Такая аргументация поразила Пеллернена, он никогда не рассматривал вопрос с этой точки зрения. Пришлось ему взяться за готовку. Ловко вскрыв ножом раковины, он покидал их в глубокую кастрюлю, залил кипятком и поставил на огонь. Потом минут двадцать колдовал над ее содержимым, добавляя разные приправы и специи, а затем поставил на стол со словами:

— Ешь! Только предупреждаю: в них полно песка.

Можно подумать, я мидий никогда не видела. Пусть в них песок, все равно они вкусные. Я начала таскать раковины из кастрюли по одной. Анри стоял, смотрел, потом пододвинул себе стул, сел рядом и тоже принялся уплетать мидий за обе щеки.

— Ты так аппетитно их поедаешь, нет сил удержаться.

Мы съели все, а потом еще поделили между собой горячий бульон, к которому Пеллернен достал неизвестно откуда бутылочку коньяка. В результате оба согрелись не только снаружи, но и изнутри, и незамедлительно отправились в спальню.

— Я сказал, что сегодня хочу любить тебя долго?

— Сказал.

— Знаешь, я никогда не говорю неправды.

— Я тебе верю.

Полотенца так и остались валяться на полу, утром я их подобрала.

Анри действительно не солгал. Так меня еще никто не любил, и никогда я не участвовала в этом с такой самоотдачей. Мы заснули обнявшись, совершенно обессиленные. А утром на рассвете проснулись, и все началось сначала.

— У нас, кажется, наметилась хорошая традиция — любить друг друга на рассвете. Мне нравится. Я всегда подозревал, что это здорово, но у меня не было случая убедиться, — шепнул он мне.

Я не нашлась, что ответить, только погладила Анри и растрепала ему и без того лохматые волосы. Мы опять заснули, пробудившись к жизни только часам к одиннадцати. Я глянула в окно: вода была далеко у горизонта. Мы самым глупым образом проспали прилив, так что купаться придется только после обеда.

Вместо купания, мы отправились гулять. Бродили среди дюн, залезали на огромные камни и грелись на них, как ящерицы. Анри больше всего беспокоился, чтобы я не сгорела, и при каждом удобном случае мазал меня маслом. Поначалу я почему-то стеснялась и пыталась увернуться, в крайнем случае, намазаться самостоятельно. Потом расслабилась и позволила обо мне заботиться. Оказывается, это ни с чем не сравнимое удовольствие. Обычно я не загораю, а тут обратила внимание, что кожа приобрела теплый золотистый оттенок, как будто медом намазали. Я сказала об этом Анри, и он прямо весь засиял от удовольствия.

После прогулки мы занялись обедом. Я восхищалась тем, как он ловко расправляется с продуктами, на что Пеллернен заявил, что настоящий француз должен уметь готовить, нечему тут удивляться. В результате появился очень вкусный обед.

За обедом Анри снова вернулся к вчерашнему разговору.

— Ты поедешь со мной ко мне на яхту?

— Если ты меня туда повезешь.

— У меня есть такое желание. Значит, договорились: после банкета банкиров мы с тобой едем на Юг, в Марсель. Она у меня там стоит. Кстати, когда ты должна улететь домой?

— В следующую субботу.

— А ты не можешь задержаться на неделю?

— В принципе могу, виза позволяет. Но для этого нужно менять билеты, и с детьми что-то решать.

— А что с ними надо решать? — удивился мой любимый, — Им же не надо никуда торопиться. Им тоже билеты поменяем, и пусть еще отдохнут с Эриком в Трувиле. Решено: если тебя не ждут на работе срочно, то ты подаришь мне еще одну неделю. Билеты я беру на себя.

Я улыбнулась счастливо:

— Подарю. Мне так хорошо с тобой, что я просто не в силах отказаться от еще одной недели полного блаженства. Все равно, здесь ли, на яхте ли…

— Понимаешь, для меня не все равно…

Я вскинула брови в удивлении.

— Я тебя увидел, просто в глаза посмотрел и сразу почувствовал — эта женщина создана для меня. А когда дотронулся до тебя там, на дереве, меня как будто током ударило. Хорошо, что мы свалились в воду, а то я не мог тогда за себя отвечать.

— Ну вот, ты решил мне всю нашу историю рассказать от Адама?

— Нет, я просто хочу объяснить, а иначе не получается. Скажи, ты ведь тоже меня хотела?

— Конечно, иначе ничего бы не было.

— А можешь сказать почему?

