— Уж если я взялась за дело, то доведу его до конца, — пробормотала она себе под нос, а потом поставила ящик с щетками на землю и потянула за платье, чтобы опустить декольте чуть ниже.


Пощипывающий нежную весеннюю траву Люцифер озадаченно поглядывал на своего хозяина.

— Ужасно не хочется нарушать идиллию, старина, — произнес Уоллингфорд, — но без твоей помощи до деревни мне не добраться.

Люцифер вытянул шею, чтобы вырвать из земли еще один пучок травы.

— Чертов наглец. — Уоллингфорд схватил веревку, которой был привязан конь, и потянул его за собой.

Ему с самого начала нужно было быть начеку. Ведь смотритель его предупреждал. «Синьорина снова вас поджидает, — сказал Джакомо, кивая в сторону конюшни. — От нее одни напасти».

Уоллингфорд был согласен с этим полным загадок слугой, но не собирался делиться с ним своими соображениями.

— Ничего особенного, — возразил он, нетерпеливо похлопывая стеком по голенищу сапога. — Идет себе по своим делам. Кажется, она присматривает за козами?

— Притворяется. А на самом деле следит за вами.

— Глупости. Хорошего вам дня, Джакомо. — С этими словами Уоллингфорд направился к конюшне и попал в ловко расставленные Абигайль сети.

Люцифер вовсе не собирался прибавлять шаг, и к тому времени, как Уоллингфорд достиг края изгороди скотного двора, мисс Харвуд уже поджидала его. Солнце позолотило ее каштановые волосы, осветило пышную грудь и изящные руки, созданные не для того, чтобы таскать тяжелые седла.

— Наверное, мне стоило отправиться в деревню пешком, — пробормотал Уоллингфорд.

Лицо Абигайль озарила улыбка.

— О, чудесно! Я вижу, вы настроены решительно.

— Просто дайте мне седло, мисс Харвуд, и давайте покончим с этим.

Абигайль поставила ящик с щетками на землю и водрузила седло на ограду.

— О нет, ваша светлость. Коня сначала нужно почистить.

— Почистить? Конечно.

Абигайль достала из ящика щетку.

— Если мы возьмемся за работу вместе, то закончим быстрее. Надеюсь, нет нужды объяснять, что чистить нужно по шерсти, а не наоборот?

— Я знаю, как это делается, — буркнул герцог, забрал из рук Абигайль щетку и принялся за дело.

— Не понимаю, почему вы так сердитесь. Думаю, вам будет полезно освободиться на время от обязанностей, налагаемых титулом. И попытка самостоятельно оседлать коня — неплохое начало.

— Я проделал такой долгий путь не для того, чтобы учиться седлать лошадей. Это вполне можно было сделать и дома.

— Но ведь вы этого не сделали, не так ли? Осмелюсь предположить, что Лондон, с его светской суетой, выпивкой и мимолетными романами, съедает вашу душу. Я права, Уоллингфорд?

— Вздор. — Герцог принялся с удвоенной силой тереть шкуру Люцифера, с удовольствием отмечая про себя появившийся на ней глянцевитый блеск. Краем глаза он украдкой поглядывал на Абигайль и был рад тому, что она его не видит. Ибо он почувствовал себя совершенно обнаженным после ее так обыденно произнесенных слов.

— Необязательно постоянно быть настороже, — все так же невозмутимо продолжала Абигайль. — Я наблюдаю за вами с того самого момента, как мы встретились в той треклятой гостинице. Подозреваю, что у нас с вами гораздо больше общего, чем вы полагаете. Только я более трезво смотрю на вещи. Ведь меня не испортили неограниченная власть и богатство.

— Я не испорчен. — Уоллингфорд сосредоточился на мерных движениях собственной руки, постепенно возвращающих ему самообладание.

— Держите чепрак, — сказала Абигайль, выныривая из-под шеи Люцифера. — Нужно положить его… нет, наоборот. Да, вот так. А теперь разгладьте складки, иначе они причинят коню неудобство. Нет, я вполне солидарна с вами в желании сбежать от условностей. Я и сама питаю отвращение к браку и правилам, принятым в обществе.

Уоллингфорд расправил складки на чепраке.

— Я помню. Вы уже говорили мне об этом тогда, в гостинице.

— Но вы не спросили меня почему.

— Честно говоря, мне совсем не хочется лезть в ваши дела. Хотя вы не настолько щепетильны. Похоже, ваше мнение о браке известно доброй половине Лондона. — Уоллингфорд посмотрел на мисс Харвуд поверх спины Люцифера.

— Неправда. Вы — первый, с кем я заговорила об этом. Если, конечно, не считать того милого конюха на постоялом дворе. Но он совсем не говорил по-английски, так что это не считается.

