— Я уговорилась с моей дочерью и ждала ее для разговора. А что ты ищешь?

— Твоя дочь у Эрика. Откуда я знаю? Он, в отличие от тебя, запер дверь, хотя обычно этого не делает. А я ищу тебя. И уже нашел.

Он и впрямь нашел меня. Сильные руки стянули и отбросили одеяло, губы прижались к моим губам… Я хотела оттолкнуть агрессора, возмутиться… И со стоном ответила на его поцелуй.

Когда он на минуту меня отпустил, я все же попыталась сопротивляться и услышала шепот:

— Только не говори мне, что в Москве тебя ждет любимый мужчина, которому ты поклялась в вечной верности.

Я засмеялась, обняла его и притянула к себе. То, что произошло затем, не получается описать словами. С другими мужчинами мне было хорошо, очень хорошо или не очень, а тут… Просто ураган, тайфун, цунами! В первые же секунды мне снесло голову напрочь. Я визжала, выла и урчала как кошка, кусалась и царапалась, но совершенно этого не сознавала. Могучая волна подняла меня до небес, закрутила и швырнула куда-то далеко-далеко… И вдруг все стихло, остался только звон в ушах.

Потом мы, совершенно обессиленные, лежали рядышком. Анри ласково перебирал мои волосы и тихо что-то говорил, но я понимала его с пятого на десятое. Мне просто было так хорошо, как давно уже не было. Меня уносили куда-то волны блаженства, и слова тут не могли иметь никакого значения. Потом волны потихоньку отступили, я получила обратно способность соображать, и услышала:

— … как только тебя увидел. Ну, не в первый момент, а когда ты просто так взяла и прошла мимо меня на пруд. Я посмотрел тебе вслед и понял, что хочу тебя. Поэтому и не смог ждать тебя дома, помчался за тобой.

— Помнится, ты мне это по-другому рассказывал.

— По-другому… Да мало ли, что я там рассказывал. Пристойные объяснения постфактум всегда можно придумать. Все было именно так, как я сейчас говорю. А на дереве я чуть с ума не сошел. Если бы мы не рухнули в воду, не знаю, что было бы…

Я, если честно, тоже не знала. Вернее, знала слишком хорошо. Поэтому спросила:

— А что ты говорил насчет того, что загадал перед приемом?

— Ты не забыла? Я загадал: если ты наденешь, как обычно в таких случаях, черное платье, ничего не будет. Знаешь, я бы просто не решился к тебе войти. А если цветное, тогда будет все! Тут ты появляешься в этом великолепном платье, не помню, как называется этот цвет…

— «Пепел розы»

— Точно. Такое красивое литературное название. И ты в нем красивая, как героиня романа. Моего романа, заметь. И все произошло так, как я загадал. Даже то, что ты не заперла дверь.

— Да, дверь. Ты ведь ее запер, когда вошел? А я кричала?

— Ты не помнишь? Если хочешь знать, ты мяукала, как мартовская кошка и рычала как тигрица. Если в это время кто-то проходил под окнами, вот он удивился.

— А по коридору?

— В коридоре ничего не слышно, не бойся. Дом построен на совесть, и, если специально не подслушивать, ничего не услышишь. А ты пить не хочешь? Я принес сок и поставил его у двери, когда вошел.

Я пошарила на столике и нашла выключатель. Загорелся ночничок. В его свете я увидела своего любовника. Он смотрел на меня черными бездонными немигающими глазами. Мне показалось, свет все переменил. В темноте Анри был разговорчив, а тут вдруг замолчал. Ясказала:

— Сок — это замечательно. Вот тут у меня стояли стаканы.

Он встал и пошел к двери, а я не могла отвести от него глаз. Такие худые длиннокостные люди обычно двигаются угловато, как деревянные, но в нем была неожиданная грация. Я это отметила еще утром, и сейчас снова ею любовалась. Он взял бутылки с соком и повернулся. Я отвела глаза и тут вдруг увидела, что одеяло уже давно валяется на полу, и моя ночная рубашка тоже. Засуетилась.

— Успокойся, моя маленькая. Не надо так смущаться. Я сейчас налью нам сока, и выключу свет, если он тебе мешает.

Он устроился рядом со мной, взял со столика стакан, и вручил его мне, полный апельсинового сока.

— Надо было еще минеральной воды захватить, да я не подумал. Знаешь, я не хочу выключать свет. Я хочу тебя видеть. Но если тебя это смущает…

Он протянул длинную руку и поднял с пола одеяло. Встряхнул и укрыл и меня, и себя.

— Так лучше? Знаешь, мне крупно повезло, что им пришло в голову пригласить подружку Эрика вместе со всей семьей.

