– Ну, в этом вопросе, – улыбнулся Ройс, – вы можете рассчитывать на мою помощь. Я знаю, где находятся игры.

– Где находятся игры? – переспросили сестры, и их лица прояснились.

– Ну да. Вы могли бы спросить об этом у дворецкого Оливера. Он бы их сам вам принес.

– Ох, нет! – затрясла головой Лили. – Его, – она подчеркнула это слово, – просить мы ни о чем не будем. Он нас не любит.

– Разве Хупер вел себя с вами неучтиво? – осведомился Ройс.

– Нет, но он никогда не улыбается. Совсем.

– Дворецкие никогда не улыбаются, – заверил ее Ройс, – но это не имеет значения. Вы можете и сами найти все игры наверху в детской, кроме того, я уверен, там и нужные вам книги найдутся. В детстве родители не брали нас в Лондон, но когда мы подросли, они начали это делать, и в доме появилась детская. Кроме того, в доме есть комната для игры в карты.

– То есть специальная комната, в которой хранятся карты?

– В которой играют в карты. В ней стоят столы, стулья и все необходимое. Если в дом приглашены гости, всегда найдутся желающие, особенно среди старшего поколения, перекинуться в вист в четыре руки. Кстати говоря, это одно из любимейших занятий тетушки Эфронии, уверяю вас. Я вам покажу, где это находится. А вот мы и пришли.

Лакей, открывший двери, посмотрел на них с таким облегчением, что почти позволил себе улыбнуться.

– Его сиятельство будет рад услышать о вашем возвращении, – доложил швейцар.

– А, так Стьюксбери дома? – спросил Ройс.

– Он только что вернулся из клуба, сэр, и… ммм… Интересовался своими кузинами.

– Я сам принесу свои извинения графу, что задержал их на столь длительное время, – заверил лакея Ройс, вручая ему шляпу и трость с перчатками.

Затем слуга принял у девушек капоры, при этом песик, уютно устроившийся на руках Камелии, неодобрительно заворчал, почувствовав движение.

– О Госпо… – Слуга осекся на полуслове, глядя на приоткрытый глаз Пирата, которого он было принял за очередной женский головной убор. – Простите, я хотел сказать, что доложу его сиятельству о вашем прибытии…

– А мы пока пройдем в карточную комнату. – Ройс обернулся к сестрам и жестом пригласил их следовать в холл.

Собачонка, заинтригованная новой незнакомой обстановкой, выпрыгнула из рук Камелии и рысцой засеменила рядом, то забегая вперед, то возвращаясь. Пират вилял обрубком с таким усердием, что, казалось, лишь его голова остается на месте, а карточная комната вызвала у него очередной эмоциональный всплеск. Пробежав ее по диагонали туда и обратно, песик запрыгнул на стул, с него – на карточный стол и…

– Ах, Ройс… Леди… – раздался ровный голос графа, стоящего в дверном проеме. – Я рад, что вы вернулись в целости и сохранности.

– Да, я повстречал твоих кузин. Они гуляли здесь неподалеку, – начал Ройс, но Оливер остановил его жестом.

– Прошу, избавь меня от подробностей сказки, которую ты для меня приготовил.

– Сказки? – Ройс невинно, как только мог, и удивленно вытаращил глаза. – О какой сказке ты говоришь? Просто я был настолько увлечен компанией милых девушек, что мы прогулялись несколько дальше, чем хотели. Прошу прощения, если мы сделали что-то не так. – Ройс покосился на Пирата, который, в свою очередь, покосился на графа, словно прикидывая, стоит ли принимать в свое общество новую персону.

– Великий Боже… – Оливер воззрился на маленького пса. Пират, высоко подпрыгнув, изобразил в воздухе невероятное движение, напоминающее хула-хуп. – Что… Это?!

– Пират! – Мэри рванулась вперед, чтобы взять его на руки. – Черт возьми! – Пес легко увернулся и отскочил в сторону. – Камелия, лови его!

Оливер и Ройс ошеломленно наблюдали эту невероятную погоню, однако Пират, с удовольствием приняв новую игру, метался из стороны в сторону, прыгая со стула на стул, скользил лапами по полированному паркету и легко пробирался между ножками мебели.

– Я вижу, что прямо на прогулке вы приобрели собаку, – произнес граф.

– Не совсем так, они просто влюбились в это существо.

Бросив косой взгляд на Ройса, который открыл рот, для того чтобы продолжить объяснение неожиданного появления дворняги в доме, Оливер покачал головой:

– Нет. Знать ничего не желаю.

