Человек, не дававший Джейми уйти, лежал на куче грязной соломы. Плащ, прикрывающий тело, пропитался кровью. Волосы, упавшие на лицо, мешали разглядеть его. На ногах пленника Джейми заметила высокие сапоги, какие носят французские рыцари.

Джейми украдкой осмотрелась, проверяя, не заметили ли ее спутники неладного. Но Эдвард был занят допросом, а двое воинов у дверей о чем-то спорили и не обращали внимания на то, что творится вокруг. Один из них поймал взгляд Джейми; она кивнула ему и отвернулась. Притворяясь, что разглядывает закопченные стены, на которых кое-где мелькали остатки старинной росписи, Джейми подергала юбку – напрасно. Умирающий пленник, должно быть, в бреду крепко вцепился в нее и не отпускал.

Джейми присела – ив тот же миг сильные пальцы схватили ее за руку.

Вся сила воли понадобилась Джейми, чтобы немедленно не закричать. Пленник приподнялся на локте: лицо его было по-прежнему скрыто растрепанными волосами, и Джейми видела только волевой подбородок.

– Джейми! – прошептал пленник.

Кровь застыла у нее в жилах при звуке его голоса. Джейми не нужно было смотреть ему в лицо: этот голос она узнала бы из тысячи.

Малкольм.

Он с усилием откинул волосы. В душе у Джейми царило смятение: ей казалось, что все это – страшный сон. «Почему, – думала она, – почему именно он… и именно здесь?»

– Джейми! – повторил он. – Это не сон… это действительно ты…

Джейми не знала, что ответить. Перед ней был человек, предавший ее, – человек, которого она поклялась ненавидеть, которому много раз желала смерти. Вот он лежит, бледный, израненный, невыносимо страдающий. Почему же она не рада? Почему боль ледяными когтями сжала ей сердце?

Из ниши снова раздался крик, и Джейми невольно обернулась.

– Не привлекай к нам внимания, – тихо, но твердо приказал Малкольм.

– Но ты ранен, – прошептала Джейми, тщетно стараясь, чтобы голос ее звучал бесстрастно. – Я прикажу привести врача.

Малкольм сжал ее запястье так, что Джейми едва не вскрикнула.

– Нет! – воскликнул он. – Ничего никому не говори. Ты меня не знаешь.

– Но ты умрешь!..

– Значит, так суждено, – хрипло прошептал Малкольм. – Лучше умереть, чем позволить этим стервятникам тянуть деньги из моего клана!

Боль, терзавшая сердце Джейми, стала невыносимой.

– Я не позволю им издеваться надо мной, – говорил Малкольм. – Пусть умру, но честь свою не предам. Уходи, милая. Иди и забудь, что меня видела. Но потом… когда-нибудь… дай знать родным. Если ты… если я тебе не совсем безразличен, пожалуйста, сделай это… Я прошу совсем немного…

Джейми высвободила руку и взглянула ему в глаза. В их темных глубинах читалась мольба – как это не похоже на Малкольма! Джейми встала и сделала неуверенный шаг в сторону. Резкий голос Эдварда заставил ее обернуться.

– Ну, как моя добыча?

– Тебе крупно повезло, Эдвард, – небрежно ответила Джейми.

Эдвард удивленно поднял брови. Джейми указала ему на Малкольма: взгляд ее был холоден и тверд, как камень.

– Посмотри вон на того раненого, во французском наряде. Это Малкольм Маклеод, вождь могущественного клана Маклеодов. Самый богатый землевладелец на Западных островах, если не считать графа Арджилла.

Глаза Эдварда сверкнули алчностью: он подошел ближе и обнял Джейми за талию.

– Этот человек, – продолжала она, – принесет тебе королевский выкуп… если только выживет.

Глава 4

– Предательница! – хрипло прорычал Малкольм. – Подлая, лживая тварь!

Сверхъестественным усилием ему удалось подняться на ноги и двинуться к ней. Остальные пленники отшатнулись. Джейми стояла, будто вросла в землю, готовясь вынести всю тяжесть его гнева.

– Будь ты проклята!. – закричал Малкольм, протягивая руки к ее горлу, – но в этот миг Рид ударил его по голове своей дубиной. Шотландец покачнулся и повалился на колени. Тюремщик занес дубину снова, но Эдвард шагнул вперед и сам пнул Малкольма ногой.

Из груди Джейми рвался отчаянный крик – но на лице ее не отразилось ничего, кроме холодного безразличия.

– Ты… мерзкая ведьма… – хрипел Малкольм, пытаясь подняться. Рид снова занес дубину, готовясь раздробить ему череп.

– Прекрати, Рид. Он нужен мне живым.

Тюремщик удивленно покосился на Эдварда, но подчинился.

Малкольм поднялся на одно колено. Все тело его дрожало от напряжения. Свежая ссадина на голове кровоточила, и кровь капала на разорванный ворот. Джейми сжала кулаки, чтобы не выдать своих чувств.

Затуманенный взор Малкольма немного прояснился, остановившись на ней; лицо вновь исказилось яростью. Джейми хотела отвести взгляд, но не могла.

– Какой же я дурак… как я мог… довериться тебе… – Губы его дергались от боли, и слова вылетали из груди вместе с коротким, затрудненным дыханием. – Шлюха… Грязная английская шлюха… – Он снова протянул к ней руки, но Рид действовал без промедления. Новый глухой удар – и Малкольм упал на землю, скорчившись, словно сухой лист в огне.

Кажется, Джейми вскрикнула – но ее слабый голос был совершенно заглушён ревом Эдварда:

– Что ты наделал, идиот! А если он умрет?

Джейми упала на колени, словно подкошенная. Из раны на голове Малкольма обильно сочилась кровь. Джейми, приподняв подол, оторвала край от нижней юбки и, приложив к ране чистый кусок льна, прижала в двух местах. Она не осмеливалась поднять глаз, зная, что не сумеет скрыть переполняющее ее отчаяние.

– Он мертв?

Джейми почувствовала на плече руку Эдварда. По-прежнему не поднимая глаз, она пощупала горло Малкольма. Там еще бился слабый пульс.

– Нет пока, – задыхаясь, ответила она. – Но кровь не останавливается, и он скоро умрет, если только… если мы не позовем врача.

Эдвард отошел в сторону и, подозвав знаком одного из своих офицеров, тихо сказал ему что-то. Офицер побежал к выходу. Джейми оторвала от своей юбки еще кусок ткани и заменила промокшую повязку новой. При этом она немного повернула неподвижное тело; плащ соскользнул и обнажил раны Малкольма. Одна – огромная, с запекшимися краями – чернела в спине; другая, поменьше, – на груди, у самого сердца. Малкольма проткнули мечом насквозь, ударом в спину. Джейми замерла от страха. Если он выживет, это будет просто чудо. Удивительно, что меч не задел ни сердца, ни легкого.

Рядом снова появился Эдвард.

– Рана на груди тоже кровоточит, – проговорила Джейми.

– Мы берем его с собой, – объявил Эдвард. – В лапах Рида он и этой ночи не переживет!

Джейми мгновенно поднялась на ноги. Она не из тех, кто раскисает и дает волю своим чувствам. Видит бог, время для этого сейчас самое неподходящее. Она должна сделать все, чтобы Малкольм выжил, остальное ее не касается.

Эдвард взял ее под руку и грубовато развернул к себе. Джейми спокойно выдержала его взгляд.

– Детка, я тобой горжусь! – объявил он. – Сегодня ты сослужила мне большую службу!

Глава 5

Стройный, изящный человек в роскошном наряде придворного отвернулся от своих собеседников и устремил скучающий взгляд в окно. За окном он увидел Джейми Макферсон: то и дело оглядываясь через плечо, девушка спешила через сад к конюшням, и растрепавшиеся черные косы хлестали ее по спине. «Странно, – подумал придворный. – Как будто от кого-то прячется; совсем не похоже на нее».

– Черт меня побери, Серрей, но ты – просто слабак! Если бы не уважение к нашей покойной матери, я был бы готов поклясться, что в тебе нет ни капли крови Говардов!

Генри Говард, граф Серрей, оторвался от окна и смерил брата ироническим взглядом.

– Что это с тобой, братец? Несварение желудка – объелся французами? Или тебе надуло голову попутным ветром?

Серрей был ниже Эдварда ростом и гораздо уже в плечах, однако в поведении его чувствовалась уверенность в себе. Этот человек был полон чувства собственного достоинства, которого явно не хватало младшему брату.

– Тебе, Генри, и в голову не пришло меня поздравить! – огрызнулся в ответ Эдвард. – Что, завидуешь моим успехам?

Серрей пожал плечами и отвернулся, прекрасно зная, что этот презрительный жест еще сильнее распалит обиду брата.

Герцог Норфолк с усмешкой наблюдал за перепалкой сыновей. Они в самом деле разные, как небо и земля, думал он. Эдвард горяч и вспыльчив; Генри мягок и нежен с друзьями, а с врагами холоден как лед. Эдвард превыше всего ценит силу, Генри – ум и знания. Эдвард – воин; Генри – мыслитель и поэт.

