Патриция Поттер - Непокорный

Почувствовав прикосновение ее руки, он наконец повернулся и открыл глаза. Она лежала на боку, волосы упали ей на правую щеку, на губах была легкая печальная улыбка. Она поднесла руку к его щеке, заросшей густой бородой, и провела по ней пальцами.

— Если бы у меня была бритва, я бы побрила тебя, — сказала она. — Вид у тебя, как у разбойника.

— А я и есть разбойник.

— Неправда.

Он принялся покусывать ей пальцы.

— Вы слишком доверчивы, миссис Вильямс.

— Вовсе нет, — возразила она. — Я научилась быть подозрительной. Но с тобой все не так.

— Почему? — Ему на самом деле стало любопытно.

— Не знаю, — честно призналась она. — Я приняла бы любого тяжело раненного, но… скорее всего обратилась бы к шерифу. А ты был так нежен с Джеффом… наверное, это все и решило. Ты горевал из-за собственного сына. Я знаю, каково это — потерять человека, которого любишь.

Он молчал, продолжая покусывать ее пальцы. Они были изумительны на вкус. Потом он вздохнул и произнес то, что не давало ему покоя.

— Вдруг у тебя будет ребенок?

— Я думаю, это было бы прекрасно. Ответ поразил его. Он замер.

— Не беспокойся. Я знаю, что ты собираешься уехать, и не буду пытаться отговорить тебя. Правда, я не совсем понимаю твои доводы, но… не стану тебя удерживать. Но я бы очень хотела иметь от тебя ребенка. — Она дотронулась до его подбородка. — Я хочу, чтобы у него было твое лицо, с ямочкой на подбородке. — Она с трудом сглотнула. — Я хочу, чтобы он был счастлив, очень-очень счастлив.

— А если это будет девочка? — Он услышал, что задает вопрос как посторонний человек.

— В таком случае я не хочу, чтобы она была похожа на тебя, — пошутила Мэри Джо и вновь внимательно посмотрела на него. — Разве что глазами. Я бы взяла только глаза.

Он покачал головой.

— А как же соседи?

— Моим соседям просто придется не лезть не в свое дело, — сказала она. — Я всегда мечтала о том, чтобы иметь много детей, но, по правде говоря, снова выходить замуж мне не хотелось.

— Почему?

Этот вопрос Уэйд задавал себе не раз. Джефф говорил ему, что шериф к ней благоволит, что она могла бы выбрать любого из рейнджеров.

— Мне казалось, что я не сумею снова полюбить, — медленно ответила Мэри Джо. — Да я и не хотела этого. Слишком больно.

Он вдруг окаменел. Ее слова о ребенке доставили ему удовольствие, что было, конечно, глупо и смешно, но последнее признание подействовало как острый нож, всаженный по самую рукоятку. Хотя он многое натворил за свою жизнь, причинить ей боль было бы самым непростительным. А ведь он причинит ей боль, особенно, если будет ребенок. Как бы она сейчас ни отмахивалась от этого, он знал, какому гонению подвергаются женщины с внебрачными детьми. Как же он посмел этим рисковать?

Должно быть, Уэйд нахмурился, потому что она медленно продолжил:

— Не волнуйся, я привыкла заботиться о себе сама. Если здесь ничего не получится, мы переедем в другое место.

От этой перспективы ему легче не стало. Он внезапно представил, как она, с его ребенком на руках, уедет неизвестно куда, и он не сможет отыскать их. Этого не должно случиться. Как бы ни было трудно отказаться от нее, он больше не будет заниматься с ней любовью. Ему оставалось только молиться, что его глупость уже не привела к зачатию. Уэйд сел.

— Думаю, пора уезжать. Она кивнула.

— Я хочу видеть Джеффа.

Она не собиралась оставлять сына на несколько часов, но сейчас была уверена, что Джефф в хороших руках и что покой — лучшее лекарство для него.

— Он сильный парнишка, — сказал Уэйд, радуясь перемене темы, несмотря на то, что невысказанное как бы повисло в воздухе. — Чертовски выносливый.

— Его очень взволновали предстоящие скачки.

— Такого он больше нигде не увидит, — заметил Уэйд.

— А мы можем уехать утром? — робко поинтересовалась Мэри Джо.

— Думаю — да, если нет необходимости торопиться. — Он вопросительно посмотрел на нее.

— Ты ведь говорил, Том Берри передаст Такеру, что Джефф найден, но… все равно могут организовать поиск.

Уэйд поднялся, надеясь, что не выдаст лицом, как подействовало на него ее решение. Но его охватила радость, чистая и простая. И даже гордость за нее. Мэри Джо, которая еще совсем недавно не доверяла индейцам, ни одному из них, теперь не меньше его хотела защитить их. Нелегко победить предрассудки и страх, это было известно ему лучше, чем многим. Эту науку он усвоил за долгие, тяжелые годы.

