Меган Д. Мартин

Непристойно — 4

Тьма поглощает ее

Пока ничего не останется

Пока она не попросит пощады

Пока она не закричит, хватаясь за вздох

Пока она не уйдет.

Серия «Непристойно» № 4


Название — «Filthy 4»/ «Непристойно — 4»

Автор — Megan D. Martin/ Меган Д. Мартин

Переводчик — Олеся Левина

Оформление — Наталия Павлова


Перевод выполнен для — http://vk.com/beautiful_translation

1

Ретт

Я уставился на него. Моего отца. Он стоял передо мной на его кухне, без рубашки — его тело почти в такой же хорошей форме, как и мое. Я пытался добраться до сути того, отчего только несколько минут назад ушел. Мой отец стоял над обнаженным телом Фей. Ее кожа растерзана сотнями поверхностных порезов. Черные круги под ее глазами, ее кожа белая, как у призрака. Но не такая белая, как порошок, который лежал на складке между его большим и указательным пальцами.

Это не произошло только что.

Но так и было. И я хотел ударить что-нибудь. Его. Я хотел вопить на него. Я хотел избить его лицо. Уничтожить его. Она была в его спальне. Почему она в его спальне? Он сказал, что пришел домой и обнаружил ее там. Он обнаружил ее, лежащую там, готовую трахнуться с ним, за кокаин. Готовая сделать все, что он захочет.

Я не хотел, чтобы это все было правдой. Было ли это неправильно? Было ли это настолько не правильно, что я хотел Фей для себя самого? Поэтому я должен был заставить себя держаться подальше от нее последний месяц. Поэтому я должен был физически удерживать себя от того, чтобы не приехать и не проверить ее. Она была проблемой для меня. Она заставила меня хотеть вещи, которые я никогда не хотел. И это было плохо.

Я знал, что папа позаботиться о ней. Он любил ее. В этом не было сомнений. Его сердце было больше разбито ее отъездом, чем Джессики, ее собственной матери.

— Объясни, что произошло, — я слышал, как я говорю, но звучал далеко, даже в моей собственной голове.

— Я уже рассказал тебе, сынок, — папа положил свои руки на темную, гранитную поверхность, разведя пальцы врозь. — Я пришел домой, а она была там. У нее были серьезные проблемы с наркотиками.

— Тогда почему ты, блять, не сказал мне? — я с силой сжал свои кулаки, удерживая себя от его уничтожения, его избиения. — Ты должен был позаботиться о ней. Если ты знал, что у нее есть такая проблема, поему ты не сказал мне? Ей нужна помощь, и давать ей больше того, что ранит ее, этим ей не помочь!

— Я знаю это, но я не хотел видеть, как она страдает, — его глаза просили меня, умоляли меня понять его позицию. Мы ничем не походили друг на друга, совсем. Я выглядел, как мама, по крайней мере так он сказал. Я не мог на самом деле вспомнить, как она выглядела. У него были голубые глаза с темными волосами, а у меня зеленые глаза и светлые волосы.

— Поэтому ты позволил ей просто вернуться на улицу.

— Я не знал, куда она собиралась, — он испустил глубокий вдох. — Почему ты не сказал мне, что она проститутка? — его слова были пронизаны злостью.

— Это не твое дело.

— Это охренеть какое мое дело.

Я нахмурился.

— Сейчас это не важно. Ей нужна помощь, — я вытащил телефон из кармана. Вид небольшого подсвеченного экрана успокоил меня. Я знал о нескольких местных реабилитационных центрах в Далласе. Я мог бы отвезти и проверить ее в одном из них сегодня. Цена не имеет значение. Я готов залезть в долбанные долги, чтобы оказать ей помощь, в которой она нуждается.

— Ей не нужна твоя помощь.

Я взглянул вверх, удивленный ядом в голосе отца.

— Да, ей нужна чья-нибудь помощь. Я собираюсь отвезти ее провериться в клинику.

— Нет, — отец яростно покачал головой. — Я способен помочь ей здесь, дома.

— Правда? Ты отлично постарался так быстро, папа. Она наверху не только голая в твоей постели, готовая трахнуться с тобой за кокаин, но и ее изуродованное тело на виду. Я заберу ее и окажу ей немного помощи, — я засунул свой телефон в карман, решив, что найду номер по пути, и направился обратно к лестнице.

