.

Коннор глубоко вздохнул. Шестнадцать! Какого черта он все это слушает? Господи, ведь он же претендует на пост конгрессмена Соединенных Штатов. Но чередование страстного желания и отчаяния на лице юноши вызывало одновременно и смех, и жалость, и Коннор не смог заставить себя встать.

– Ты, должно быть, ненамного старше.

– Старше. – Джеффри выпрямился и расправил плечи. Когда его собеседник прищурился, молодой человек провозгласил: – Восемнадцать – достаточно зрелый возраст. – И почти с вызовом добавил: – Ирландцы всегда женятся в восемнадцать.

Внезапно перед мысленным взором Коннора предстало лицо Томаса Грейди. Тот навряд ли был старше Джеффри, а уже готовился стать отцом и должен был кормить восемь голодных ртов. Душка Джеффри понятия не имел, что такое ответственность. Ну что ж, пусть попробует, если он, похоже, так помешался на своей женитьбе.

– Она что, какая-то особенная? – спросил Коннор.

И тут же юноша заговорил настолько чистосердечно и страстно, что будущий конгрессмен невольно устыдился своего цинизма.

– Она – мое счастье! Если ее отошлют в монастырскую школу во Франции, моя жизнь будет кончена.

– Понятно.

Воспоминания нахлынули на него, не внимая доводам рассудка. Много лет назад Коннор испытывал такую же пылкую, всепоглощающую... Он с раздражением понял, что боль в груди вызвана завистью.

– Я так понимаю, что она отвечает взаимностью. Мужественная решимость Джеффри растворилась без следа.

– Она говорит, что я смысл ее жизни. Коннор с трудом удержался, чтобы не застонать.

– Тогда мы должны приложить все усилия и объединить ваши судьбы.

– Вы серьезно? Вы мне поможете?

– С удовольствием помогу такому же романтику, как и я, воплотить свою мечту в жизнь.

Коннор оглядел длинную полированную стойку бара, ведущую на другую половину зала, где мужчины с красными лицами и большущими кулаками играли в дартс.

– Ну, – Джеффри выпрямился, – у меня есть план...

– Нет, нет! – Коннор предупреждающе поднял руку. – Ничего мне не рассказывай. Чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше. – А особенно те, которые собираются участвовать в выборах. – Я тебя сведу с нужными людьми – и приступай. – Он снова оглядел толпу у дальнего конца стойки. – Тебе потребуется кто-нибудь с мощными мускулами и хилым умом. – Коннор скривил губы в усмешке. – Слишком долгие раздумья могут разрушить самый идеальный план побега.

В дальнем углу зала он заметил двоих редких посетителей О'Тула. Они чаше появлялись в местах, где освещение было таким же плохим, как и виски. Диппер Молден и Шоти О'Ши не так уж плохи, просто они слишком любят выпить и им не слишком везет в кости.

– Я познакомлю тебя с двумя парнями, а дальше действуй сам.

«Как на самом деле все просто», – подумал Коннор, ведя Джеффри к боковой двери, где тот встретится с Диппером и Шоти. Рано или поздно у каждого возникает ситуация, из которой он не может выбраться самостоятельно, даже если он из высшего общества. И вот тогда они обращаются за помощью. К хорошо смазанному механизму «Таммани Холла». К нему. Знаменитая, безотказно действующая улыбка Коннора снова появилась у него на лице, когда он послал официанта за Диппером и Шоти. Всегда приятно помогать людям!

Через неделю после приезда в город Беатрис фон Фюрстенберг поспешно спускалась по лестнице из зала для совещаний в Остерман-Холле. Вокруг нее толпились члены исполнительного комитета Всеамериканской женской ассоциации суфражисток. Приглушенными, как и подобает леди, голосами или яростным шепотом они продолжали вести дискуссию. На ступенях и даже на улице дамы никак не могли прийти к соглашению.

В который раз члены организации отказывались понять суровую реальность политики – для того, чтобы женщины получили право голоса, действовать должны были мужчины. А чтобы заставить действовать мужчин, обладающих властью, суфражисткам следовало использовать мужское оружие – деньги, принуждение и компромисс. Когда Беатрис высказала свое мнение по этому вопросу, атмосфера на собрании тотчас накалилась. В последующей неразберихе руководительницы ассоциации Элизабет Кэди Стэнтон и Сьюзан Энтони провозгласили, что они никогда не унизятся до «отвратительных способов убеждения». Соглашательство и покупка голосов превратят их в «мужчин в юбках».