Да, вопрос. Я и по-русски то не взялась бы на него отвечать. Особенно так, глаза в глаза. Пришлось встать и зайти ему за спину. Сразу стало легче, и я смогла произнести:

— Просто я тоже, когда тебя в первый раз увидела, поняла: этот мужчина создан для меня. Прямо по моему заказу. На иве меня тоже током ударило. Мне было легче: никакого предубеждения я не ведала, и единственное, что меня останавливало — соображение, что такой человек как ты не может мной интересоваться.

Я попыталась обнять Анри сзади за плечи, но он меня остановил.

— Сядь, а то я не смогу договорить. Я тогда почувствовал, что ты не случайно появилась на моем пути. А тут за ужином этот придурок Корбелон стал к тебе приставать. Ты его не привлекала, но и не отвергала. Я чуть с ума не сошел. Еще эта история с твоей дочкой и моим племянником… В общем, когда вечером я шел к тебе, я хотел потребовать объяснений.

— Правда?

— Представляешь, вот такой я дурак! А когда открыл дверь и почувствовал тебя так близко, то обо всем забыл и сейчас страшно этому рад. Потому что никому не нужны эти объяснения, выяснения, и так все понятно. Мне хорошо с тобой. Так хорошо, как не было никогда ни с одной женщиной.

Я млела, слушая эти признания.

— Но я еще не все рассказал. Я хочу все-таки объяснить, почему не повез тебя ни в гостиницу, ни на яхту. Не надо ничего говорить, молчи и слушай.

Я и не собиралась открывать рот, но тут уж широко раскрыла глаза в изумлении. Я, грешным делом, думала, что все идет просто так, как складывается. Оказывается, в этом скрывается какой-то секрет.

— Я сразу увидел, что с тобой у меня не так, как с другими. Поэтому и не повез тебя в гостиницу. В этом есть что-то нехорошее, так, на один раз. С другой стороны, после смерти Жину у меня нет того, что называют «дом». Тогда я все поменял. Все продал, и с тех пор у меня все другое, не напоминающее о ней. Есть квартира в Лионе — это место, где я ночую. А вот яхта — мое убежище, мое логово, то место, где я у себя. Я купил яхту шесть лет назад, потому что мне нужно было где-то быть одному. Я сказал себе, что сюда может войти только та, с которой я захочу разделить жизнь. Там до сих пор не была ни одна женщина. В смысле, не ночевала. Я побоялся сразу тебя туда привезти. Поэтому и придумал с этим домом в Бретани. Надо сказать, удивил Бенуа до глубины души. Но мне все равно. Зато я теперь знаю точно, что ты должна поехать со мной туда, в Марсель. Ты женщина, созданная для меня, и я тебя не отпущу.

Анри говорил с такой страстью, что у меня кружилась голова. На последних словах он взял меня за руки, и я чуть не потеряла сознание. Вроде, он говорил о будущем, но смысл не доходил до меня в полном объеме. Одно было понятно: впереди две недели блаженства с ним, а потом будь что будет. Тут я вспомнила про свой подарок, прошептала:

— Подожди минутку, — и выбежала с кухни. Поднялась в спальню, достала сверток из сумки и вернулась.

— Мы с тобой так счастливы здесь, и я хочу, чтобы у тебя осталось что-то, что напоминало бы об этом доме, — говоря это, я развернула пакет и достала майки: две черных и две белых. Все майки были разными: на двух — белой и черной — красовалась я в бретонском костюме, а на двух других — наше прибежище в зарослях цветов.

— С ума сойти, — только и смог произнести Пеллернен. Потом подумал и добавил, — Я буду это носить.

Сначала я удивилась, а потом поняла, что это сильно. До сих пор я видела на нем только майки без рисунка. Вообще, по моему наблюдению, весь его гардероб состоял из бесконечного количества одинаковых голубых джинсов и одинаковых же темных маек. Возможно, где-то там, в Лионе, у него было такое же бесконечное количество одинаковых костюмов с одинаковыми рубашками и галстуками. Но эту догадку мне еще только предстояло проверить. Он тут же, у меня на глазах, надел майку со мной в виде бретонки.

— Так ты все время будешь у меня на груди. Постой! Раз уж ты делаешь мне подарки, я тоже хочу тебе кое-что подарить. Здесь я не смог купить то, что хотел, но кое-что придумал.

Пеллернен встал, вышел, и тут же вернулся с маленьким свертком. В нем оказались духи. Те самые, о которых я мечтала, но так и не купила.

— По-моему, они тебе подойдут. Это должен быть твой запах, если я в этом хоть что-нибудь понимаю. Ты ведь возьмешь, не станешь отказываться?