— Нет, — отец шагнул передо мной. — Я могу справиться с этим.

Я уставился на него дикими глазами.

— Да ты издеваешься надо мной сейчас? Тебе охрененно повезло, что все, что тебе досталось — только рассечение под глазом, когда я ударил тебя, — кровь все еще стекала из поверхностной раны, и темно-фиолетовый синяк начал уже проявляться под его левым глазом.

Желание снова ударить его размножилось под моей кожей, как вирус. Он знал, что у нее есть проблемы и не сказал тебе. Даже все то время, что ты звонил ему, он уверял, что она в порядке. Он лгал тебе.

— Почему ты солгал мне?

— Солгал тебе? Что ты…

— Когда я звонил, ты сказал, что она в порядке. Хорошо. Это были твои точные слова. Почему ты солгал мне? — я сделал угрожающий шаг к нему.

— Она не хотела, чтобы ты знал. Она боялась, что ты рассердишься на нее, разочаруешься. Она умоляла меня не говорить тебе, — сказал он быстро. — Я просто уважал ее желания.

— С каких пор ты кого-то уважаешь? — папа пошутил, уверен, я люблю его, потому что он мой отец, но повсюду люди уважали его, потому что боялись. Он выходил в таком понимании, хорошим человеком на людях, но я знал его достаточно долго, чтобы уяснить, что он далеко не такой. Он коварный. Он не сделает ничего тому, кто хорошо ему служит, и он, я чертовски уверен, не будет защищать никого по доброте душевной. Так он стал влиятельным в строительном бизнесе. Он брался за задние двери, которые были покрыты грязными руками, но ни одна из них не была настолько грязной, как его собственные.

— Я уважаю Фей, потому что она моя дочь. Я поэтому ее защищаю. Потому что я люблю ее. Кое-чего ты не понимаешь.

Я закатил глаза.

— Какая разница. Мы обсудим это позже. Сейчас, я забираю Фей и отвезу ее туда, где ей окажут помощь.

Я оттолкнул его назад и направился вверх по лестнице.

— Она останется здесь, — он последовал за мной.

Почему он борется со мной из-за этого?

Я проигнорировал его и переступал через две ступеньки за раз, быстро двигаясь к спальне.

— Я говорю тебе, сынок. Она остается. Я не позволю ей пойти в какую-то клинику, где люди могут опустить ее и потенциально причинить ей боль похуже. Ей нужно быть со мной. С человеком, который любит ее.

Ее не было в спальне, где я видел ее в последний раз, съежившись на полу со слезами на глазах. Сам образ заставлял мое сердце подпрыгнуть в груди. Он заставлял меня испытывать боль, которая не имела смысла. Я не хотел причинить ей боль. Я хочу, чтобы она была счастлива. Я хотел, чтобы она увидела все хорошее, что может предложить жизнь, несмотря на все долбаное дерьмо, с которым она справлялась, когда сбежала. Но я не смог сдержаться, когда увидел ее в таком виде. Готовую трахнуть кого угодно, даже человека, который вырастил ее. Это заставило мой желудок перевернуться, застелило красным мой взгляд. Мне захотелось наброситься на нее и уничтожить ее. Разрушить ее, прежде чем у нее появиться возможность разрушить меня.

Я сразу направился к двери в ванную и постучал костяшками руки. Костяшками, которые все еще болели от удара моему отцу в лицо.

— Фей, это Ретт. Выходи, хорошо? Я просто хочу поговорить с тобой.

Но ответа не последовало.

— Теперь слушай, ты пришел и расстроил ее. Ты не помогаешь никому, находясь здесь.

Я бросил взгляд через плечо, перед тем как дернуть за ручку. К моему удивлению она поддалась, открылась.

— Фей… — но когда я распахнул дверь, остальные мои лова высосало из груди, как будто кто-то включил пылесос. Фей была на полу, ее тело скручено под неестественным углом. Рвота просочилась из ее полуоткрытых губ на белую плитку, и кровь была размазана вокруг нее, капая из толстого пореза на ее запястье.

Она умирает.

— Нет! Нет! — я упал на колени и прижал руку к ране. — Вызывай скорую! — заорал я отцу, но не сводил своих глаз нее. С Фей. Ее глаза были открыты, стеклянные и пустые. Она уставилась на меня, но не видела меня. Я знал, что не видела. Не так, как видел ее я.