Он неловко натянул рубаху на раненую руку и подошел к лошадям. Отвязал от дерева поводья кобылы и наклонился, чтобы распутать стреноженного серого.

— Уэйд! — Он замер при звуке ее голоса, но не обернулся. — Спасибо, что привез меня сюда.

Он постарался, чтобы рука его не дрожала, когда он положил ее на гриву коня. Кивнул. Это был такой пустяк, особенно после всего, что она пережила за последние недели. Он подержал поводья ее лошади, пока она садилась в седло, потом сам взобрался на коня. Не сказав больше ни слова, они быстрым шагом поехали назад, в лагерь ютов.

Джефф широко раскрытыми глазами смотрел, как два юта, пробежав рядом со своими конями, взлетели к ним на спины на полном скаку. Потом они опустились под брюхо коней и снова оказались на спине.

Мэри Джо с удовольствием следила за реакцией сына. С горящими от волнения щеками он улыбался, хотя иногда морщился, стоило ему пошевелиться, но тут же забывал о боли.

Затем она опять перевела взгляд на наездников. Ее удивление было безмерно. Она всегда считала, что нет лучших наездников, чем рейнджеры, которые практически жили в седле, но такой езды, как эта, ей видеть не доводилось. Теперь она восхищалась не меньше сына, глядя, как человек и животное становились одним целым. Мэри Джо посмотрела на Уэйда, но его глаза при вечернем солнце были как всегда непроницаемы, лицо словно высечено из камня.

Когда они вернулись в лагерь, он сразу отдалился от нее: примкнул к мужчинам, предварительно выпустив лошадей в общий табун. Пока они отсутствовали, прибыл еще один новый человек, как ей сказали, это был Урей, великий вождь ютов. То, что между белыми и ютами существовал мир, было целиком его заслугой.

Уэйд присоединился к нему и другим мужчинам, которые сидели, курили трубки и разговаривали серьезно и тихо на своем языке.

Мэри Джо осталась с сыном. Когда она вернулась. Джефф уже сидел и болтал с индейским мальчиком, восхищаясь его собакой. Любовь к животным, заключила Мэри Джо, присуща всем. Ее сын теперь был в замшевых штанах, таких же, как у Фостера, и без рубашки, совсем как маленький индеец; от других его отличали рыжевато-светлые волосы, веснушки и толстая повязка на груди.

Все же ей казалось, что он немного бледен, хотя его глаза были полны любопытства, к которому она уже привыкла. Джефф задавал вопросы, произнося те несколько слов, которые успел выучить, а остальное договаривая при помощи жестов.

Ближе к вечеру началась подготовка к скачкам. Народу значительно прибавилось, и Уэйд объяснил Мэри Джо и Джеффу, что на эти скачки собрались юты из нескольких других лагерей, расположенных в горах. Мэри Джо наблюдала, с какой любовью и уважением как прибывавшие гости, в том числе и вождь Урей, приветствовали Уэйда. К ней поворачивались любопытные лица и внимательно изучали ее. Но ни один не выказал ни злобы, ни враждебности, что очень ее удивило. Уэйд все-таки был женат на их соплеменнице.

Она ела вместе с женщинами и детьми, а Уэйд — с мужчинами. На этот раз это была обильная трапеза. Много дичи, жареная антилопа и оленина, орехи, не известные ей овощи. Джефф ел с таким энтузиазмом, будто целую неделю у него крошки во рту не было — что, судя по его рассказам, оказалось недалеко от истины.

— Настоящие кузнечики, — воскликнул Джефф, когда один из ютов, держась рукой за гриву своего коня, наклонился и поднял с земли нож на полном скаку. Потом он взглянул на Уэйда: — Уверен, ты тоже так умеешь.

У Фостера дернулась щека, и Мэри Джо поняла, что он так умел. Он взглянул на свою правую руку, и Мэри Джо заметила, как его лицо исказила гримаса горечи, но он подавил ее усилием воли и повернулся к Джеффу.

— Никто не умеет ездить так, как юты, — сказал он, так и не ответив Джеффу.

Но мальчик удовлетворился и таким ответом, хотя был несколько сбит с толку.

Она тоже. Она видела, как он управлялся с необученным конем Джеффа. Уэйд был прекрасным наездником, даже если теперь он не мог свеситься с лошади, вцепившись в ее гриву. Она оглядела его худое мускулистое тело с длинными ногами и почувствовала, как он расстроен, словно это была ее собственная беда. Последние несколько дней она не раз наблюдала, что он пытается шевелить пальцами, сгибать руку; кое-что ему удавалось, но она понимала, что такая малость не может его удовлетворить.