Граф неожиданно поднес ко рту два пальца и залихватски свистнул. Этот пронзительный звук заставил всех присутствующих застыть на месте, а Пират, высунув язык и тяжело дыша, словно по команде, кинулся к Оливеру.

Взглянув на собаку с самым грозным видом, он щелкнул пальцами и показал на пол:

– Стоять. Сидеть.

К удивлению остальных, Пират немедленно опустился на задние лапы и, высунув язык, уставился на графа, глупо ухмыляясь.

Оливер достаточно долго рассматривал дворнягу.

– Ну что ж, – констатировал он в конце концов, – пожалуй, я еще в жизни не встречал собак уродливей этой.

– Он весьма необычен, – заметила Камелия. – А вы обратили внимание, насколько он умен?

– Очень. В последнем я не сомневаюсь. – Граф плотно сжал губы. – В любом случае он не может остаться здесь… – у Мэри упало сердце, – пока не будет вымыт самым тщательным образом.

У сестер Баскомб словно гора с плеч свалилась. Крайне расстроенные первой частью фразы, они взорвались многократными возгласами благодарности, услышав окончательный вердикт. Покачав головой, Стьюксбери поднял руку и отступил.

– А когда вы с этим покончите, я бы хотел видеть вас всех у себя в кабинете.

Граф развернулся и вышел, девушки обменялись взглядами.

– О Господи! – Наклонившись, Мэри взяла собаку на руки. – Кажется, нас ждет приличный нагоняй.

– Что ж, – вздохнула Камелия. – Что будет, то будет. По крайней мере мы отстояли Пирата.

– Да уж, – согласилась Мэри, с усмешкой глядя на существо, которое она держала на руках. – Не мытьем, так катаньем у нас это получилось. – Она протянула Пирата Камелии. – Найдите ванную комнату или что-нибудь в этом роде, где его можно выкупать. Я догоню вас через минуту.

Сестры гурьбой вышли из комнаты, а Мэри обернулась к сэру Ройсу. Во время прогулки к дому она разговаривала с ним достаточно приветливо. Да и как можно было иначе держаться с человеком, в очередной раз пришедшим на выручку? Кроме того, рядом находились сестры, поэтому Мэри пришлось вести себя как можно более естественно. Но сейчас, оставшись с Ройсом наедине, она снова ощутила неловкость.

– Я… я бы хотела поблагодарить вас за все, что вы для нас сделали. И помогли отвязаться от этого Фэншоу с его кучером, и притворились перед графом, что были с нами все время.

– Эка невидаль, – пожал плечами Ройс.

– Но вы нас спасаете уже во второй, нет, в третий раз. Под вторым разом я понимаю тот, что вы привезли нас сюда на встречу с кузеном. У нас самих это вряд ли бы получилось.

– Хорошо, – улыбнулся Ройс, – я буду держать свои доспехи отполированными и впредь. Никогда не знаешь, когда снова понадобится рыцарь… – Помолчав, он придвинулся ближе. – Мэри…

Он находился слишком близко, и Мэри пришлось откинуть голову, чтобы видеть его лицо. Тонкий аромат, исходящий от Ройса, всколыхнул что-то находящееся в самой ее глубине. Мэри опять вспомнила вкус его губ и силу, с которой он обнял ее тогда, в полутемном коридоре, положив руку на талию. Что оставалось делать, если даже поняв, что Ройс ее презирает, она не могла не думать об этом поцелуе без тоски и в глубине души желать его снова?

– Поверьте, я искренне сожалею о том, что бездумно ляпнул тем вечером. – Глаза Ройса выражали тепло и сочувствие. – Мое огорчение намного сильнее вашего. Просто, раздраженный поведением Оливера, который тогда несколько зарвался, я говорил, не соображая, что несу. В другом состоянии я никогда бы не сказал такого…

Как показалось Мэри, сейчас Ройс был весьма далек от того, чтобы красоваться, и ей трудно было сердиться, особенно когда в уголках его глаз, заглядывающих в самые ее глубины, таилась легкая добрая улыбка.

– Я знаю, – ответила она, осторожно подбирая каждое слово. – Но что бы вы ни подразумевали, отзываясь так обо мне, вы понимаете, что я, пусть случайно, это услышала?

Мэри действительно не считала, что Ройс обидел ее сознательно, но это ничуть не умаляло самого факта оскорбления. Видимо, поняв по ее словам, что он так и не получил полного прощения, Ройс нахмурился.

– Вам не стоит продолжать просить у меня прощения, – живо продолжила Мэри. – Просто лишний раз подтвердилась старая мудрость о том, что никогда не услышишь о себе ничего хорошего, если подслушиваешь за дверью. Мне не стоило встревать в ваш разговор со сводным братом. Кроме того, – она передернула плечами, – с учетом всех обстоятельств нашего знакомства я с трудом могу утверждать, что ваш эпитет был неправильным или несправедливым. Как я могу винить вас за правду? Боюсь, что я и мои сестры действительно не самые лучшие партии для англичан, и я не завидую гувернантке, которой предстоит сделать из нас леди.

– Не позволяйте ей изменять себя слишком сильно.

Мэри бросила на Ройса многозначительный взгляд.

– Вы хотите, чтобы мы навсегда остались одинокими?

– Вы не останетесь одинокими, уж поверьте. Огромное число потенциальных мужей еще будут падать к вашим ногам. – Ройс снова придвинулся ближе, глядя ей прямо в лицо. – И для вас найдется мужчина, который утонет в этих голубых глазах и пропадет навсегда. Он ничего не захочет от жизни, кроме того, чтобы всегда находиться рядом, шептать что-нибудь на ухо, целовать ваши щеки, брови, губы…

Он наклонился еще ближе, и Мэри, широко раскрыв глаза, была не в силах отвести взгляд в сторону. Не в силах двигаться и дышать. Слова Ройса потрясли ее сильнее, чем физическое прикосновение, и ей казалось, что ее тянет к нему словно магнитом.

– Много мужчин захотят жениться на вас. – Ройс резко отпрянул и отвернулся.

– В любом случае… не вы. – Мэри вдруг осознала, что ее слова прозвучали так, словно она хотела замуж за Ройса, и отчаянно пыталась придумать, как исправить ситуацию.

Но, казалось, он вовсе не заметил никакой двусмысленной неловкости.

– Конечно, не я. Я вообще не собираюсь жениться на ком бы то ни было.

– Никогда?

– Не вижу в этом никакого смысла, – пожал плечами Ройс. – Есть люди, которым это необходимо. Оливер, например. Он, несомненно, ищет и будет искать идеальную женщину – будущую графиню Стьюксбери, которая подарит ему наследников. Но наследники и супружеский долг меня не интересуют.

– К счастью, существуют люди, способные на любовь.

Последние слова Ройса звучали с такой непреклонностью, что это вызвало у Мэри раздражение, хотя она и сама не знала почему.

– Любовь – понятие для людей, не обремененных умом.

– Как вы можете так говорить? – Мэри возмущенно посмотрела на него.

– Благодарю покорно, – снова пожал плечами Ройс, – я достаточно насмотрелся на тех, кто от нее страдает. Моя мать чрезвычайно любила отца Оливера. И эта любовь была столь велика, что ее не хватало на детей. Вся жизнь этих людей сводилась к великой страсти. Конечно, не обходилось без завистников, без слез, истерик и раскаяний, но как только неприятности оставались позади, они снова оказывались в объятиях друг друга, снедаемые безумной любовью.

– Мои родители тоже любили друг друга, но у них все было иначе. Отец и мать были счастливы вместе, но и о нас они никогда не забывали.

– Считайте, что вам повезло и вашим родителям тоже. Это ненормальное положение вещей.

– У вас весьма странное представление о любви.

Мэри помолчала, изучающе рассматривая Ройса. Она не могла поверить, что он испытывает отвращение к волшебному чувству любви. Сказав, что любовь создана для дураков, Ройс не смог скрыть горечи, мелькнувшей в глазах.

– Таким образом, – Мэри убила двух зайцев сразу: и разрядила атмосферу, и вышла из щекотливой ситуации, сведя все к шутке, – я не единственная девушка, которая бы получила от ворот поворот?

Едва заметная улыбка коснулась губ Ройса.

– Верно, я вовсе не намерен вступать с кем-либо в брак.

– Прекрасно. По меньшей мере я не одинока в своих убеждениях.

– А что о нас? Вы меня прощаете? Мы снова друзья?

– А разве мы раньше были друзьями?

– Вы делаете мне больно. После того как я вас выручил пару-тройку раз? И мы не друзья?

Мэри изобразила притворное негодование и, не выдержав, рассмеялась:

– Все в порядке, мы – друзья!

Честно говоря, она не была уверена, что сказала правду. Боль от сказанного Ройсом в тот злополучный вечер продолжала ныть в сердце тупой занозой. С другой стороны, она поверила Ройсу, что тот не желал сделать ей больно. Она испытывала наслаждение от общества Уинслоу, и выдерживать ледяную отстраненность казалось бессмысленным.