Она не может умереть.

Сама мысль о такой возможности заставила что-то треснуть во мне. Я не мог сказать, что это было. Я не мог сосредоточиться ни на чем. Все, что я мог видеть — ее глаза, эти пустые, невидящие глаза. Я мог вспомнить, глядя в них, в их карие бассейны, и увидеть в них что-то. Что-то, что заставило меня хотеть большего, чем идиотская и жалкая версия моей жизни, которой я жил.

Она снова пыталась уйти. Сбежать. Скрыться. Как она сделала после того лета. Лета, в которое она умоляла заняться с ней сексом. Заняться любовью с ней. В то время я был шокирован, сидя там на диване напротив нее. Моей сводной сестры, которая была на половине пути, чтобы стать женщиной. Девушки, которая смеялась над всеми моими пошлыми шуточками и сделала лето стоящим. Заставила меня не скучать по моей новой подружке так сильно, по Саре. Я не спал с Фей, когда она меня попросила, но я должен был уехать вместо этого, и я сказал себе, что однажды, все будет по-другому. Она не будет несовершеннолетней. Она будет женщиной. И если она все еще будет чувствовать то же самое. Если она все еще будет думать, что мои дурацкие шутки смешные, тогда все будет по-другому. Но только тогда.

Но это так и не произошло. Она ушла, прежде чем я успел моргнуть. Эта невинная девушка. И когда я нашел ее снова, она была другой. Она была кем-то еще.

Кем-то, кто заставлял мою кровь кипеть. Кто заставил меня хотеть вещи, которые я думал, что не захочу снова. Вещи, которые проникли в мое безопасное, идеальное существование и заставили меня захотеть выйти из своей коробки, хоть и были мне отвратительны. Я хотел их. Я хотел ее.

И теперь мы здесь. На полу в ванной моего отца. Эти невинные глаза пустые и потерянные, кровь остывает на плитке на полу. Как мы сюда попали?

Я притянул ее в свои руки. Ее тело обмякло, ее дыхание замедлилось. Рвота и кровь капали на мой костюм, но мне было наплевать. Я прижался своим лбом к ее и посмотрел в эти пустые глаза и сделал то, что не делал годами.

Я молился.

2

Фей

Шум. Мягкие журчащие голоса. Они порхали вокруг меня. Проникая в мои уши своими мягкими, ритмичными нотками, обволакивая меня чем-то теплым. Мне нравился шум. Я хотела удержать его, наслаждаться этим моментом вечно. Но потом появилось что-то еще.

Боль.

Мягкое тепло журчащих голосов было уничтожено болью. Она не проникла в меня, но ударила по мне разом, от всей ее интенсивности я закричала. Пока я стала не только кричать, но и биться в конвульсиях и хрипеть. Моргнув от тусклого освещения, я увидела кровь. Пеленой застелило меня, пока я продолжала блевать.

— О, Господи! Скорее! Позовите медсестру!

Я знала этот голос, но не могла посмотреть на него. На Ретта. Все, что, казалось, я могла делать — это давиться и выбрасывать кровь из своего желудка. Боль была очень сильной. Слишком интенсивной. И я не могла остановиться.

Появилось больше рук, больше людей. Люди громко разговаривали. Их голоса давили внутри моего черепа, пока я не захотела расцарапать свои уши и заставить шум уйти. Я хотела, чтобы они исчезли, ушли навсегда.

Почему так много боли?

Но потом я вспомнила. Даже сквозь боль, я увидела это. Отражение, которое я видела в зеркале. Сломленная, отвратительная женщина, которая смотрела на меня. Меня.

Я умерла.

Мысль пришла ко мне, разрываясь в моей голове. А потом я услышала его голос. Голос Тейлора. И я знала, что это было правдой. Перед тем, как я отключилась, перед тем, как я позволила боли и крови увести меня обратно в темноту, я осознала, где я находилась.

В Аду.

* * *

Я моргнула, мои глаза под тусклым освещением. Боль стала не такой сильной сейчас. Я удивлена. Я полагала, что будет становиться только хуже. Такими были истории про ад, правда ведь? Я полагала, что буду гореть в вечном огне, но этого тоже, кажется, не случилось. Это делало ощущения реальными, ад должен быть для человека худшим опытом приумноженным на тысячу. И так я себя чувствовала раньше. Как бы давно это раньше не было.