Через шесть дней Уэйд настоял на поездке в Денвер, куда отвезли двоих пленников. Теперь он тоже считал себя пленником, хотя Мэтт Синклер отмахнулся, услышав его предложение переехать в тюрьму. Просто Уэйду было все равно, где он находится. Он хотел только убраться из города.

Мэри Джо он больше не видел, хотя Мэтт говорил, что она справлялась о нем.

Неужели она уехала домой?

Синклер теперь стал для него Мэттом. Даже другом. Услышав последний вопрос, он пожал плечами.

— Ты должен дать ей время, — ответил он. — Ты слишком много обрушил на нее. Когда я впервые услышал твою историю, мне тоже она не понравилась.

— Она тебе до сих пор не нравится.

Синклер опять дернул плечом.

— Она не имеет никакого отношения к тому человеку, каким ты стал теперь.

— Хотелось бы мне в это верить, — удрученно произнес Уэйд. — Я ведь намеревался убить Келли.

— Но не убил же.

— Только потому, что у меня не было возможности. Мэтт сердито посмотрел на него.

— Многие, включая меня, думают иначе.

Уэйд доканчивал миску жаркого, которую ему принес Мэтт. Мэри Джо готовила гораздо вкуснее. Хотя, вероятно, в денверской тюрьме он и такого не получит.

— Когда мы отправляемся? — поинтересовался он.

— Завтра, раз ты так рвешься. Поедем в фургоне. Думаю, для седла ты еще слабоват.

Впервые после ограбления Уэйд улыбнулся:

— Самое дурацкое место, куда тебя могут подстрелить.

— Во все другие, как оказалось, уже стреляли, — ответил Мэтт. — Врач в Денвере осмотрит твою руку.

Позже к Уэйду заглянул парикмахер. Бритье бесплатное, сказал он. У него был счет в городском банке. Потом заскочил владелец лавки и оставил новую одежду. Он тоже хранил деньги в банке. Доктор, от которого постоянно пахло виски, осмотрел рану и сказал, что плату не потребует.

Позже пришел мэр, постоял неловко, прокашлялся.

— Шериф Синклер сказал, что вы передаете свое вознаграждение на строительство школы. Для города это очень важно. — Он запнулся. — Если что нужно, дайте знать. Банк очень много значит для живущих здесь людей. И Мэтт тоже, — добавил он, бросив взгляд на шерифа.

Синклер подмигнул Уэйду. И все же ничто не помогло Уэйду заглушить чувство одиночества, мучительную потребность увидеть рядом Мэри Джо и Джеффа. Он втайне от самого себя желал, чтобы они вернулись, преступив его запрет. Он все время ожидал услышать легкую поступь Мэри Джо, увидеть яркую улыбку Джеффа. И потому невольно то и дело бросал взгляды на дверь.

С каждой минутой, проходившей в разлуке с ними, его одиночество усиливалось.

Мэр в конце концов ушел, сказав напоследок, что лично он, да и весь город, хотел бы, чтобы Уэйд сюда вернулся.

После его ухода Уэйд повернулся к Синклеру.

— Ему известно о Сентралии?

— Угу.

— А он знает, что я взял себе в жены индианку, что у меня был сын наполовину индеец? — Он не мог произнести слова «полукровка».

— Об этом я умолчал, просто сказал, что ты жил среди индейцев, и что только благодаря тебе они помогли найти Джеффа Вильямса.

— Я не собираюсь ничего скрывать.

Уэйд сам не понимал, почему обсуждает это, ведь ему предстояло жить в тюрьме.

— Ты должен дать им немного времени, — сказал Синклер. — Мы слишком много обрушили на них, точно так, как ты слишком много за один раз обрушил на Мэри Джо. Нужно время, чтобы привыкнуть.

— Мэри Джо не смогла привыкнуть, — с горечью произнес Уэйд.

— Ты ведь сам прогнал ее. Уэйд прищурился.

— Это она тебе сказала? Синклер ухмыльнулся.

— А ты всегда недооцениваешь людей?

— У меня было слишком мало поводов относиться к ним иначе.

Синклер недовольно покачал головой и сменил тему.

— Пожалуй, тебе не мешало бы размяться. Но предупреждаю, стоит тебе показаться на улице, как все в городе захотят пожать твою руку.

Уэйд закрыл глаза. Все это было невыносимо. Он продолжал думать о себе как об одном из головорезов Андерсона, человеке без чести. Мэри Джо в конце концов это поняла — а ведь только ее руку ему хотелось пожать. Правда, Джефф тоже протянул ему руку, но мальчик тогда еще не знал об Андерсоне и обо всех убийствах.

Уэйд начал расхаживать по комнате, которая была чуть больше камеры. Надо было привыкать к замкнутому пространству. Подойдя к окну, он выглянул на улицу. Ему хотелось увидеть высокую стройную женщину с рыжими полосами. Хоть разок взглянуть напоследок. Человек, в котором он узнал банкира, посмотрел вверх и, увиден Уэйда, приветливо помахал ему рукой. Уэйд отвернулся.

Завтра. Завтра он навсегда покинет Ласт-Чане. Наташи-городка больно укололо его своей ироничностью. Одно время ему казалось, что у него будет этот шанс, но отсутствие Мэри Джо говорило о том, что он ошибся.


Они выехали на рассвете. В столь ранний час Уэйд не ожидал увидеть кого-нибудь. Однако перед пансионом собрался практически весь город. Мэтт отмахнулся, когда Уэйд бросил на него укоризненный взгляд.

Все хотели пожать ему руку, пожелать всего хорошего. Несколько женщин сунули в повозку корзинки с едой, кто-то из мужчин передал бутылку виски. Уэйду стало совсем скверно на душе. Но Мэри Джо среди провожавших не было, и Уэйд решил, что больше он ее никогда не увидит.

Мэтт снарядил в дорогу крепкий фургон, в глубине которого постелил матрас, на сиденье возницы положил несколько подушек. Сидеть все же было мучительным испытанием. Поездка обещала быть тяжелой и долгой. По словам Мэтта Синклера, в этом фургоне придется провести три дня, а может, все четыре.

Все это время Уэйд решил наслаждаться закатами и рассветами, стараясь запомнить их, как запомнил навсегда образ рыжеволосой женщины с красивой улыбкой. Когда фургон тряхнуло в первый раз, он даже обрадовался боли, пронзившей его тело. Иначе он, наверное, не вынес бы четырех дней таких воспоминаний.


Мэри Джо и Джефф закончили последний визит. Они объехали долину Симаррон, собирая подписи всех мужчин и женщин в радиусе ста миль. На это ушло пять дней, но зато теперь у них была петиция, которую подписали более пятисот человек, с просьбой о помиловании Брэда Аллена.

Поначалу она хотела остаться в городе и попытаться поговорить с Уэйдом, но он очень категорично отверг ее заботу. Разговор не принес бы никакой пользы. Поэтому она решила предпринять шаги, которые могли бы дать действительную пользу. Пока Уэйд не простит самого себя, пока не станет в собственных глазах таким, каким его видят другие, он никогда не примирится с самим собой. Мэтт Синклер согласился с ней, что петиции помогут в деле Уэйда.

Со дня налета на банк прошло десять дней, и Мэри Джо знала, что Мэтт, вероятнее всего, уже на пути в Денвер вместе с Уэйдом. Шериф дал ей понять, что Уэйд настаивает на скорейшем отъезде. Эбботы одолжили ей двух работников, так что она смогла поехать в Денвер с Джеффом и Такером в качестве охраны в надежде появиться там раньше Уэйда.

Собираясь в дорогу, Мэри Джо тщательно паковала вещи. Ожерелье Уэйда, то самое, что принадлежало его сыну. Ее лучшее платье. Целая гора записок, которую она везла Уэйду от благодарных клиентов городского банка.

Они с Джеффом заехали в городскую платную конюшню, чтобы забрать серого коня Уэйда, а затем вместе с Такером направились в Денвер. Верхом на лошадях они могли выбрать тропинки, где не проехал бы фургон Мэтта. Если повезет, они прибудут в Денвер первыми и подадут свое прошение федеральным властям. Мэтт уже разослал множество телеграмм всем, кого знал в Вашингтоне и Денвере.

Если улыбнется удача — большая удача — Уэйд вернется с ними.


Денвер был шумным городом, но Уэйд так устал, что ничего вокруг не замечал. Этому в какой-то степени способствовало выпитое виски, которое, однако, не ослабило острой боли от потери Мэри Джо и непрекращающейся боли в бедре.

Он равнодушно смотрел на салуны, увеселительные заведения, гостиницы. Наконец они остановились у одной. Уэйд с трудом вылез из фургона и последовал за Мэттом и гостиницу, где шериф снял две комнаты. Вообще-то он ожидал, что прямиком отправится в тюрьму, но с тех пор, как он познакомился с Синклером, тот часто его удивлял. Он вопросительно посмотрел на шерифа. Тот лишь дернул плечом.

— Раз уж мы здесь, то устроимся с удобствами, — помолчал немного, потом продолжил: Мне нужно кое-кого повидать, а пока я распоряжусь, чтобы приготовили ванну и прислали поесть.

Уэйд просто покачал головой. В дороге они окончательно подружились, делили бутылку виски, а также жареных цыплят, домашнее печенье и другие яства, приготовленные женщинами Ласт-Чанса.

