Сюзанну привели в порядок и одели, как жену поселенца: в длинную юбку из цветного полотна – широкую и с подолом, волочащимся по земле, – в тонкую рубашку с разрезом на французский манер, края которого скреплялись двумя золотыми застежками, позволяющими разглядеть в этом разрезе верхнюю часть груди, и – поверх рубашки – в кофточку. Обулась Сюзи в открытые туфли. Представ в таком наряде перед госпожой Дюма, Сюзи поблагодарила ее за доброту.

Сюзи, несомненно, была красива. Однако ее лицо отражало то состояние души, в котором она сейчас пребывала. Она не произносила ни слова, игнорируя попытки полюбезничать с ней, предпринимаемые губернатором.

До ужина оставалось совсем немного времени. Сюзи находилась на веранде вместе с господином и госпожой Дюма. Наконец при свете факелов стало видно, что к дому губернатора приближается какой-то статный мужчина. Это был Томас Ракидель. Он шел неспешным шагом и пока еще не мог разглядеть лиц трех человек, ожидавших его в полумраке на веранде.

Подойдя почти к самой веранде, он наконец увидел, что там стоит молодая женщина, одетая так, как обычно одевалась жена губернатора (в дом которого он, Ракидель, бывало, наведывался) и как одевались все живущие на этом острове француженки.

Но то была не госпожа Дюма и не ее дочь. Это была… это была… Может, это мираж? Видение, вызванное сбоем в работе его органов чувств, измученных местной жарой? Оптическая иллюзия, порожденная мерцающим светом факелов, лишь отчасти разгоняющим темноту?

Это была Сюзи!

Ракидель остановился и, сначала побледнев, а затем покраснев, вскрикнул:

– Сюзи!

Затем он сделал шаг в ее сторону – взволнованный, потрясенный, растерянный. Однако суровое выражение на лице Сюзанны заставило его остановиться.

– Сюзи! – снова воскликнул он. – Мне даже и в голову не приходило, что меня ждет такое счастье! Ты здесь! Живая! Я знал, что ты сумела выжить!

Его голос дрожал. Он сделал еще пару шагов и развел руки в стороны, словно бы ожидая, что она бросится в его объятия. Однако Сюзи, наоборот, отступила на шаг назад.

– Тише, тише, мсье, – сказала она с таким холодом в голосе, который одновременно и удивил, и обескуражил Ракиделя.

– Сюзи! – повторил он, решив больше не пытаться к ней приблизиться. – Я тебя ждал, я не хотел верить в то, что ты погибла… Прежде чем мы с Жаном-Батистом и Николя покинули горящее судно, мы попытались найти тебя на палубе, в трюмах, в коридорах, хотя нам и приходилось при этом отбиваться от наседающих пиратов. Мы решились покинуть судно только после того, как один матрос сказал нам, что Плейнтейн схватил тебя и утащил на свой корабль. Затем в течение шести месяцев я расспрашивал у членов экипажа каждого из судов, которые заходили в этот порт, не известно ли им что-нибудь о тебе и не видели ли они тебя на каком-нибудь берегу…

Однако Сюзи не захотела больше ничего слушать: она размахнулась и дала Томасу Ракиделю увесистую пощечину. Охватившее Ракиделя ошеломление сменилось радостью: да, он был рад констатировать, что Сюзи осталась именно такой, какой он ее любил, пусть даже он сейчас и не понимал, почему она проявляет по отношению к нему такую озлобленность.

Губернатор и уже успевшие собраться вокруг него гости отвели взгляды в сторону, чтобы не смотреть на ссору между супругами.

А затем все-таки состоялся ужин. За стол уселись именитые жители Сен-Поля, капитан Жиро со своими помощниками, священник и тщедушный чудаковатый мужчина, который представился писателем. На стол подали мясо черепахи с репой, большое количество фруктов – ананасов и бананов, – и вино, изготовленное из сахарного тростника и меда.

Сидя рядом, Сюзи и Томас не обменивались ни взглядами, ни словами. Одна совсем еще юная девушка, которую звали Роза Гронден и которая была из семьи плантаторов, спросила:

– Господин губернатор, а это правда, что король посылает нам отряд, который займется поимкой беглых рабов?

– Именно так, мадемуазель. А еще я собираюсь издать постановление, согласно которому каждый белый человек, способный носить оружие, должен будет войти в состав одного из формируемых мной отрядов.

Повернувшись к Сюзанне, губернатор пояснил:

– Нам приходится ловить беглых рабов, которые скрываются в горах и не желают подчиняться нашим законам.

– А что может быть естественнее для раба, чем стремиться к свободе? – сказала Сюзи, окидывая собравшихся холодным взглядом.