— Кому «им»?

— Жану Мишелю и Лизе. Я надеюсь, ты знаешь, что они вместе уже много лет. Они, конечно, играют комедию «просто дружбы», но она никого не обманывает. Идиотизм, я считаю. Могли бы жить открыто, никто бы слова не сказал. Так называемый муж Лизы — гей, живет со своим другом, моя сестра просто развелась и вышла замуж, так что проблем нет. Но Лизе надо быть непонятой страдалицей, этакой Мари д’Агу. При этом она очень неглупая женщина и отличный адвокат. Специализируется на семейном праве. Баронесса-то она по мужу, а по происхождению — из семьи брюссельских адвокатов. Фламандка. Младший компаньон в фирме своего отца. Насколько я понимаю, это была ее идея: пригласить девушку вместе с матерью. Для приличия, она на нем помешана. Ну, а повезло мне.

— Это мне повезло… Ты такой… Если честно, я тебя как увидела, стала сама не своя. Поверить не могла, что могу тебя заинтересовать. Я уже не молоденькая, и красавицей меня не назовешь. А ты мог бы выбирать из самых прекрасных женщин Европы.

— Ну, во-первых, ты преувеличиваешь. Самым прекрасным женщинам Европы я без надобности. Кто я такой? Не актер, не политик, не знаменитый певец или композитор. Просто зануда-финансист, даже без титула. Тут таких полно. Чем я могу привлечь юную девушку? Деньгами? А потом, чем юная девушка может привлечь меня?

— Ну, не знаю. Молодая красивая девушка — это всегда хорошо.

— Хорошо, конечно. Только смотря для чего и для кого. Например, твоя дочь молодая и очень красивая девушка. Но я ее с тобой не сравню. Ты — родное существо. Тебя я хочу, а ее боюсь. У нас нет ничего общего. Пусть девицы ищут себе молодых людей. Знаешь, мне уже пятьдесят два. Даже почти пятьдесят три, через месяц исполнится. Моя жена была старше меня на четыре года, и я был с нею счастлив. А тебе гораздо меньше. Не больше сорока.

— Мне сорок четыре..

— Вот видишь! Ты юная и прекрасная. И давай не будем об этом. Это нуворишам нужна молодая куколка с конкурса красоты, чтобы делать из нее выставку бриллиантов. А нормальному мужчине нужна нормальная женщина. С тобой можно и говорить, и молчать, и смеяться, и плакать. Так что допивай свой сок, потому что я хочу тебя поцеловать.

И я допила сок.

* * *

Под утро я проснулась от того, что почувствовала на себе взгляд. Вспомнила, что было вчера ночью, но не могла решить, сон это был, или не сон. Открыла глаза: не сон. На меня из-за гребня простыни пристально смотрели два черных бездонных глаза.

— Ну, наконец-то проснулась. Иди ко мне.

Я повернулась, протянула к нему руки, и нас снова подхватила та же волна, что и вчера. Только с утра она была не такой яростной. Через полчаса мы все же вернулись к реальности, и я спросила:

— Ты не знаешь, который сейчас час?

— Полседьмого, — он сунул мне под нос свои часы.

— Мне должны принести мои вещи. Когда это может случиться?

— Часов в восемь. А какие вещи?

— Те, что ты отправил сначала в пруд, а потом под дождь.

— Понятно. Ты хочешь сказать, чтобы я шел к себе и не компрометировал бедную женщину.

Он был абсолютно прав. Естественно, я произнесла нечто противоположное:

— Я не хочу такого говорить ничего …

— Ты не хочешь, поэтому скажу я. Кроме того, Катрин может войти, а я не хочу, чтобы тебе было неловко перед собственной дочерью. Вчера она манкировала, а сегодня может прийти с раннего утра поговорить с мамой. А о чем, собственно?

— Вчера Жан Мишель пригласил ее для беседы. Она хотела посоветоваться. Слушай, так жалко, что я не смогу присутствовать на этом разговоре. Я даже представить себе не могу, о чем пойдет речь. Всего интереснее было бы, если устроить так, чтобы она меня не видела и о моем присутствии не догадывалась.

— Зачем?

— Я же не знаю, какая она, когда меня нет рядом, и часто об этом думаю.

— Ну, кое-что я могу тебе устроить. Не присутствие, это исключается. Ты не против, если получишь всю информацию постфактум?

— Да ради Бога!

— Я могу записать все на диктофон. Дам его Жану Мишелю, а потом заберу. В техническом прогрессе есть свои хорошие стороны.