Абигайль подошла к висящему на ограде седлу.

Уоллингфорд не видел ее лица. Ему даже показалось, что она нарочно от него отвернулась.

Абигайль провела рукой по седлу.

— Я расскажу вам почему. Видите ли, я никогда не хотела замуж. И не выйду, потому что дала себе слово. Когда я переехала в Лондон и увидела, как живет Александра, увидела, как моя беззаботная и озорная сестра превратилась в довольно забавную, но ужасно скучную жену большого человека, я подумала, что лучше умереть, чем повторить ее судьбу.

Уоллингфорд беспомощно смотрел на мисс Харвуд, и в его груди росло довольно странное ощущение. Ему казалось, будто в ней образовалась пустота, но при этом что-то согревало ее теплом.

Абигайль взяла с ограды седло, но вместо того чтобы отдать Уоллингфорду, сама положила его на спину Люцифера.

После этого она продолжала, но теперь ее голос звучал приглушенно:

— В ее жизни нет цели. Да, она посещает балы и званые вечера, ведет бесконечные разговоры и флиртует, но при этом не делает ничего, лишь ищет новые развлечения. Только я не думаю, что она счастлива. Ей скучно и тревожно, хотя она и делает вид, будто наслаждается жизнью. А Лилибет? Уверена, вы слышали рассказы о Сомертоне. Ее брак — это самая настоящая каторга.

— Наверное, ей следовало выбрать другого мужа, — сам того не желая, сказал Уоллингфорд, зачарованный проворностью пальцев Абигайль, закрепляющей подпруги, и ее искренним нежным голосом.

— Да, но сам институт брака! Вы не зайдете с другой стороны, чтобы подержать подпругу, ваша светлость?

Уоллингфорд послушно перешел на другую сторону и подхватил свисающий с седла ремешок.

— Возьмем, к примеру, вас, одного из самых влиятельных людей Англии. Если бы я вышла за вас замуж — не пугайтесь, я рассуждаю гипотетически, — мне пришлось бы стать образцом благопристойности. Так сказать, столпом общества! А ведь именно это и погубило Александру.

Уоллингфорд продел ремни в пряжки и закрепил их.

— Если бы я сделал вам предложение — я рассуждаю гипотетически, мисс Харвуд, лишь для того, чтобы поддержать беседу, — мной руководила бы привязанность к вам. Мне не захотелось бы, чтобы вы менялись. — Необдуманные слова сорвались с языка герцога, прежде чем он успел сдержаться.

— Мы с вами ничего не сможем изменить. Это неизбежно. Вся эта восхитительная свобода, возможность поступать как заблагорассудится, жить в этих чудесных развалинах и доить коз по утрам…

— Я полагаю, мы до сих пор рассуждаем гипотетически. Подайте мне уздечку, мисс Харвуд, если вам не трудно. — Неожиданно на сердце Уоллингфорда потеплело. Пульс вдруг с силой заколотился в жилке на шее. Герцог протянул руку, чтобы взять уздечку, и с ужасом заметил, что его пальцы дрожат.

— Ну, конечно. У меня нет никакого желания выходить за вас замуж. Я ведь уже говорила вам об этом. — Абигайль вложила уздечку в ладонь герцога, и он, как последний глупец, заглянул в ее глаза — глаза эльфа с пляшущими в них озорными искорками — и увидел играющую на губах улыбку.

— Кроме того, нужно учитывать и ваш характер. — С этими словами Уоллингфорд выхватил уздечку из ее руки. Приятное тепло мгновенно улетучилось из его груди. — У меня вполне сносный характер.

— Ну конечно. Более интересного распутника я еще не встречала. И все же вы здесь, пытаетесь погрузиться в науку и все такое прочее. Вы невероятно умны. Все ваше высокомерие напускное. Кроме того, в вас чувствуется истинная… — Абигайль сделала паузу, — внутренняя сила. Достоинство, не имеющее никакого отношения к вашему титулу.

— И откуда только вы все это знаете? — Уоллингфорд неуклюже возился с кожаными ремнями, отчаянно пытаясь сосредоточиться именно на них, а не на этой метафизической загадке, стоящей перед ним.

— Я наблюдала за вами. За тем, как вы обращаетесь с лошадьми и с друзьями. Наблюдала, как вы ведете себя за ужином, когда мы собираемся вместе. Как я уже сказала, среди всех распутников Лондона вы такой один. — Абигайль вздохнула и покачала головой. — И все же вы распутник.

Люцифер фыркнул, уткнувшись носом в затянутую в перчатку ладонь хозяина.

— Я не распутник.

