— Надя, не хочу навязывать Вам решение. Если у Вас есть другие варианты, Вы абсолютно свободны в своем выборе.

Анри услышал и тут же встрял:

— Именно другие варианты, Лиза, ты как всегда права. А Жан Мишель еще не появлялся?

— Нет, он, как обычно, завтракает в кабинете перед компьютером. Говорит, процесс питания стимулирует умственную деятельность. Он тебе нужен?

— Будет нужен чуть попозже. А пока я позавтракаю.

Он развернулся и отправился к столу. Наложил себе на тарелку целую гору, вернулся, сел рядом с нами. Наступило неловкое молчание. Я не знала, что сказать, Анри поедал паштет, а Лиза не пыталась нам помочь.

Я допила кофе и встала.

Анри тут же поднялся вслед за мной:

— Хочешь еще кофе?

— Нет, спасибо, я пойду выйду на воздух.

— Я с тобой. Прости, Лиза, мы тебя покинем, — Одной рукой он держал тарелку, другой взял меня под локоток. Мы вышли в сад и сели рядом на парапет под тенью перголы, увитой цветущим ломоносом. Точнее он меня усадил.

Я продолжала молчать. Если честно, хотелось заорать и начать скандалить, упрекая Анри в том, что он поставил меня в идиотское положение, выставив перед всеми своей любовницей. Но я и вообще не склонна орать, а уж на чужом языке это сделать просто невозможно. Не получается. Поэтому я тупо молчала, уставившись в землю.

— Не сердись.

— Я не сержусь.

— Сердишься, я же вижу. Ну, что сделать, чтобы ты развеселилась? Хочешь, на колени встану?

Дурацкий какой-то разговор, как будто в плохом романе вычитанный.

— Не хочу. Лучше съешь, что у тебя там на тарелке…

Удивительно, но он послушался, и начал есть, поглядывая на меня. Когда тарелка опустела, спросил:

— Ты довольна?

Я кивнула.

— А теперь слушай. Лиза тебя выспрашивала о твоих планах?

Я снова кивнула.

— Я уже все придумал и кое-что организовал. Пусть Жан Мишель едет в Брюссель. Пусть ребята едут в Трувиль. Мы с тобой едем в Бретань.

— Ты с ума сошел. В какую Бретань?

— А она одна! Вечером сядем в машину, а утром уже будем купаться в Атлантическом океане. У моего друга есть домик около Конкарно. Я ему позвонил и договорился.

— Когда?

— Да только что! И не упирайся, все равно ничего не выйдет.

Я не привыкла к такому напору, поэтому, чтобы дать себе время подумать, перевела речь на другое.

— Ладно, с Бретанью посмотрим. Ты пока вот что скажи: сможешь мне помочь узнать, о чем моя девочка будет говорить с твоим Жаном Мишелем? Ты мне, помнится, обещал.

— Обещал, и сдержу обещание. Если ты, в свою очередь, пообещаешь поехать со мной в Бретань.

— Вымогатель и шантажист! А как я буду выглядеть в глазах собственных детей?

— По-моему, они не станут возражать. Я вчера беседовал за столом с твоим сыном, он показался мне на редкость толковым парнем. Он не из тех, кто ревнует мамочку ко всякому встречному. По-моему, он хочет, чтобы ты была счастлива. Кстати, он мне нравится больше, чем твоя красавица-дочь. Ну, так как, обещаешь поехать?

— Хорошо, обещаю. А разве тебе не нужно присутствовать в Брюсселе на финансовом форуме?

Пеллернен махнул рукой.

— Я там был в прошлый раз, а Жан Мишель отдыхал со своей Лизой в Норвегии. Теперь моя очередь. И ты мне обещала, не забудь. А пока пойдем в дом, надо же договориться о том, чтобы разговор для тебя записать на диктофон.

Мы вернулись в столовую, куда за минуту до нас спустился сам хозяин дома. Пеллернен меня покинул и, взяв зятя за локоть, стал быстро и горячо что-то шептать ему на ухо. Потом оба ушли.

Я подошла к детям. Они уже поели, но не уходили, разобравшись на кучки. Морин вместе с еще одной девочкой устроились на подоконнике вместе с Сережкой, которого они наперебой о чем-то спрашивали. Катя, как царица, сидела в проеме между окон, а мальчишки толпились вокруг. Не только Эрик, но и парочка мальчиков Рагузье, и еще один, которого мне вчера так и не представили. Они расступились, пропуская меня к дочери.

Катя поднялась мне навстречу. Я хотела что-то сказать, но в этот момент к нам приблизился Бертло и тихо произнес, обращаясь к девушке:

— Мадемуазель, Вас ждут. Позвольте Вас проводить.