Вслед за ней решил высказаться и Ракидель.

– Условия, которые созданы для этих мужчин и женщин, – сказал он твердым голосом, – неизбежно порождают у них желание удрать от того, что непонятно почему называют «цивилизацией»! Их заставляют жить в убогих хижинах, плохо кормят, отрывают от близких родственников, продают, как каких-нибудь животных, унижают, бьют… Ну как им после всего этого не захотеть затеряться где-нибудь среди дикой природы, которая относится к ним менее враждебно, чем те, кто называет себя их хозяевами?

– Судя по вашему заявлению, мсье, вы становитесь на сторону злонамеренных мыслителей нашего столетия! – запротестовал господин Дюма.

Тон разговора начал повышаться. Сюзи с радостью констатировала, что даже если ее муж и изменил ей, то он, по крайней мере, не изменил своим идеалам. Один из плантаторов, занимающийся выращиванием кофе, начал возмущаться:

– Но как же мы сможем обрабатывать наши земли без этой рабочей силы? Что станет с процветанием наших колоний?

Госпожа Дюма, которую до замужества звали Мария-Гертруда ван Циль, поддержала своего мужа и этого плантатора.

– К тому же эти люди, собственно говоря, и не являются настоящими людьми! – заявила она.

Ее муж, бросив недобрый взгляд на Ракиделя, добавил:

– Есть, однако, мужчины, которые не брезгуют делить ложе с чернокожими женщинами, ведь они, поговаривают, очень даже энергичны в постели…

Томас Ракидель резко встал, опрокинув при этом стул, схватил свою жену за запястье и, увлекая ее за собой, пошел к двери. Оказавшись уже на пороге, он повернулся и произнес угрожающим голосом слова, от которых исчезли улыбки с лиц и закрылись рты:

– Вы еще поплатитесь и за свою жестокость, и за свою глупость! Вы никогда не будете жить спокойно на этом острове! Каждый вечер вы будете засыпать, со страхом думая о том, что вам ночью могут перерезать горло! Давайте, ловите беглых рабов! Они вернутся на ваши земли, чтобы посчитаться с вами за ваши преступления!

Затем Ракидель, все еще крепко держа Сюзанну за руку, вышел наружу. Он наконец понял, почему она отнеслась к нему так холодно: Дюма, должно быть, рассказал ей об Икетаке – молоденькой женщине, которая жила у него, Ракиделя, в хижине.

Они шли по пыльной дороге при свете луны. Время от времени прямо перед ними мелькала в воздухе летучая мышь.

– Сюзанна, – сказал Ракидель, – не думай, что я тебя забыл. Все эти шесть месяцев я все время думал о тебе. Но что я мог поделать? Искать тебя посреди океана? Каким образом? На каком судне? Где именно? Как?

– Ты должен был этим заняться! Ты нашел бы меня на острове Сент-Мари…

Сюзи рассказала о том, как она оказалась в «гареме» Плейнтейна.

– Этот разбойник осмелился тебя изнасиловать? – спросил ее муж, в гневе сжимая кулаки.

Сюзи выдержала короткую паузу, чтобы заставить Томаса помучиться, а затем сказала:

– Я его так и не увидела. Может, его где-нибудь схватили и повесили. А может, он до сих пор плавает по океанским просторам…

Ракидель, успокоившись, попытался обнять Сюзанну за плечи. Она позволила ему это сделать. Когда же он попытался ее поцеловать, она отпрянула и, поймав в ночном полумраке его взгляд, спросила:

– Кто эта женщина, с которой ты живешь? Она заняла мое место в твоей постели? Ты осыпал ее теми ласками, которыми вообще-то должен осыпать меня?

– Меня оклеветал этот чертов губернатор? Послушай… Правда заключается совсем в другом. Два месяца назад беглые чернокожие рабы решили устроить большую резню среди белых. Четверо из них донесли на заговорщиков, и королевские солдаты устроили засаду на главарей. Их приговорили к казни. Сначала им переломали ребра железным прутом, а затем их, лежащих на колесе, задушил палач. Это вызвало среди рабов такую панику, что несколько десятков убежали в горы. Одна молодая женщина, которая была в их числе, поранила лодыжку и не смогла убежать. Я случайно обнаружил ее в порту: она пряталась там в бочке. Николя Гамар де ла Планш обработал ее рану. Затем мы стали выдавать ее за свою служанку и тем самым помогли ей избежать ожидавшей ее печальной участи. Ее зовут Икетака, она – с Мадагаскара… Она чиста, как горный родник. Я ее опекаю и, кстати, могу сказать, что Жан-Батист испытывает к ней сильную симпатию…

После этого рассказа Сюзи позволила своему мужу ее поцеловать. Поцелуй этот был пылким – можно сказать, неистовым.