— Такие люди, как вы, не меняются. — Абигайль словно не слышала его слов. — Это самое распространенное и жестокое заблуждение, увековеченное представительницами слабого пола и подогреваемое романтической литературой. Мужчина со свободными взглядами на отношения не способен измениться. Даже если он влюбится и женится по любви. Рано или поздно его стремление заполучить новую женскую плоть пересилит любовь и преданность жене. Посмотрите на своего собственного отца.

— Упаси Боже, — пробормотал Уоллингфорд. — Он умер пятнадцать лет назад, а при жизни вовсе не являлся примером для подражания.

— Вот видите? Наверное, герцог, который может заполучить любую женщину, стоит лишь ему щелкнуть пальцами, не способен хранить верность. Просто само это понятие находится за пределами его понимания. И распространение его весьма ценного герцогского семени не просто его право, но и обязанность перед человечеством. С вами все в порядке?

— Что вы сказали? — выдавил Уоллингфорд между приступами кашля.

— Возможно, незамужней девушке не пристало обсуждать подобные вопросы, — сказала Абигайль, судя по всему, совершенно не испытывая раскаяния.

Уоллингфорд прикрыл глаза и сделал глубокий вдох в попытке успокоиться.

— Лучше? — весело спросила Абигайль.

Уоллингфорд потряс уздечкой.

— Ну и как, скажите на милость, это надевается?

— Просто подставьте ее Люциферу. Он наверняка знает, куда нужно сунуть морду. — В голосе мисс Харвуд сквозил смех.

«Герцогское семя», — неужели она в самом деле произнесла это вслух?

Уоллингфорд еще раз посмотрел на странное изделие из кожи и стали, которое держал в руках, и попытался сосредоточиться. Вот это наверняка удила, так что морду коня нужно просовывать именно сюда. Уоллингфорд поднес уздечку к губам Люцифера, но тот лишь недоверчиво посмотрел на хозяина.

Абигайль вздохнула, а потом подошла к герцогу, источая аромат лимонов и цветения, словно сама весна впиталась в ее кожу. Уоллингфорд пытался затаить дыхание, но тщетно. Абигайль никуда не делась. Она стояла рядом с ним, такая теплая и податливая, а ее изящные руки накрыли его — большие и сильные. От такой близости его тело тут же возродилось к жизни, а «герцогское семя» запросилось на волю.

— Это делается так, Уоллингфорд, — негромко произнесла Абигайль. — Приподнимаете недоуздок… вот так. А теперь застегиваете пряжку под скулами. Вот и все.

Пальцы герцога неловко следовали советам Абигайль. Ее волосы в нежной ласке коснулись его щеки, и на мгновение ему показалось, будто земля уходит из-под ног.

— Надеюсь, я вас не обидела. Поверьте, я не хотела. Вы такой, какой вы есть. Это все равно что обвинять льва в том, что он родился львом.

— Конечно.

— В любом случае мне не хочется, чтобы вы были другим. Меня и так все устраивает.

Кровь зашумела в ушах Уоллингфорда.

— Мисс Харвуд, — сказал он, оборачиваясь.

Абигайль оказалась даже ближе, чем он предполагал, и слова застряли в горле.

— Да, Уоллингфорд, — выдохнула она.

Герцог открыл было рот, но потом снова закрыл его. Абигайль терпеливо ждала, слегка наклонив голову и являя взору мужчины позолоченную солнцем кожу.

Уоллингфорд отвел взгляд.

— Поводья, мисс Харвуд, — произнес он. — Если вам не сложно.


Уоллингфорд оказался превосходным наездником, знающим своего коня, как собственные пять пальцев. Абигайль не сомневалась в его мастерстве, потому что уже имела возможность наблюдать, как он обращается с Люцифером. И все же она испытала истинное наслаждение теперь, когда увидела, как он легко и грациозно правит конем, точно кентавр в лучах утреннего солнца. Герцог направлялся в деревню, где у него наверняка была назначена встреча с какой-нибудь привлекательной вдовой.

Что-то защекотало руку Абигайль. Она опустила глаза и увидела Персиваля, жующего ее рукав.

— Он ошеломляюще красив, не правда ли, Персиваль? Все сходят с ума по его брату. И правильно — ведь Роланд необыкновенно красив. И все же… — Абигайль гладила козла по голове, наблюдая за тем, как герцог то появляется, то снова исчезает за оливковыми деревьями. — Уоллингфорд словно вытесан из гранита. Прячет свою красоту под слоем камня. Ты понимаешь, о чем я? — Она вновь посмотрела на Персиваля, который перестал жевать ее рукав и теперь просто стоял, закрыв глаза и наслаждаясь лаской. — Конечно, понимаешь, — вздохнула Абигайль. — Ведь у вас — козлов и герцогов — так много общего.