Моя дочь царственно кивнула, и вышла вслед за Бертло. Все проводили ее взглядом.

Эрик опомнился первый, тронул меня за плечо и спросил:

— Надя, можно Вас на пару слов?

И мы с ним отправились в сад, где сели на тот же парапет, с которого я недавно встала.

— Надя, Вы знаете, куда позвали Катрин?

— К Вашему отцу.

— А Вы в курсе, зачем?

— Нет, но очень хотела бы знать.

— Вы знаете, он уже с ней разговаривал. Зачем ему это понадобилось во второй раз?

— Эрик, я сама теряюсь в догадках. Одно могу сказать — туда пошел твой дядя, он обещал все разузнать.

— Это хорошо. Если дядя Анри обещал — непременно выполнит. Вы знаете, по-моему, он в Вас влюбился, и я ему завидую.

— Почему, Эрик? — я чуть с парапета не свалилась. И этот туда же! Почему они все норовят влезть не в свое дело? Я поторопилась перевести стрелки.

— Потому что, мне кажется, и Вы в него влюбились.

— Вот как, — я не посмела опровергать эти слова, просто изобразила недоверие, — и чему же тут завидовать?

— Я Катрин нравлюсь, но она в меня ни капельки не влюблена. Просто она ничего не имеет против того, чтобы быть со мной. Но не больше.

— Думаю, мой друг, все не так плохо. Она — человек логический. Ей трудно выражать свои чувства, она их стесняется. Но это не значит, что чувств у ее нет.

Эрик посидел, подумал, а затем произнес грустно:

— Наверное, Вы правы, Надя. Но я не уверен, что ее чувство ко мне можно даже с натяжкой назвать любовью. Я все время об этом думаю… Надеюсь только, что все изменится. Мой отец от нее в восторге. Он не говорит, почему, но я ясно вижу — Катрин ему нравится гораздо больше, чем я.

— Что ты говоришь, Эрик! Бред какой-то! Твой отец тебя очень любит.

— Любит. Я знаю. Но я не очень ему нравлюсь. Понимаете, я не соответствую его критериям. Вы его пока мало знаете. Он тихий, спокойный, мягкий, совсем не сильный, но очень умный. И в людях разбирается. Дядя — он сильный. Очень. Ума ему не занимать, но отец для него всегда высший авторитет. Так вот, отец в людях больше всего ценит ум. Я в этом плане его вечно разочаровываю.

— Эрик, что за самоуничижение? По-моему, ты достаточно умен, чтобы вызвать уважение собственного отца. Ты способен понимать самые сложные вещи, которые я далеко не каждому могу объяснить.

— В том-то и дело. Я могу понимать, а Вы и Катрин можете эти вещи придумать. Вы ему понравились, а от Катрин он пришел в полный восторг. Я знаю, что она гораздо меня умнее. Но как он это разглядел, не представляю. У него просто не было времени. Вчера они разговаривали не более десяти минут.

Что можно узнать о человеке за десять минут светской беседы? Катя уверяла, что разговор не был слишком содержательным. Что же Жан Мишель в ней разглядел?

Я не успела ничего сказать, потому что в этот момент с хохотом и визгом из дома вывалилась вся молодежная ватага. Один из мальчиков Рагузье стал тут же приставать к Эрику, уговаривая отвезти всех на теннисный корт. Но тот не собирался уезжать без Кати. Они какое-то время бодались, после чего Эрик увел всех в бассейн, и я осталась одна.

Но ненадолго.

Откуда ни возьмись, прибежал Пеллернен, схватил меня за руку и потащил, ничего не говоря. Я чуть не упал, попыталась затормозить, чтобы как минимум узнать, куда меня тащат. Ничего не помогло. Он только сказал: Скорей, скорей, — и потащил меня дальше. В таком темпе мы пролетели весь дом и ворвались в кабинет Жана Мишеля, который преспокойненько там сидел и пил кофе вместе с моей дочерью, устроившейся в кресле напротив хозяина. Катерина делала вид, что она вообще зашла случайно кофе попить. А Жан Мишель меня приветствовал:

— Надя, доброе утро! Хорошо, что ты так быстро согласилась прийти.

— Ничего себе согласилась! Меня никто и не спрашивал. Этот господин меня сюда просто за руку приволок.

Все засмеялись. Я, естественно, тоже.

— Садись, отдохни, выпей кофе, — он усадил меня за стол и налил полную чашку из кофеварки, — И посмотри вот на это.

Я не успела и глотка отхлебнуть. Жан Мишель сунул мне под нос папку, в которую была вшита пачка бумаги. Судя по заглавию, передо мной была курсовая работа Эрика.