Затем Ракидель поведал Сюзанне о том, о чем она вообще-то уже знала: как Жан-Батист, Николя Гамар де ла Планш и он, Томас, сумели при помощи хитрости избежать ожидавшей их трагической участи и как они добрались втроем до острова Бурбон.

Когда Сюзи и Томас переступили вместе порог хижины, в которой теперь жили эти трое, Жан-Батист и врач радостно вскрикнули, увидев ту, кого они уже считали погибшей. Последовали объятия, поцелуи, вопросы, ответы, рассказы… В углу хижины сидела девушка с темной кожей и с заплетенными в косички волосами. Она была одета в ламбу, которую совсем недавно довелось поносить и Сюзанне. Девушка эта смотрела на вновь прибывшую испуганными глазами. Жан-Батист, взяв девушку за руку, подвел ее к своей сводной сестре.

– Сюзанна, – сказал он, – это Икетака. Я хотел бы на ней жениться, если ты дашь мне на это свое согласие…

Сюзи подумала, что ее брат еще успеет жениться: ему ведь еще нет и двадцати лет. Она ничего не ответила, потому что ее сейчас волновало нечто совсем иное.

– А вам, случайно, не удалось спасти мое имущество? – спросила она, имея в виду тот тяжеленный сундук, в котором хранилось ее золото и который скорее всего пошел на дно вместе со всем судном «Зимородок».

– К сожалению, нет, – вздохнул Жан-Батист. – Мы не смогли прихватить с собой ничего, кроме этого пергамента, который лежал в твоем сундуке. С его помощью мы, возможно, отыщем сокровища и станем богатыми.

– Ты имеешь в виду пергамент, который мне подарил Сагамор и при помощи которого якобы можно найти сокровища Ла Бюза?

– Говорят, что Ла Бюз скрывается где-то в здешних местах, – вмешался в разговор врач. – После того как Дюге-Труэн попытался его поймать, он угомонился, и его судно сгнило у берега Мадагаскара.

К разговору об этом тут же присоединился Ракидель:

– Настоящее имя Ла Бюза – Оливье Левассер. Он всегда отказывался от помилования, предлагавшегося ему королем Франции, потому что не собирается возвращать награбленные им сокровища, а именно это и являлось единственным условием помилования… Его уже многие годы разыскивают, чтобы повесить, но разыскивают безрезультатно!

Николя Гамар де ла Планш совершил так много морских путешествий, что ему не раз и не два доводилось слушать рассказы об этом пирате и его сокровищах. Он стал вспоминать:

– Несколько лет назад Ла Бюз сговорился с английским пиратом по фамилии Тейлор. Они захватили семидесятидвухпушечный португальский корабль, на котором хранилось много ценностей и которое, спасаясь от бури, зашло в этот порт. На борту этого судна находились граф д’Эрисейра – вице-король Португальской Индии – и архиепископ Гоа. Ла Бюз не стал требовать выкуп за вице-короля, однако он забрал с этого судна предметы огромной ценности: брильянтовые ожерелья, прочие драгоценности, жемчуг, золотые и серебряные слитки, ценную мебель, дорогие ткани, ритуальные вазы, шкатулки из драгоценных камней и золотой крест Гоа, усыпанный рубинами и весивший добрую сотню килограммов. Чтобы обезопасить себя от происков Дюге-Труэна и притязаний своих сообщников, он все это где-то закопал…

– При помощи этого пергамента мы сможем узнать, где именно! – восторженно воскликнул Жан-Батист, бросаясь за пергаментом, спрятанным в укромном месте.

Все склонились над этим пергаментом с потрепанными краями: на нем был написан текст, состоящий из набора каких-то кабалистических знаков, понять смысл которых было практически невозможно.

Врач, покачав головой, произнес слова, поубавившие энтузиазм юного Трюшо:

– Здесь, по-видимому, только половина послания, вторая его половина была оторвана – то ли случайно, то ли умышленно. Кроме того, послание это, как вы и сами видите, зашифровано! Тут какие-то непонятные значки…

– Я вообще-то не знаю, где Сагамор взял этот пергамент, – сказала Сюзи, – и, по правде говоря, я его всерьез никогда не воспринимала.

Следующая ночь стала для Томаса и Сюзанны чем-то вроде брачной ночи, и, несмотря на простоту их ложа, они доказали друг другу, что их взаимная любовь и взаимное притяжение остались все такими же сильными. Когда они пресытились любовными утехами, между ними завязался разговор.