Когда Беатрис, надев перчатки и манто, уже покидала гардероб, ее догнала Лейси Уотермэн, давняя подруга фон Фюрстенберг, дама высокопоставленная и придерживающаяся либеральных взглядов. С мрачным видом натягивая перчатки, Лейси сказала:

– Ты старалась, Биби. Видит Бог, ты старалась! Но они твердо решили пойти ко дну с гордо поднятой головой.

– Они намерены всегда поступать только рационально и благородно, а потому все их попытки изменить что-либо обречены на провал, – ответила Беатрис, выходя на тротуар.

– Я повторяю – надо опубликовать в газетах имена их любовниц, – включилась в разговор Франни Эксцельсиор, которая по поручению комитета проводила агитацию среди населения. Вьющиеся волосы Франни торчали у нее на голове, как проволока. – Или приковаться цепями к дверям их офисов, пока они не согласятся голосовать за суфражисток. Или промаршировать по Пятой авеню нагишом!

Беатрис рассмеялась. Обнимая одной рукой Франни, она заметила Сьюзан Энтони, спускавшуюся по ступеням. Группа почтенных активисток движения окружала свою седую, худую как жердь руководительницу.

– Большинство членов комитета и не представляет, против чего они выступают, – с разочарованием проговорила Беатрис. – Но Сьюзан-то должна понимать. После всех этих лет!

Прошло уже больше сорока лет с момента образования ассоциации – и что могли предъявить защитники прав женщин? Результатом их усилий были усталость, слезы и нарушенные обещания. Удивительно, что старшие члены движения, такие, как Сьюзан Энтони и Элизабет Кэди Стэнтон, после всех разочарований еше не потеряли желания продолжать борьбу. Нелегко признавать, что все мужчины имеют свою цену и руководствуются только собственными интересами. Ей самой долго не хотелось в это верить.

До того как выйти замуж за богача Мерсера фон Фюрстенберга, Беатрис совершенно не знала мужчин. Воспитывала ее гувернантка, а потом девушку передали в руки мужа, как ценное имущество, так что сформировать собственные представления о жизни ей было некогда.

В день свадьбы Беатрис исполнилось семнадцать, и первый год замужней жизни она была не более чем диковинка, экзотическая штучка в доме супруга. Ее стареющий муж по большей части не замечал свою молодую жену и не имел представления, как с ней обращаться. Ведение домашнего хозяйства было налажено, как первоклассные часы, и не нуждалось в ее вмешательстве. Слуг нельзя было назвать жестокими или невнимательными – они просто не думали о ней как о ком-то, с кем надо считаться. И в этом они следовали примеру своего хозяина, который относился к ней как к милой вещичке, способной доставлять чисто эстетическое удовольствие, когда при случае берешь ее с полки.

Вскоре Беатрис выяснила, что все внимание мужа занимал его бизнес. Слияние компаний, поглощение или покупка одной компанией другой, заключение сделок, конкуренция и попытки обойти законодательство – вот что заставляло его старое сердце биться быстрее. Только когда она заинтересовалась его делами, Мерсер фон Фюрстенберг начал испытывать к ней иные чувства, отличавшиеся от прежних неловких и непылких моментов близости. Постепенно она становилась скорее его ученицей, чем женой. А после того, как Беатрис заработала свою первую тысячу на переводе акций, муж стал регулярно обедать с ней вдвоем и представил ее своим скептически настроенным партнерам.

За семь лет брака она научилась прекрасно разбираться как в бизнесе, так и в мужском характере. Теперь Беатрис понимала, что движет мужчинами, понимала их образ мыслей и почему они относятся к женщинам с таким пренебрежением. И еще она поняла, что если представительницы суфражистского движения не намерены еще лет семьдесят ждать доступа к урнам для голосования, то им необходимо менять тактику.