— Ты видела это раньше?

— Нет. Я так понимаю, это та самая работа, которую Эрик писал, когда приезжал к нам в Москву. Я ее вижу сейчас впервые.

— Предлагаю ознакомиться. Если тебе нужны очки, можешь воспользоваться моими, — он протянул мне футляр.

Я согласно кивнула, и положила футляр с очками себе на колени. Торопиться не стала, допила кофе, и только после этого вздела очки на нос и углубилась в шедевр Эрика. Сначала шли общие слова, потом пошла аналитическая часть. Я узнала свои выкладки, они были представлены вполне достойно. Видно, что парень понял все, что я ему втолковывала, и даже творчески это переработал. А потом пошел синтез и у меня глаза на лоб полезли. Осторожность на грани трусости — это мое. Наверное, поэтому я и не сделала большой карьеры. Таких смелых, если не сказать наглых, идей, финансовых схем на грани фола у меня он набраться никак не мог, но я отлично знала, в чьей голове они родились. Катька мне не раз озвучивала нечто подобное. Я ее всегда осаживала, но думать-то не запретишь. Наши разговоры, как видно, пошли ей на пользу, схемы были продуманы так, что не подкопаешься. В принципе, их можно было претворить в жизнь, комар бы носу не подточил. Но в самом конце был отрезвляющий пассаж. Все это работало бы в России, если бы удалось найти союзника в верхних эшелонах власти. О, я сто раз об этом твердила. Но твердила Катьке, Эрику ничего подобного я не говорила.

Я дочитала и подняла глаза. Оказывается, все это время за мной внимательно наблюдали оба мужчины. Пеллернен смотрел на меня своими черными глазами, от которых у меня внутри все переворачивалось, и молчал. Де Кассаль продолжил разговор:

— Надя, браво! У тебя такое выразительное лицо, что можно ничего не спрашивать: все на нем написано крупными буквами.

— Что написано? — я была ошарашена ходом разговора.

— Да все. Пока ты читала аналитическую часть, было ясно, что ты довольна. А потом ты увидела что-то совершенно неожиданное. Следовательно, выводы тебе незнакомы. Послушай меня. И Вы, мадемуазель, тоже послушайте.

Забавно, со мной, солидной дамой, этот граф на «ты», причем с самого начала, а с девчонкой — на «Вы».

— Сейчас я все для себя понял и нахожусь перед трудным выбором. Наверное, следовало пустить все на самотек, но я предпочитаю осмысленные действия. Поэтому раскрываю карты. Анри, будь свидетелем.

Пеллернен кивнул, а я бросила взгляд на Катерину и затаила дыхание. Моя дочь сидела, как ни в чем не бывало.

— Я люблю своего сына. Надеюсь, в этом никто не сомневается. Но я никогда не питал иллюзий относительно его потенциала. В финансовой и банковской области он невелик. Мальчику не повезло: кроме него, у меня нет других детей. Значит, во главе нашего дела встанет человек, не слишком к нему способный. Да еще такой, у которого к этому не лежит душа. Значит, ему понадобится помощь и поддержка профессионалов. Команда. Мы вместе с Анри собирали такую команду, и она у нас есть. Есть армия. Но нет полководца. Я не вечен. Анри тоже. Кроме того, мы постепенно устареваем. Мир меняется, и нам за ним не поспеть.

Когда мой мальчик объявил, что женится на русской девушке, первое мое желание было запретить. Надеюсь, все здесь понимают, что мною двигало. Но Лиза заставила меня взглянуть на это вопрос по-другому. Эрик должен сам принимать решения. Я лишь могу ему помочь. Поэтому родилась идея с приглашением. Ну, если с вашей стороны была какая-нибудь недобросовестность… Надя, надеюсь, ты меня понимаешь и не обижаешься.

Я кивнула и махнула рукой: мол, продолжай.

— Но сначала Эрик поехал в Россию. Предполагалось, что эта поездка может его отрезвить. Все вышло иначе, но не в этом дело. По моей просьбе преподаватель дал ему задание провести оценку инвестиционной привлекательности российского бизнеса. К вам это никакого отношения не имело, просто парня надо приучать к делу. Он привез из Москвы эту работу. Я ее прочел и понял — это не могло родиться в голове у моего сына. Он не глуп, по-своему даже очень умен, но генератором идей быть не может. Всегда он писал работы на хорошем среднем уровне. А тут блестящая аналитика и фантастические по своей дерзости идеи. Великолепные. Блестящие. Когда-то я сам так мог.

Анри вылез и подтвердил: