– …Ради их блага, конечно.

– Я это уже слышал, и не один раз, – хмыкнул Оливер. – Но досаждать Ройсу у меня и в мыслях не было, а тем более вмешиваться в его личную жизнь. Как, впрочем, и в твою.

– Я это знаю и уверен, что Ройс это тоже понимает. В глубине души.

– Уж очень велика эта глубина, – криво улыбнулся Оливер. – Ладно, давай оставим эту мрачную тему. Поговорим о чем-нибудь еще. Что нового слышно? До меня доходили слухи, что в прошлый вторник ты стрелял по свечам в каком-то чертовом притоне.

– Вранье, чистой воды вранье! – рассмеялся Фиц. – Это был не чертов притон, а вполне респектабельный клуб. И выстрелил я только один раз. Фуллингхэм заявил, что я не смогу попасть по центральной свече в канделябре, не задев остальных. Неужели я бы мог стерпеть такое?

– Действительно, – пробормотал Оливер, – такое стерпеть просто невозможно…

Налив по очередному стаканчику, братья продолжили беседу.


Вне себя от стычки с Ройсом, Мэри вбежала в спальню и едва удержалась от того, чтобы изо всех сил грохнуть дверью: увидев спящую на кровати сестру, она прикрыла ее с величайшей осторожностью. Меньше всего ей хотелось вступать в разговор с кем бы то ни было, даже с Роуз, от которой обычно ничего не скрывала. Уж слишком в большом замешательстве сейчас находилась Мэри.

Нет, слово «замешательство» было не совсем правильным. Мэри была оскорблена и унижена. Надо же было подумать, что она нравится сэру Ройсу! Он поцеловал ее вовсе не потому, что счел привлекательной. Причина заключалась в другом: Ройс принял ее за женщину «сомнительного происхождения». Вот как низко этот джентльмен оценил ее репутацию!

Она-то думала, что Ройс привел их в этот дом из добрых побуждений, а оказалось, теперь это было ясно видно, ему захотелось развлечься и просто полюбоваться вытянутым от испуга лицом сводного брата. Все время улыбаясь, поблескивая глазами и изображая теплое участие, он откровенно смеялся над ней в глубине души. Она вспомнила, с какой легкостью откликнулась на зовущее тепло его губ, трепет, пронзивший все ее тело, и блеск в глазах Ройса, показывающий, что он испытывает те же чувства. Оказалось, что он просто веселился, наблюдая ее наивную реакцию…

Мэри вздрогнула: злость и негодование накатились очередной волной, она вспомнила голос Ройса, когда он с издевкой отвергал предложение графа. И уж тем более тяжело и больно было услышать, что, по мнению графа, ни ее сестры, ни она сама не смогут адаптироваться к светскому обществу Лондона, но это ее не так уж сильно удивляло. Ужин, устроенный графом, можно было воспринять как угодно, но в любом случае он не был скучным, и Мэри подозревала, что Оливер пригласил тетушек лишь для того, чтобы показать сестрам, насколько они далеки от соответствия принятым в их семье нормам: неотесанные, плохо одетые, не обладающие изящными манерами, не блещущие утонченным поведением.

И уж, во всяком случае, сэр Ройс мог бы встать на их защиту. И найти возможность намекнуть им вести себя более разумно и осмотрительно. Вместо этого он всего лишь с возмущением и в оскорбительной форме отверг идею брака с одной из сестер, предложенную графом, не важно – в шутку или всерьез.

Какая же она была дура! Как глупо себя вела! Все, на что Мэри могла надеяться, так это на то, что Ройс не догадается, как сильно он смог разбередить ее душу. Но что, если она смотрела на Ройса слишком откровенно? Да, она ответила на его поцелуй, но это, пожалуй, сделала бы и любая другая женщина. Наконец Мэри убедила себя, что не испытывает к Ройсу каких-то особенных чувств.

Быть может, другие женщины – утонченные, воспитанные настоящими леди – никогда бы не позволили себе ответить на его поцелуй. Возможно, именно поэтому он и назвал ее полудикой… Мысли пошли по кругу, и Мэри поняла, что чем больше об этом думает, тем хуже себя чувствует. Но забыть выражение лица Ройса во время поцелуя она так и не смогла. Правда, не исключено, что он не появится завтра в этом доме. И что же? Она больше никогда его не увидит?

Она не обратила внимания на боль, вызванную этой мыслью. Но как все объяснить сестрам? Мэри со страхом гнала от себя эту мысль. Рассказать все, что она услышала? Но это повергнет их в смущение. По большому счету не было никакого резона покидать этот дом, когда они с таким трудом достигли цели. Отрицать то, что граф вместе с родственниками приняли их не так, как хотелось бы, не было никакого смысла. Но даже если она решит покинуть этот дом в одиночку, сестры ни за что не согласятся оставаться здесь без нее.

