— К черту пари! К черту вообще всю эту затею! Должно быть, я сошел с ума. — Уоллингфорд уткнулся лбом в стену стойла, и Люцифер сочувственно заржал.

— В таком случае почему вы просто не вернетесь домой?

— Не могу. — Голос Уоллингфорда звучал глухо. — Слишком поздно.

— Слишком поздно для чего? — Абигайль погладила широкий лоб коня и искоса посмотрела на герцога, который покачивал головой, словно пребывал в отчаянии. Герцог ничего не ответил, и Абигайль тихо продолжала: — Почему вы здесь, Уоллингфорд? В месте, где никому никогда не придет в голову вас искать? Ведь здесь нет ни удобств, ни светских раутов. Нет даже камердинера.

Герцог вновь ничего не ответил.

— От чего или от кого вы прячетесь, ваша светлость? — осторожно спросила Абигайль.

Пальцы герцога сжались в кулак.

— От деда, — негромко ответил он. — И от самого себя.

Абигайль показалось, что она ослышалась, настолько тихо прозвучали его слова. Кроме того, она не ожидала услышать от него ничего подобного.

— Я не понимаю. — Абигайль покачала головой.

— Конечно, не понимаете, невинная мисс Харвуд.

— Глупости, я вовсе не невинна. Я ведь уже рассказывала вам о своих похождениях. К тому же вы не знаете и половины того, чем я занимаюсь, когда сестра забывает о моем существовании, — делаю ставки на лошадей, пью пиво в пабах, читаю невероятно скандальные книги…

Герцог рассмеялся и повернулся к Абигайль, облокотившись о стену и скрестив руки на груди.

— И впрямь ужасные преступления.

— Я переодеваюсь в мужское платье и посещаю скачки. А ведь меня могут за это арестовать.

Уоллингфорд покачал головой:

— Возвращайтесь домой, мисс Харвуд. Возвращайтесь и найдите себе мужа. Какого-нибудь славного розовощекого парня из приличной семьи. Таких в Лондоне дюжины. Вы будете водить его за нос, а ему даже в голову не придет вам изменять.

— Если бы вы действительно были таким плохим, каким хотите казаться, вы бы не колебались. Просто воспользовались бы моей податливостью, а потом отправились своей дорогой.

— Не искушайте меня.

— Так почему же вы не воспользовались случаем?

— Потому что вы самая невинная женщина из тех, кого я когда-либо встречал. Потому что мне хочется думать… — Герцог взмахнул рукой, отошел от стены, а потом сунул руки в карманы и уставился в темноту. — Просто уходите.

Абигайль потрепала морду Люцифера и обняла его за шею.

— А что, если я не хочу уходить?

Уоллингфорд снял с крюка свой фонарь, при этом он даже не посмотрел на нее.

— В таком случае мне необходимо быть сдержанным за нас обоих, — сказал он.


После того как Уоллингфорд ушел, Абигайль стояла некоторое время, задумчиво гладя неподвижную голову коня. Ее глаза были закрыты. Но она чувствовала все: шорох соломы под ногами лошадей, еле заметное дуновение холодного ветра, острый запах, исходящий от шкуры Люцифера. А также покалывание в затылке, от которого шевелились волосы.

— Теперь можете выходить, — сказала Абигайль. — Я знаю, что вы здесь.

Воздух в конюшне оставался неподвижным, как если бы кто-то невидимый задержал дыхание.

— Кто вы? Полагаю, Джакомо — смотритель замка. Синьора Морини рассказывала о вас. Ведь вы с ней призраки, не так ли?

Пламя в фонаре колыхнулось и замигало.

— Я не боюсь. Посмотрите на Люцифера. Он почти задремал. Я знаю, вы не сделаете или не можете сделать мне ничего дурного, ведь в противном случае лошади очень забеспокоятся.

Люцифер тряхнул гривой и негромко фыркнул.

— Можете показаться. Я никому ничего не расскажу. — Абигайль немного помолчала. — Вы говорите по-английски? — Ответа не последовало. — Можете сказать, зачем вы здесь? Что происходит? Вы специально собрали нас всех в этом замке?

В дальнем углу конюшни, куда не попадал свет фонаря, тихо заржала лошадь.

Абигайль ждала не двигаясь, затаив дыхание и прислушиваясь. Ей казалось, что она чувствует каждую частичку воздуха, касающуюся ее кожи.

Наконец она отодвинулась от Люцифера и похлопала его по спине. Затем сняла с крюка фонарь и в последний раз окинула взглядом помещение. Лошади поглядывали на нее, щурясь от света. Что-то быстро зашуршало в соломе.