Что требовалось движению, так это несколько «карманных» политиков, то есть мужчин, которые будут действовать по принципу «ты – мне, я – тебе» и для достижения своих целей станут поддерживать суфражисток. А что требовалось исполнительному комитету – так это демонстрация того, как приобрести силу и влияние. Она поудобнее устроилась на сиденье кареты и продолжала размышлять. Им нужен «карманный» политик? Так что же? Беатрис купит им его!

Она была настолько поглощена своими мыслями, что не сразу сообразила, что карета затормозила и стоит уже несколько секунд. Выглянув в окошко, Беатрис ничего не увидела в темноте. В этом не было ничего необычного. Главные улицы города решили освещать электричеством, а пока они часто оставались вообще без освещения. Снаружи раздался глухой стук, и карета тяжело накренилась, как будто Рукарт, ее кучер-немец, решил спрыгнуть на землю. Через мгновение раздались голоса, и Беатрис прислушалась, пытаясь разобрать, о чем идет речь. В обмене репликами могучий тевтонский бас Рукарта не участвовал. Она снова прижалась лбом к оконному стеклу. Рядом с лошадьми вертелись какие-то фигуры. Нахмурившись, Беатрис откинулась на спинку сиденья. В чем все-таки дело?

Привычка всегда контролировать ситуацию заставила ее решительно распахнуть дверцу кареты. Двое застигнутых врасплох мужчин едва успели отскочить. Они были ошеломлены не меньше ее.

– Что тут происходит? – Беатрис мельком оглядела их – крепко сбитые, в простой одежде... ничего примечательного или опасного.

– Ничего, мэм. – Ответивший получил от второго локтем под ребра, и прббурчал: – Но этот же еще не пришел.

– Где мой кучер?

– Э-э-э...

– Ну, он... это...

Парочка обеспокоенно переглянулась. Беатрис, держась за дверцу, выглянула из кареты и обнаружила Рукарта под забором.

– Да что же это такое? – Беатрис снова взглянула на молодчиков, начиная осознавать, что ей грозит какая-то опасность. Она позвала Рукарта, но тот не откликнулся. – Что вы с ним сделали?

– Ему не больно, – ответил один из нападавших, исподлобья глядя на нее сердитыми глазами.

– Отдавайте ваши дра-го-ценности, мэм, – протягивая руку, потребовал другой. – И вам тоже не будет больно.

– Отстаньте от меня! – приказала Беатрис. Она попыталась выйти из кареты с другой стороны и обнаружила, что дверца не открывается. Ее экипаж задержали, возницу оглушили, а ее... захватили!

– Мы же сказали: отдавайте ценности, и... и...

– Мы не шутим, – закончил второй за первого, обеспокоенно глядя в конец аллеи, куда достигал свет, зажегшийся наконец на главной улице. Их в любой момент могли обнаружить. – Лучше все сами отдайте, мэм.

– Ни за что! – Казалось, кто-то заставил ее обеими руками прижать кошелек к груди, так что теперь оба грабителя увидели его.

– Не будите во мне зверя, – предупредил первый, вынимая из-за спины дубинку.

– Кто-то уже сделал это до меня, – выпалила Беатрис, в душе ужаснувшись своему нахальству.

Один из нападавших вцепился в кошелек, бормоча:

– Давай сюда.

Она дернула кошелек назад, потеряла равновесие и упала... на руки второму грабителю.

– Нет! Отпустите! – Беатрис крутилась и извивалась, пытаясь освободиться. Но бандиты были гораздо сильнее. Ее охватила паника, и, ощущая их руки на своем теле, она сделала то, чего не делала никогда в жизни: набрала полную грудь воздуха и завизжала что было сил.

Душераздирающий вопль заставил грабителей поторопиться. Теперь один из них крепко держал женщину, прижимая ее руки к бокам, а второй зажимал ей рот, и при этом оба шипели на нее, словно рассерженные змеи.

– Ш-ш-ш! Не вопи!

– Ш-ш-ш! Тише, леди, мы вам ничего не сделаем, честно! Сквозь их шипение и возню издалека послышалась чистая и пронзительная трель свистка. Нападавшие замерли и обеспокоенно посмотрели друг на друга. Раздался еще один свисток.

– Копы!

Нападавшие запаниковали и потащили Беатрис сначала в одну сторону, потом в другую.

– Давай сюда! – прохрипел первый, указывая за карету.