Теперь он жадно следил за наездниками, и печаль на его лице сказала ей, что, если бы не больная рука, он тоже принял бы участие в скачках. Ей очень хотелось подойти к нему, взять за руку, заглушить его тоску. Но она давно сделала для себя вывод, что каждый должен справляться со своим горем и потерей в одиночку.

Мэри Джо с трудом проглотила ком в горле. Ей опять придется самой справляться с потерей. Умом она понимала, что это неизбежно, как понимала и то, что никогда не сможет смириться с его уходом. Она и сейчас могла думать об этом только отстранение, и ненавидела себя за такую трусость.

Наездники теперь мчались обратно, припав к шеям скакунов. В начале скачек они демонстрировали свое мастерство, сейчас им предстояло серьезное дело. Их лошади мчались к стреле, воткнутой в землю, вскоре вперед вырвался черно-белый конь, обойдя на голову своих соперников, и все было кончено. Победил друг Уэйда, Манчес. Он выслушал поздравления, получил в качестве приза лошадь, а потом подошел к Уэйду и уселся рядом с ним, скрестив ноги.

— Как видишь, брат, мне совсем не нужно так много твоих лошадей.

Уэйд улыбнулся.

— Будь у меня… — Он внезапно замолк.

Индеец терпеливо вздохнул и закончил за Уэйда с удивительной мягкостью, по крайней мере, удивительной для Мэри Джо.

— Будь у тебя с собой заветная уздечка, ты бы победил. — И, помолчав, добавил: — Возможно.

Уэйд ухмыльнулся:

— Ты никогда не мог признать поражения.

Это была первая настоящая улыбка, которую увидела Мэри Джо, поэтому она возликовала. Она только сожалела, что очень редко видела улыбку на его лице.

Манчес повернулся к Мэри Джо.

— Он ездит верхом почти так же хорошо, как индеец. Уэйд приподнял брови.

— Почти?

Они пикировались совсем как настоящие братья, что не казалось Мэри Джо таким уж странным теперь, когда она узнала Манчеса. Эти мужчины были по-настоящему привязаны друг к другу. Но в их отношения примешивалось задиристое соперничество, которое она часто замечала среди рейнджеров. Так она потихоньку открывала для себя, что мужчины одинаковы повсюду, независимо оттого, краснокожие они или белые. Благодаря подобному выводу ей стало как-то спокойнее, хотя где-то в глубине ее подтачивала мысль, что нельзя так легко менять свою точку зрения. Она понимала ненависть Уэйда к убийцам, лишившим его семьи, потому что сама чувствовала то же самое. Но его ненависть была направлена на конкретных злодеев, тогда как ее распространялась на всех индейцев. Стыд охватил Мэри Джо, когда она посмотрела вокруг на гордые, смеющиеся лица. Лица, не так уж сильно отличавшиеся от ее собственного.

Уэйд был для нее загадкой, потому что держал свои мысли и чувства при себе, и все же теперь ей показалось, что она понимает его лучше, чем когда-либо. Она вспомнила, какое отвращение у нее вызвал вид ожерелья с орлом и плетеной уздечки, и только теперь смогла частично объяснить сдержанность Уэйда. Ее сейчас еще больше занимали вопросы о его жене, Чивите, и сыне, так зверски убитом. Но Шавна не говорила по-английски, а больше спросить было не у кого.

Она могла липа догадываться о том, что творится в его душе, а это вело к мукам. Временами его окутывали такие черные густые тени, что ей казалось, они могут поглотить ее, а вместе с ней и Джеффа. Уэйд несколько раз намекал, что кроме смерти жены и сына есть другие причины, которые гонят его в горы, подальше от людей. Глядя на него в эту минуту, когда он улыбался и все же был насторожен, она не была уверена, что ей действительно хочется все знать.

Нет, обмануть себя невозможно. Ей хотелось знать все о нем. Очень хотелось, пусть даже это привело бы к катастрофе. Все равно ничего бы не могло изменить ее чувства к нему, то, как начинало быстрее биться сердце, стоило ему приблизиться, или то, что по всему телу разливалось тепло, когда он на нее смотрел, или то, как становились ватными ноги, стоило ему дотронуться до нее.

Одна лишь мысль о нем начинала волновать. Она переключила внимание на Джеффа, заставив себя больше не думать о загадочном человеке, способном на крайнюю жестокость, а кроме того, на нежность и сострадание, как например, к ее сыну, псу Джейку или своим лошадям. Внезапно ее охватила холодная дрожь, которую она попыталась подавить, когда к ней повернулся Джефф.