Хорошо, пусть они уйдут от графа. И куда же они денутся? Ни денег, ни знакомых у сестер не было. Вернуться домой? Денег на обратный проезд тоже нет. Им нужно как минимум найти место для жилья и какую-никакую работу, чтобы не умереть с голоду. В чужом городе и в чужой стране такая перспектива была пугающей. Но, зная, что граф и его родственники думают о сестрах Баскомб, ничего другого не оставалось.

Глаза Мэри наполнились слезами, но она решительно их смахнула. Она не хотела плакать, понимая, что причиной этой слабости был не кто иной, как сэр Ройс. Знала бы она, чем все закончится, никогда не спустилась бы этим вечером в холл в поисках библиотеки.

Проснувшись на следующее утро, Мэри обнаружила, что находится в спальне одна. Роуз, должно быть, уже оделась и спустилась вниз, следовательно, было уже довольно поздно. Она плохо спала, а пробуждение оставило за собой полузабытые смутные видения, вызывающие непонятный страх.

Заставив себя встать с постели, Мэри принялась вяло одеваться, задаваясь вопросом – стоит ей спускаться к завтраку или покинуть дом на пустой желудок? Конечно, больше удовлетворения принесло бы второе решение – драматический уход в стиле героинь романов Лили, которые даже и не подумали бы о еде, смотрелся несравненно достойнее, чем прозаический выход к столу, однако Мэри была слишком скучна и прагматична, чтобы быть книжной героиней. Оставалась надежда, что в столь поздний час граф уже позавтракал.

Надежда оправдалась ровно наполовину. Спустившись в столовую, она с облегчением обнаружила отсутствие графа, но замешкалась в дверях, подавляя искушение убежать. За столом сидел его брат Фиц, который грациозно вскочил при ее появлении, и шанс уйти пропал.

– Кузина Мэри, – поприветствовал ее Фиц, улыбаясь самым очаровательным образом, его голубые глаза сияли, – вы тот человек, которого я хотел увидеть больше всего.

– В самом деле? – Мэри подошла к столу, и Фиц, проворно его обогнув, отодвинул для нее стул.

Она быстро села, положив салфетку на колени, в то время как лакей уже наливал ей чай.

– Благодарю, Уилл, – сказал Фиц лакею. – Можете идти, этим утром мы сами за собой поухаживаем.

Поклонившись, лакей исчез из столовой.

– Надеюсь, вы не обиделись, – сказал Фиц, обращаясь к Мэри. – Но мне хотелось поговорить с вами в отсутствие прислуги. Могу ли я за вами поухаживать?

Взяв тарелку Мэри, он проследовал к массивному буфету, на котором расположились блюда с едой. Она резко вскочила со стула и направилась вслед за Фицем.

– Я и сама справлюсь, благодарю вас. – Она отобрала у него тарелку и, двигаясь вдоль буфета, стала накладывать в нее понемногу из каждого блюда. Фиц терпеливо ожидал ее у стула, чтобы снова его отодвинуть и лишь потом опять приступить к завтраку, который уже завершил наполовину.

Немного повременив, пока Мэри удовлетворит первый голод и поудобнее усядется на стуле, чтобы приняться за чай, Фиц, отодвинув свою тарелку, наклонился к Мэри.

– Я хочу извиниться перед вами за обоих своих братьев. Они, попросту говоря, вели себя как дураки.

Отставив чашку с чаем, она скрестила руки на груди. Фицхью Толбот относился к той категории людей, которые легко нравились окружающим, и Мэри подозревала, что многие из них соглашаются с тем, что он говорит, еще даже не поняв, зачем это делают.

– Именно так они себя и вели, – согласилась она, стараясь не поддаться обаянию Фица.

– Но вы-то сами не относитесь к этой категории, и мы оба это знаем. Уйти из этого дома сгоряча, из-за одного-двух глупых замечаний, согласитесь, не самый умный шаг.

– Это были не замечания, а законченное мнение, из которого следует, что граф не желает, чтобы мы оставались в этом доме. Во-первых, мы его позорим, во-вторых – обременяем.

– Дорогая, поверьте, вам не стоит об этом беспокоиться. Толботы выше проблем подобного рода. Не знаю, много ли вы услышали вчера вечером, но смею заверить: моего брата совершенно не волнует, смотрят ли на него окружающие свысока.