— Знайте: я не отступлюсь, — сказала Абигайль. — Все равно дознаюсь. Вы встретили себе ровню, мистер Джакомо, или кто там еще от меня прячется.

Она вышла из конюшни и аккуратно прикрыла за собой дверь. Впереди виднелись очертания замка — еле заметные на фоне чернильно-черного неба. Лишь в паре окон мерцал огонек. На пороге стоял закутанный в черный плащ мужчина, державший над головой фонарь, который отбрасывал на его лицо неровные тени. Он ждал ее.

Абигайль быстро пересекла двор. Дождь перестал моросить, укутав землю густым туманом. Уоллингфорд отворил дверь и, не говоря ни слова, пропустил ее вперед, а затем поднялся следом по лестнице. Наверху они расстались. Уоллингфорд направился в западное крыло, где располагались комнаты джентльменов.

Глава 5

Апрель 1890 года


Известного своей безнравственностью герцога Уоллингфорда оказалось не так-то просто соблазнить.

Абигайль Харвуд думала, что ей будет довольно легко устроить себе первое романтическое приключение едва только на пути попадется подходящий джентльмен. Она была весьма привлекательна, к тому же готова с радостью окунуться с головой в омут любовной страсти. Абигайль даже выбрала подходящее место для тайных встреч — лодочный сарай на берегу озера — и уютно его обустроила для ночи любви. Подушки и мягкое шерстяное одеяло она убрала в шкаф. Под старой рассохшейся шлюпкой припрятала вино, бокалы и свечи. Все это она проделала тайком от других и теперь ждала наступления апреля, ибо в марте даже в Италии было слишком холодно для свиданий на свежем воздухе. Зато когда придет время, Абигайль наденет свое самое открытое платье и предстанет перед герцогом во всей красе.

Проблема состояла лишь в том, что герцог был практически недосягаем.

«Все дело в дурацком пари», — сердито подумала Абигайль, таща козла в загон через двор. Как и Уоллингфорд, козел отказывался идти в указанном направлении, а вот что касается упрямства, то не родилось еще такое животное, которое могло бы переупрямить Абигайль Харвуд. О чем только думала Александра, подогрев своим пари и без того завышенное мужское самолюбие? Подумать только: какое-то пари сразу пробудило в мужчинах гордость, желание выиграть во что бы то ни стало и смешанное с глупостью упрямство.

Да и кто мог подумать, что восхитительно распутный герцог Уоллингфорд воспримет пари столь серьезно? И вот теперь вместо того, чтобы восхищенно пожирать глазами округлости ее фигуры, он едва сдерживает гнев. Вместо того чтобы заключить ее в страстные объятия во время случайной встречи в залитом лунным светом саду, он повернулся и пошел назад в дом.

Неужели она сказала что-то не то?

Абигайль свернула за угол конюшни и оказалась перед загоном. Упершись раздвоенными копытцами в серую от пыли землю, козел возмущенно заблеял.

— Послушай-ка, приятель, — обратилась к животному Абигайль, — для тебя соорудили чудесный открытый загон. В твоем распоряжении целое оливковое дерево. А я лично прослежу, чтобы тебя не донимали гуси.

Козел легонько боднул Абигайль.

— Так-так! И это твоя благодарность? — Она потянула за веревку. — Идем. Ты знаешь, что тебе со мной не справиться. И потом это ненадолго. Я только позавтракаю и помогу Марии и Франческе с уборкой. Нельзя же допустить, чтобы ты бегал там, где сушится белье.

Козел вновь протяжно заблеял.

Абигайль дернула за веревку еще раз.

— Ты понимаешь, что мы убираем дом к завтрашнему пасхальному молебну? Будет очень стыдно, если мы ничего не успеем сделать. А ты, я в этом не сомневаюсь, будешь обречен вечно гореть в аду в компании вон той злобной гусыни, которая станет беспрестанно щипать тебя клювом.

Легкий ветерок взъерошил бороду козла.

— И не смотри на меня так, Персиваль. Я не испытываю ни капли жалости к упрямым козлам, отказывающимся идти туда, куда им велят, — заявила козлу Абигайль. Она подняла голову и прищурилась от яркого весеннего солнца. — Гляди-ка! Клевер!

Козел тоже вскинул голову.

— Вон там! Бежим скорее!

Когда весьма недовольный жизнью Персиваль оказался наконец в загоне, Абигайль позволила себе немного отдохнуть. Облокотившись об ограду, она с наслаждением подставила лицо ласковому теплому солнышку.

