Женя медленно шла по противоположному тротуару, уже не видя его, слыша только голос и этот веселый смех. Дойдя до перекрестка, она завернула за угол, постояла там немного и двинулась обратно.

Мужчины прощались — пожав друг другу руки, направились каждый к своему автомобилю. И толстяк крикнул:

— Значит, завтра в три. Можешь прихватить с собой даму.

— Буду непременно, — пообещал Лаптев, сел в машину и укатил в свою насыщенную радостями жизнь.

А Женя пошла в свою — полную печалей, раздумий и ответственности за маленькое, зародившееся в ней существо. И в этот момент, будто стараясь утешить и ободрить, крошечный человечек, живущий у нее под сердцем, вдруг мягко толкнулся то ли кулачком, то ли пяточкой.

Женя замерла, прислушиваясь — не почудилось ли. Нет, не почудилось! Вот еще, и еще… И она, приговаривая что-то нежное, тихое, заспешила домой, придерживая ладонью свое маленькое сокровище.

26

В воскресенье Татьяна так и не объявилась, но в понедельник на работу пришла. На вопросы отвечала рассеянно, мол, все в порядке, все хорошо. Улыбалась каким-то своим потаенным мыслям, смотрела отрешенно, сквозь собеседника.

Любопытствующие постепенно отстали. И только Женя не лезла с расспросами, ждала, когда подруга сама захочет рассказать о своем путешествии.

Но Татьяна на работе откровенничать не стала, отложила разговор до вечера. И только уже дома у Жени, расположившись на уютной кухне, за ужином и бутылочкой вина поведала о своих приключениях.

— Ну, Женька, слушай. Все тебе расскажу без утайки, шаг за шагом, и уж тогда будем думать, что мне дальше делать.

Женя, задвигая пиццу в разогретую духовку, обожгла палец, охнула, сунула его в рот и только энергично покивала, мол, я вся внимание.

— До Питера пилили часов семь, с полным комфортом, под тихую музыку.

— Ну вы же говорили о чем-то?

— Говорили, конечно, но знаешь, как таксист с пассажиром. Даже не помню о чем. А я все на руки его смотрела. У него такие красивые руки, изящные и в то же время сильные, мужские. Ты никогда не замечала? По тому, как мужчина машину ведет, и вообще как держится за рулем, можно точный его портрет составить.

— И что же ты себе нарисовала?

— Спокойный, надежный, уверенный в себе человек. Корректный, воспитанный, культурный…

— Ой, Танька, чует мое сердце…

— Ты подожди, то ли еще будет…

— Что же вы, ни разу не останавливались?

— Останавливались, конечно, пообедали в какой-то симпатичной придорожной избушке. Но чувствовали себя оба скованно. Хотя он неплохой собеседник и рассказчик, но поначалу было все же как-то неловко, понимаешь?

— Было бы странно, если бы вы с первой минуты уболтали друг друга до умопомрачения.

— Да. В Питер приехали уже часов в десять, в полной темноте. Привез он меня в двухэтажный дом прямо на берегу канала: мостики, фонари, вода плещется — райский уголок. Поднялись на второй этаж. Везде горит свет. Стол накрыт на двоих. Красотища! И нет никого, как в сказке «Аленький цветочек», помнишь? Только мой сердечный друг, вот он, рядом, и на чудище лесное совсем не похож.

Женя достала из духовки румяную пиццу, разрезала пополам, положила на тарелки. Разлила по бокалам красное сухое вино. А Татьяна между тем продолжала:

— Если, говорит, хотите, Танечка, примите душ, а потом прошу вас со мной отужинать. Ну, я в порядок себя быстренько привела и дай, думаю, переоденусь. Костюм оставила для театра, а надела черное платье безрукавное. И как в воду глядела! Вышла, увидела его и чуть челюсть не потеряла…

— Господи, что?..

— Женька! Стоит красавец в черном смокинге, белоснежной рубашке и бабочке! Бабочке! Ты поняла? Это он к ужину со мной переоделся. Подошел, руку мне поцеловал и смотрит как на Мадонну. А я словно аршин проглотила. Проводил меня к столу, стул отодвинул. Я, говорит, понимаю необычность ситуации и неловкость, которую вы сейчас испытываете. Позвольте, говорит, я первый расскажу вам о себе, а потом вы, если, конечно, сочтете это возможным. Я, говорит, хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома. Отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь, я не причиню вам ни малейшего зла. Просто постараемся ближе узнать друг друга.

— Ой, Танька, так не бывает!

— Подожди, это еще только присказка, — многообещающе произнесла Татьяна. — Слушай дальше. За ужином он мне рассказал, что его семья живет в Германии, сам он занимается компьютерами и хочет создать в России сеть своих предприятий. Сейчас вот открывает офис в Москве. О детстве своем говорил очень трогательно. Ну я ему о себе рассказала. Представились, в общем, друг другу. А времени уже двенадцать. Вы, говорит, устали, спать пора. Ну, думаю, началось. А он мне ручку поцеловал и пожелал спокойной ночи.

— А сам где спал?

— Понятия не имею. А утром постучал в дверь и спрашивает: вам, мол, завтрак в постель подать или вы в столовой предпочитаете? Я, конечно, выбрала столовую. И знаешь, утром все было уже иначе: такое ощущение, будто мы сто лет знакомы — легко и просто.

— И у него тоже?

— Мне показалось, что да. Весь день мы с ним гуляли, на пароходике катались, пообедали в ресторане. И разговаривали, разговаривали — как будто встретились после долгой разлуки. Смеялись много. А вечером пошли в театр. Ну, сама знаешь, какое состояние после «Щелкунчика»…

— И так и остались на «вы»?

— Нет, он за обедом предложил перейти на «ты», но без всяких брудершафтов.

— Ну продолжай, продолжай…

— Вернулись из театра — стол накрыт. Кто там у него хозяйничает, не знаю, никого не видела. А времени опять двенадцать. Я как струна натянутая. А он мне ручку поцеловал и пожелал спокойной ночи…

— А ты хотела, чтобы он остался?

— Да, теперь уже хотела. А кто бы не остался, скажи?

— А в воскресенье?

— А в воскресенье куда ходили — ничего не помню. Больше друг на друга смотрели. А вечером протягивает он мне коробочку вот эту…

Татьяна взяла свою сумку и достала оттуда бархатный белоснежный футляр, открыла его, и Женя ахнула — на атласной подушечке лежало изумительной красоты кольцо.

— Так он что же, — шепотом спросила она, — предложил тебе стать его невестой?

— Он предложил мне стать его женой.

— А ты?

— А я рот открыла от изумления. А он говорит: «Нет, нет, Танечка, ты мне сейчас ничего не отвечай. Ты подумай, все взвесь. Я приеду через две недели. И тогда мы поговорим». Он боялся, что я ему откажу.

— А ты не откажешь?

— Нет…

Они помолчали.

— А потом?.. — нарушила тишину Женя.

— Проводил меня на вокзал.

— И не поцеловал на прощанье?

— Поцеловал. Руку… Знаешь, если он не приедет через две недели, я умру…

— Ты не умрешь, Танька, — торжественно сказала Женя. — Ты будешь жить долго и счастливо!

27

Время остановилось. Казалось, миновала вечность, а прошла всего одна неделя. И Татьяна почти физически ощущала, как секунды медленно перетекают из настоящего в прошлое, складываясь там в часы и дни.

Она стригла клиентку, женщину лет пятидесяти, и та, видимо убаюканная тихой музыкой и приятными манипуляциями со своими волосами, уснула, уронив голову на грудь и приоткрыв рот.

Татьяна усмехнулась. Однажды стоматолог спросил ее во время приема:

— Вы спите?

Она открыла глаза и удивилась:

— А разве это возможно?

— Да, — сказал он. — При нынешней технике частенько засыпают.

Ну, а уж в парикмахерской сам Бог велел…

Стараясь не потревожить клиентку, Татьяна переместилась на кресле в другую сторону, взяла фен и взглянула в зеркало: в салон входил Николай. Он натолкнулся на ее взгляд и остановился, словно пытаясь прочесть в ее глазах свой приговор.

Татьяна выронила фен, и тот взорвался пластмассовыми осколками, ударившись о мраморную плитку пола. И этот резкий звук мгновенно оживил картинку! Клиентка открыла глаза и торопливо вытерла струйку слюны на подбородке, непонимающе озираясь по сторонам. Все вздрогнули и, как подсолнухи к солнцу, обернулись на шум и больше уже не отворачивались, с жадным любопытством вбирая разворачивающуюся на их глазах сцену.

А Татьяна, легко вспорхнув с кресла, побежала к Ильину и упала в его объятия, запустив руки в теплую глубину распахнутой дубленки.

А он, уже все понимая, сжимал ее плечи и говорил севшим от волнения голосом:

— Танечка! Я не мог ждать еще одну неделю. Не знаю, как прожил эти дни без тебя. Как я вообще мог тебя отпустить?! Болван я этакий…

Татьяна подняла на него сияющие глаза, и Ильин сбился, запнулся и… припал к ее губам. И зал взорвался аплодисментами и приветственными возгласами!

На поднявшийся гвалт вышла встревоженная Женя и тут же окунулась в волны всеобщего восторга.

Ильин, оторвавшись наконец от Татьяны, сказал, пытаясь перекрыть шум:

— Пожалуйста, минуточку! Одну минуту! — И, поцеловав Татьяне руку, торопливо вышел из салона.

Они смотрели в окно, как он подошел к своей машине, достал оттуда огромный букет роскошных алых роз и корзинку с фруктами и шампанским и вернулся в зал, встреченный новой волной бурного одобрения.

Кто-то принял у него из рук корзинку, кто-то помог снять дубленку, и он, протянув Татьяне цветы, взволнованно объявил:

— Сегодня очень важный день в моей жизни. Со мной моя невеста, и я счастлив, что все вы готовы разделить с нами эту радость…

Чуть позже Ильин ушел, условившись с Татьяной встретиться в ресторане и пригласив на ужин Женю, и жизнь в салоне вернулась в свою будничную колею.

Цветы в огромной вазе установили в зале, и кто-то восхищенно заметил:

— А розы-то без шипов. Все предусмотрел! Вот это мужик, я понимаю…

* * *

Вечером они сидели за столиком в «Будапеште», и у Татьяны на пальце поблескивало кольцо, подаренное Ильиным.

— Если это не нарушает твоих планов и если вы, Женя, не возражаете, — сказал он, — я хотел бы пригласить тебя, Танечка, на Рождество в Майнц и познакомить со своей семьей. Сегодня я звонил туда и сообщил о нашей помолвке. Они очень рады и ждут…

— Я не только не возражаю, но и всячески это приветствую, — засмеялась Женя.

— Отлично! — обрадовался Ильин и сжал Татьянину руку. — У тебя есть заграничный паспорт?

— Нет! — огорчилась Татьяна.

— Ну, не расстраивайся, я все устрою. Времени, конечно, в обрез, но что-нибудь придумаем. — Он обернулся к Жене. — А у вас, Женя?

— У меня есть.

— Замечательно! — улыбнулся Ильин. — Вы же самый близкий человек для Тани. И без вас наша свадьба будет считаться недействительной.

— А когда вы планируете сыграть свадьбу? — спросила Женя.

— Я думаю, летом. Может быть, в июле, а, Танюша?

Подруги переглянулись.

— В июле, — улыбнулась Женя, — мой ребеночек будет уже, наверное, держать головку. Но вряд ли отпустит меня в Германию…

— У вас есть ребеночек? — удивился Ильин.

— Пока еще не совсем. Наполовину, — похлопала себя Женя по животу. — Но в июле будет уже наверняка.

— Вы беременны! — догадался Ильин.

— Ну, перед лицом такой несокрушимой проницательности остается только снять шляпу, — засмеялась Татьяна.

— А я почему-то решил, что вы не замужем, — огорчился Ильин. — Надо было пригласить вашего мужа. Но это можно исправить… — достал он сотовый.

— Вы все правильно решили, — остановила его Женя. — Я действительно не замужем.

— О! — смутился Ильин. — Простите мне мою бестактность!..

— Все в порядке, — успокоила его Женя. — Все нормально. — И подумала: «Вот так теперь и будет. Словно для того, чтобы родить ребенка, надо обязательно выйти замуж! Ну и пусть…»

Но настроение все же испортилось. Она старалась не показывать вида, но все поняли — и Таня, и Ильин, который ругал себя последними словами за невольную оплошность.

— Придется вам сыграть свою свадьбу дважды: сначала в Германии, а потом в России, — пытаясь исправить положение, бодрым голосом заявила Женя.

— Точно! Да! Отличная идея! Так мы и сделаем! — радостно загомонили жених с невестой.

Тут им как раз подали металлические судочки с кусочками курицы, залитыми обжигающим ярко-красным соусом. Они дружно взялись за приборы, но блюдо оказалось таким горячим, острым и, главное, костлявым, что полакомиться им было не так-то просто.

— Курица, плавающая в собственной крови, — раздраженно бросил Ильин, отодвигая тарелку.

Танька фыркнула, вслед за ней Женя, и атмосфера сама собой разрядилась, став опять простой и легкой.