Норфолк никогда не мог понять старшего сына. Нет, Генри не был трусом; он не раз делом доказывал свою храбрость. Однако воинские забавы его не привлекали: полю боя он предпочитал библиотеку, турнирам и сражениям – беседы с давно умершими писателями. Когда Серрей начал переводить для друзей «Энеиду» Вергилия, герцог понял, что старший сын не оправдает его ожиданий. А его увлечение итальянскими любовными стишками – куда это годится? Разве это подходящее занятие для отпрыска столь знатной фамилии?

Эдвард же, резкий, самолюбивый и непреклонный, как две капли воды похож на самого герцога в юности. Как и старый Норфолк в молодости, он стремится к самоутверждению и выбирает для этого те же способы: герцог в свое время сражался с шотландцами на Флодденских полях, Эдвард берет на абордаж французские корабли. Единственное, чего не хватает Эдварду, – терпения и рассудительности. Но это приходит с возрастом. Со временем, думал Норфолк, младший сын станет идеальным лидером. Просто идеальным.

Братья продолжали перебранку, и Норфолк решил, что пора прекращать эту забаву. Эти двое вечно спорили и ругались; еще в детстве Генри научился выводить Эдварда из себя короткими язвительными репликами. Эдвард проигрывал брату в остроумии, терялся, злился, чувствуя себя беспомощным, и в конце концов бросался на Генри с кулаками. Вот и сейчас – если их не остановить, они, пожалуй, схватятся за мечи!

– Генри, Эдвард, довольно! – приказал герцог, стукнув узловатым кулаком по столу. – Генри, я хочу услышать, что произошло с тобой при дворе; что ты умеешь выводить Эдварда из себя, я и так знаю.

Братья повернулись к отцу.

– Мои извинения, ваша светлость! – улыбнулся Генри, склоняясь в изящном придворном поклоне. Затем лицо его омрачилось. – Как я уже говорил, отец, король мной недоволен, и не без причины. Боюсь, я слишком резко отозвался о том внимании, которое уделяет Генрих нашей кузине Кэтрин.

– Какое тебе дело, если он и влюблен в Кэтрин? – раздраженно прервал брата Эдвард. – Всем известно, что король вот-вот аннулирует свой брак с Анной Клевской, так что…

– Мне, Эдвард, до этого самое прямое дело, и тебе тоже, – негромко, но твердо ответил Генри. – Если ты забыл, напомню: с тех пор, как наша кузина Анна Болейн встретила безвременный конец, состояние и репутация нашей семьи сильно пошатнулись. Если кузина Кэтрин… если вообще какая-нибудь женщина из семейства Говард снова вызовет неудовольствие короля, придворная карьера отца закончится раз и навсегда. А с ней – и денежные подачки, и выгодные поручения от короля. И тебе, милый братец, не на что будет играть в пирата!

– Играть?! – взревел Эдвард, вскакивая с места.

– Эдвард, сядь на место! – скомандовал Норфолк. Несколько мгновений Эдвард боролся с гневом, но наконец плюхнулся обратно в кресло.

Генри прав, думал Норфолк, легкомысленная красавица Кэтрин вполне способна наделать глупостей, и тогда неприятности неизбежны. Уже два месяца, с первого появления Кэтрин при дворе, король буквально не давал ей проходу. «Племянница – та еще штучка», – усмехнувшись, подумал Норфолк. Дерзкая, самолюбивая, жадная до развлечений… Неудивительно, что король положил на нее глаз. Но так же верно и то, что любовь ревнивого короля легко может превратиться в ненависть. Только прошлой осенью Норфолку пришлось уволить учителя музыки – Кэтрин завела с ним шашни. Да, эта девчонка, если не остепенится и не научится следить за собой, может доставить немало хлопот.

«Но Кэтрин, несомненно, умна, – возразил сам себе Норфолк, – и отлично понимает, как важно в ее нынешнем положении держать себя в руках. Разве ей не известна печальная судьба Анны Болейн? С другой стороны, если Кэтрин станет королевой, для всех Говардов это будет таким рывком вверх…»

– Генри, – повернулся он к старшему сыну, – почему ты считаешь, что Кэтрин станет для короля неподходящей парой?

– Надеюсь, что они подойдут друг другу, – без особой надежды в голосе ответил Серрей. – Но вы, отец, сами знаете, что Кэтрин вдвое моложе короля – моложе не только телом, но и душой. Она взбалмошна, бесстрашна и непомерно горда; он ревнив, угрюм и подозрителен. Такое сочетание опасно.

– И ты, разумеется, высказал все это королю в лицо! – фыркнул Эдвард.

Серрей с кривой улыбкой обернулся к брату:

– Совершенно верно. Он почернел от злости: такого выражения лица я не видал у него со дня того памятного спора с сэром Томасом Мором.