— Эх, побольше бы таких узников, — ухмылялся Синклер. — Нечасто мне доводится так хорошо питаться.

Но Уэйду все казалось безвкусным. Он жевал по привычке, но и только. А теперь даже перспектива ванны и мягкой постели не избавила его от чувства глубокой, гнетущей пустоты.

Он повернулся и пошел вверх по лестнице со скаткой под мышкой, надеясь, что забудется сном. В дороге отоспаться ему не удалось. Виски, к сожалению, кончилось, хотя казалось, что оно только обостряет чувство утраты, а не притупляет его. Наверное, просто нужно было больше выпить.

Уэйд покрутил ключ от комнаты, потом оглянулся. Мэтт уже ушел. В который раз Уэйд подумал о побеге. Он часто об этом думал. Но он был в долгу перед Мэттом, да и вообще, без Мэри Джо и Джеффа жизнь не представляла для него почти никакого интереса. Тюрьма казалась ему ничем не хуже любого другого места. После того как Мэри Джо подобным образом отреагировала на его признание, он уже не разделял оптимизма Мэтта относительно помилования.

Уэйд дошел до своего номера и открыл дверь. По сравнению с комнатой в пансионе Ласт-Чанса, здесь было роскошно. Швырнув скатку на пол, он подошел к кровати и потрогал ее. Мягкая, такая же была у Мэри Джо. Проклятье, неужели теперь все ему будет напоминать об этой женщине?

Уэйд подошел к зеркалу. Он был весь покрыт дорожной пылью, а лицо заросло щетиной. На столике была миска с водой и несколько полотенец. Плеснув водой в лицо, он сел на кровать и принялся стягивать новые сапоги, которые подарил ему городской сапожник. За всю жизнь у него не было лучшей пары сапог. Он подумал о людях, которые в то утро, когда он уезжал, вышли проводить его и сказать на прощание добрые слова. Минутная признательность, уверял он себя. Она ничего не означает.

И все-таки это было приятно.


Мэтт оставил упряжь в вестибюле гостиницы, затем пристроил лошадей и фургон. Следующий визит был в контору федерального судебного исполнителя. Когда Мэтт представился, облеченный властью блюститель закона застонал.

— Опять Аллен, — сказал он.

— Вы получили мою телеграмму?

— И в придачу еще пятьдесят, а кроме того, ко мне заходила очень решительно настроенная молодая дама, не говоря уже о визитах губернатора, двух конгрессменов и генерала из военного департамента в Вашингтоне.

Мэтт улыбнулся:

— Давно миссис Вильямс в городе?

— Полтора дня, и как будто смерч прошел.

— Где она остановилась?

Федеральный служащий назвал гостиницу, недалеко от той, где Мэтт снял две комнаты, затем косо посмотрел на него.

— Где Аллен?

Мэтт ответил:

— Он приехал добровольно. Да что там, он чуть ли не силком заставил меня привезти его.

— Он подпишет присягу в благонадежности?

Мэтт прямо посмотрел чиновнику в глаза:

— Не могу ничего утверждать, но думаю, что подпишет.

— Мы давно разыскиваем Келли, и тому, что он наконец за решеткой, мы обязаны Аллену. Получив телеграммы от вас и мэра и выслушав ту молодую даму, я предпринял собственную проверку. Ваш парень выбрал подходящее время, чтобы сдаться. Политики в Вашингтоне хотят, чтобы страна скорее излечилась от войны. Сейчас по всей стране проходят амнистии, которые не касаются только подонков вроде Келли. Все, что нужно сделать Аллену, это подписать присягу в благонадежности и дать клятву не нарушать законы правительства.

— С вами приятно иметь дело. Я сегодня же приведу его сюда, — улыбнулся Мэтт.

— Хотелось бы мне снова увидеть ту молодую даму. Весьма настойчивая особа. Даже губернатор отправил телеграмму в Вашингтон, прося за Аллена. — Он покачал головой. — Решительная женщина.

Мэтта кольнуло знакомое сожаление.

— Да, она такая.


Уэйда разбудил громкий стук в дверь. Уже во второй раз. В первый раз портье принес воду для его ванны. Он смыл с себя пыль, грязь и пот, побрился левой рукой, порезавшись только один раз, а потом с трудом влез в брюки, прежде чем рухнуть на кровать.

Просыпался он неохотно. Наверное, это Мэтт Синклер. Уэйд откинул со лба прядь волос и пошел открывать дверь. Увидев гостя, он почувствовал, как у него перехватило дыхание и громко застучало сердце.

В комнату проскользнула Мэри Джо. На ней было платье, которого он раньше не видел, и когда она на него посмотрела, на ее губах играла пленительная улыбка.