На открывшемся ее взору склоне холма среди спускающихся ступенями стен бушевала зелень: длинные ряды виноградников с их пока еще бледно-зелеными листочками, персиковый сад в цвету и тропинка, ведущая к озеру, обрамленная оливами и яблонями. Слева крестьяне сажали овощи на длинных ровных грядках, и водянистое весеннее солнце отражалось от их белой одежды. Примостившаяся у подножия холма деревня заявляла о своем присутствии то тут, то там выглядывающими из зелени деревьев песочно-желтыми домиками с красными крышами.

Абигайль любила каждый камешек замка Святой Агаты. С удовольствием наблюдала за тем, как все это проснулось к жизни во второй половине марта, потянулось к солнцу бледно-зелеными побегами из влажной коричневой земли. Абигайль любила стоять здесь и впитывать в себя аромат цветущих персиковых деревьев, сочный запах свежевспаханной земли, ленивые голоса крестьян в отдалении.

Она любила смотреть на герцога, сворачивающего за угол конюшни каждое утро ровно в семь часов, как и она сама. Абигайль даже достала из кармана часы, чтобы удостовериться.

— Доброе утро! — радостно крикнула она.

— Доброе утро, — гораздо менее радостно откликнулся герцог, не глядя в ее сторону.

Абигайль оперлась на ограду, позволив лучам солнца согреть ей кожу. Герцог стоял всего в двадцати футах от нее, одетый в превосходного качества твидовый костюм, сапоги, и гневно смотрел на изгородь перед собой, словно не видел окружающей его красоты.

— Что-то не так? — вежливо поинтересовалась Абигайль.

Герцог наконец обернулся.

— Где, черт возьми, мой конь?

— На пастбище, полагаю.

— На пастбище? — Уоллингфорд произнес эти слова таким тоном, как если бы ему сказали, что Люцифер находится сейчас на скачках в Эпсоме. — Какого черта?

— Черт, черт… Вы постоянно это повторяете. Хотя черт не имеет ничего общего с Люцифером, мирно пощипывающим траву. И даже наоборот. О, ха-ха!

Уоллингфорд посмотрел на нее, как на сумасшедшую.

— Что смешного?

— Черт. Люцифер. Вы весьма неравнодушны к этому вышедшему в тираж красавцу. Видите в нем родственную душу?

Герцог ударил стеком по голенищу сапога.

— Мой конь, оседланный и взнузданный, должен каждый день ровно в семь часов быть на этом самом месте. Полагаю, вы не знаете, чем сегодняшний день отличается от остальных?

Абигайль прикрыла глаза ладонью и посмотрела на поля.

— Думаю, так получилось потому, что работники с рассветом начали сев.

— Сев?

— Ну да. В полях выращивают овощи, которые потом попадут нам на стол. Весна, разве вы не заметили?

— И какое отношение это имеет к готовности моего коня к утренней прогулке?

Абигайль вновь повернулась к герцогу и улыбнулась:

— Подозреваю, что конюхи работают в поле.

— В поле? — Уоллингфорд ошеломленно посмотрел на поля с копошащимися на них, похожими на муравьев фигурками.

— Послушайте, я не хотела ни на кого клеветать, — произнесла Абигайль, — но вы уверены, что пили сегодня утром кофе?

Герцог мрачно взглянул на мисс Харвуд.

— Представьте себе, да. Я должным образом приготовился к предстоящей встрече, только вот у меня… нет коня! — Последние слова он произнес столь гневно, что если бы рядом находились его собственные слуги, они, дрожа от ужаса, бросились бы исполнять любое его приказание.

Только вот здесь, в Тоскане, слуг не было.

Абигайль снова улыбнулась.

— Стало быть, вам придется оседлать Люцифера самостоятельно.

— Самостоятельно?

Она оттолкнулась от изгороди.

— Похоже, вы в замешательстве, ваша светлость. Но вам посчастливилось встретить меня, и я с удовольствием протяну вам руку помощи. Сходите за конем, а я постараюсь найти седло.

— Сходить за конем? — возмущенно воскликнул Уоллингфорд, потеряв самообладание, но Абигайль уже пересекала двор.

Склад упряжи располагался позади конюшни и насквозь пропах кожей. Абигайль приходила сюда время от времени, поэтому знала, где хранится седло Люцифера. Она перекинула уздечку через плечо, подхватила одной рукой седло, а другой — ящик с щетками. У двери на мгновение остановилась.