– Конечно, вы не ожидаете, что я вам поверю?

– Уверяю вас, что все сказанное – чистая правда. Высказанное мной суждение самому Стьюксбери и в голову никогда бы не пришло. Но его ничуть не смущало, что отец моей матери, – Фиц подался вперед и перешел на шутливый трагический шепот, – занимался торговлей. Американки вы или нет, ваши семейные традиции вполне понятны и приемлемы. Пусть ваш отец был и без гроша в кармане, но родом из благородной семьи. Так что если мое происхождение Оливера не смущает, то почему же его должно смущать ваше?

– Но он сказал…

– Очевидно, вы подошли к середине беседы. Как и следовало ожидать, мы обсуждали трудности, которые привнесет в размеренную жизнь Оливера группа молодых леди, особенно с учетом того, что граф не очень общительный человек. Ему вообще скучно находиться в обществе, а получать время от времени вежливые приглашения от друзей и родственников он терпеть не может.

– Тем более я не понимаю, что он будет делать с нами.

Склонив голову набок, Фиц изучающе посмотрел на Мэри.

– Вы понимаете, что он должен появляться в сопровождении четырех молодых леди?

– Где? – нахмурилась Мэри.

– Как «где»? В обществе, конечно. Вы должны быть представлены высшему обществу, миру, в котором мы живем. Бомонд. Молодые девушки здесь делают свой дебют.

– Для чего? – непонимающе уставилась на него Мэри.

Несколько мгновений Фиц смотрел на нее таким же недоуменным взглядом и наконец ответил:

– Почему… Э-э… Ну ведь так обычно люди делают… Каким еще образом девушка может познакомиться с будущим мужем?

– Полагаю, самым обычным способом. В жизни.

– Это и есть жизнь, наша жизнь. – Фиц снова удивленно посмотрел на Мэри. – Дело в том, что настоящая жизнь начинается в Лондоне во время сезона. Жизнь оживает на раутах, в операх и театрах, она бьет ключом на скачках и на катаниях в парках…

– И это все, чем вы занимаетесь?

– О нет, у меня есть и другие занятия. У меня клуб, мужской, конечно, женский магазин, продажа тканей, прием посетителей и прочее…

– А как насчет работы?

– Прошу прощения?

– Кто-нибудь работает?

– Конечно, люди работают. Только не я. Я лишь наслаждаюсь жизнью. – Он помолчал, нахмурившись. – Или вы имеете в виду простую работу для получения денег? – Фиц пожал плечами. – Это не имеет для меня значения, я действительно ничего не делаю. – Мэри усмехнулась, и он ответил ей улыбкой. – Но Оливер, например, в это время всегда сидит в своем кабинете и внимательно просматривает книги. В конце концов, работа – не предмет нашей беседы.

– Откровенно говоря, сэр, я не совсем уверена, что поняла этот предмет, – заметила Мэри.

– Предмет прост. Вы и ваши сестры останетесь здесь. Позицию Оливера я вам уже объяснил. В смущение его привели отнюдь не вы, а мысль о том, что ему придется крутиться в обществе.

– Но в этом нет острой необходимости. Зачем ему обязательно выводить нас в свет?

– Потому что вы – наши кузины. Ответственность взял на себя Оливер, а он – человек, который крайне трепетно относится к своим обязанностям.

Мэри скептически посмотрела на Фица.

– Вы прирожденный оратор и очень хорошо умеете убеждать. Но я не верю, что вы правильно интерпретировали слова графа. Из его слов я поняла, что мы не будем восприняты нашими ровесниками.

– Несомненно, он опасается на этот счет. Граф бы не хотел, чтобы вы страдали от смущения.

– Как из-за наших платьев прошлым вечером? – При воспоминании о конфузе щеки Мэри запылали.

– Именно так. Как вы понимаете, он не подумал о проблеме, которая могла бы возникнуть, и очень огорчен тем, что не смог предвидеть ситуацию.

– Мистер Толбот… Лорд… О Господи, я не знаю, как вас правильно называть…

– Лучше всего – кузен Фиц, – усмехнулся он в ответ, – или просто Фиц. Я величайший поклонник американской неформальности.

– Хорошо, тогда – кузен Фиц. Решение использовать себя в качестве заслона для защиты брата делает вам честь, однако должна вам сказать, что все это не внесло ничего нового в сложившуюся ситуацию. Для меня очевидно, что хотя граф и принял на себя ответственность за нас, сделал он это с явной неохотой. И если мы уйдем, граф только вздохнет с облегчением. В свою очередь, мы с сестрами предпочли бы не находиться там, где нам не рады.