— Ну конечно! Какая прелесть! Я о них мечтала, но не решалась купить. Слишком романтический запах, не для деловой женщины.

— Здесь нет никакой деловой женщины. Ты моя чудесная романтическая возлюбленная. Подушись, я тебя прошу!

Я не стала упираться и заставлять себя упрашивать, и тут же надушила волосы. Он прав, абсолютно мой аромат.

— И все?

— Это для тебя. А для себя я пока хочу пахнуть морем и тобой. Вот вернемся в замок, тогда на банкете я буду благоухать как роза, в знак того, что принадлежу только тебе.

— И пусть Корбелон даже близко не подходит!

— Да чтоб он подавился!

Мы поднялись в спальню, чтобы спрятать подарки, и в окно увидели, как возвращается вода! Я даже запрыгала от восторга!

— Ура, океан вернулся! Айда купаться!

* * *

Мы мигом переоделись и побежали на берег, как дети. Сразу в прилив бросаться было все же страшновато, но наблюдать за этим чудесным явлением нам никто помешать не мог. Когда наконец все успокоилось, мы пошли плавать, прыгать на волнах и всячески наслаждаться морской стихией. Я подумала, что на яхте удовольствие от моря будет еще больше.

Мы купались, вылезали, сохли и лезли снова в воду, и так до самого вечера. Правда, в этот раз мы не стали дожидаться, пока замерзнем. Ушли в дом незадолго до заката, переоделись в сухое и теплое, а потом вышли на лужайку перед домом, и любовались божественной картиной оттуда. А потом ели, пили и любили друг друга с неослабевающей силой до самой ночи.

Проснувшись незадолго до рассвета, мы, после ласк, не стали сразу снова засыпать. Нам удалось преодолеть себя и выбраться на берег. Мы были вознаграждены величественной картиной утра над океаном. Все вокруг окутывала легкая дымка, предвещая жаркий день. Солнце встало у нас из-за спины и залило воду не тяжелым золотом, а легким и блестящим серебром.

— Мы правильно сделали, что не стали валяться в постели, а пришли сюда. Больше нам такой красоты не увидеть.

— Почему? — спросила я с замиранием сердца.

— Потому что сегодня мы здесь последний день. Завтра с утра я увезу тебя обратно. Но вечером у нас еще будет шанс посмотреть на закат.

Мы искупались в совершенно ледяной утренней воде, растерли друг друга полотенцами, и пошли домой. Я немного расстроилась при мысли об отъезде, потому что привыкла к этому удивительному дому и ощутила его своим. Ну что ж, придется привыкать к чему-то другому. А потом опять отвыкать. Потому что, как показывает практика, ничего в этой жизни нам не принадлежит окончательно и бесповоротно, кроме нас самих. Так что лучше сохранить этот дом в памяти, не претендуя на то, чтобы владеть им на самом деле. По крайней мере, в воспоминаниях он навсегда останется прекрасным местом, где я была счастлива.

— О чем ты думаешь? — донесся до меня голос Анри. Оказывается, я замечталась и перестала слышать что бы то ни было, а он уже давно пытается привлечь мое внимание.

— Ой, извини, я думала об этом доме. Я его никогда не забуду.

— Я тоже. Но я вот о чем хотел тебя спросить. Ты знаешь, что я на тебе женюсь?

— Нет, — честно ответила я, — я в первый раз об этом слышу.

— Ты хочешь сказать, что даже не думала об этом?

— Честно? Нет. Ну, это настолько ни с чем не сообразуется, что я предпочла не забивать себе голову такой ерундой.

— Почему ерундой?! — Анри явно был обижен.

— Прости, не сердись, я, наверное, не так сформулировала.

Мне удалось спрятаться за французский язык, и Анри успокоился. Но на самом деле я сказала все точно. Я не верила ни одной минуты в то, что все это будет иметь продолжение. Вот мой отпуск закончится, я вернусь в Москву, выйду на работу, и все вернется на круги своя. Анри тоже вернется к своей жизни. А дни, проведенные вместе, останутся самым прекрасным воспоминанием. Потому что так не бывает. Не может мечта так просто взять — и сбыться. И вдруг он говорит такое… И похоже, всерьез.

Я погладила его руки, потерлась носом о грудь, поцеловала… Он не сказал ни слова, но тоже поцеловал меня.

Мы в молчании дошли до дома. Я собралась готовить омлет, размышляя о том, что приятно кормить любимого мужчину завтраком. Достала терку, сыр, миксер, яйца и специи. Этот момент Анри выбрал, чтобы вернуться к прерванному разговору.