Я обняла Анри, прижалась к его груди и потерлась об нее носом. Он погладил меня по волосам и шепнул в ухо:

— Я ухожу, поспи до восьми. А на завтраке встретимся. У меня есть еще одна гениальная идея, она тоже должна тебе понравиться.

— Ну вот, заинтриговал, я теперь не засну…

— Заснешь, заснешь.

Встал, собрал с пола свои вещи. Их оказалось немного, Анри, оказывается, свой смокинг предварительно снял и пришел вчера в шортах и футболке на голое тело. То-то я не заметила, когда он раздевался. После чего он оделся и выскользнул в коридор. Я встала, закрыла за ним дверь, сходила на всякий случай в душ, и снова легла. Думаете, не заснула? Заснула как миленькая, и видела эротический сон, который был повторением и продолжением яви. Проснулась я в полдевятого.

Полюбовалась на себя в зеркало. Боже, ну и вид! Осунулась, под глазами синяки, а сами глаза просто неприлично сияют. И вид чересчур довольный. Попробовала что-то с этим сделать — ничего не получилось. Теперь все сразу догадаются, чем я ночью занималась. Ой, тут же стоят два грязные стакана!

Я вскочила, взяла стаканы, бросилась в ванную и вымыла их. Только поставила на столик у кровати, как раздался стук в дверь. Я запахнула халат и величаво произнесла:

— Войдите.

Пришел Бертло, принес мои вещи. Все выглядело так, как будто только из магазина. Даже мои полотняные брюки, на которые я, после купания в пруду с тиной, и барахтания в грязи на берегу, махнула рукой.

Я поблагодарила и выразила восторг тем, что вещи как новые. Бертло мои восторги показались неуместными: он просто хорошо делает свою работу, ничего сверхъестественного. Переспросив, не надо ли чего, он с достоинством удалился.

Я тут же влезла в любимые брюки и отправилась завтракать.

Сцена в столовой напомнила мне «Сагу о Форсайтах». Гости сходились по одному, накладывали на тарелки еду, в изобилии расставленную на большом столе, собирались группами и вели светские беседы. От своих предшественников начала прошлого века они отличались демократизмом в одежде. Из-за жары мужчины были в шортах и майках, дамы — в легких юбках или брючках и открытых топах. Вся цивильная одежда была на прислуге: мальчики под руководством папаши Бертло были облачены в белые рубашки, галстуки, черные брюки и такие же жилетки.

Анри еще не было, так же как и хозяина дома.

Молодежь толпилась у окон, наворачивая бутерброды с соком. Я взяла омлет, налила чашку кофе и пристроилась в незанятом уголке. Огляделась: особого внимания моя катастрофически довольная физиономия не привлекала. Судя по выражению лиц, эта ночь для всех прошла с большим успехом.

Ко мне подсела пришедшая следом баронесса Лиза. Тоже с кофе и омлетом. Стала меня расспрашивать, как я собираюсь проводить две недели в Бельгии.

— Пока даже не представляю себе. Я не стала строить планов заранее, потому что не знала, что меня ждет. А я очень не люблю, когда планы срываются.

— Эрик говорил, что они собираются всей компанией на море. Как я понимаю, в Нормандию, то ли в Гранвиль, то ли в Трувиль. Вы поедете с ними?

— Нет, зачем портить ребятам удовольствие?

— Тогда я лучше посвящу Вас в наши планы. Сегодня вечером большинство разъедется. Дети — на море, остальные — по домам. Останутся наши банкиры, будут вырабатывать стратегию на предстоящий форум.

Я вспомнила, что какая-то колоссальная ежегодная банкирская тусовка должна была состояться в Брюсселе на следующей неделе. Оказывается, попала в точку: Лиза имела в виду именно это мероприятие.

— Мы все переберемся в Брюссель во вторник, когда будет открытие. В пятницу закрытие. А в субботу Жан Мишель устраивает прием для участников здесь, в этом доме. Считается, что получить приглашение в замок де Кассаль — большая честь. А после этого и мы отправимся на море, только не во Францию. У меня домик у моря около Остенде. Так что подумайте. Если не хотите ехать с молодежью в Трувиль, можете посмотреть Бельгию, машина для Вас найдется, а потом присоединитесь к нам в Остенде.

Я поблагодарила и сказала, что подумаю. Все так заманчиво, выбор затруднителен…

В этот момент появился Анри. Он вошел в столовую и направился прямо ко мне. Выражение его лица не оставляло сомнений в характере наших отношений. Народ отвлекся от своих тарелок и уставился на нас. Корбелон заговорщически подмигнул мне и препротивно осклабился. Лиза с удивлением посмотрела на Анри, потом перевела взгляд на мое лицо и улыбнулась с пониманием.