София Блейк - Невеста. Шлюха

Изабелла обожала парней из «Сатурна», в особенности своего спасителя, и не хотела ничего менять в своей жизни. Из чистого любопытства я как–то попросила ее показать подробно, как она заслужила свой титул, и для этой цели купила целую гроздь бананов. Известно, что банан это самый сексуальный фрукт, который по своей форме идеально подходит для обучения неопытных проституток. Так вот, я смотрела, как облизывает вкусный имитатор Изабелла, потом сама по-всякому сосала и лизала другой банан, только почти ничего в итоге не поняла. Единственной разницей между нами было то, что моя коллега помещала учебный фрукт почти целиком в рот, а у меня при такой попытке начинали слезиться глаза, и я давилась кашлем. Видимо, дело было в строении полости рта и горла, то есть, я пришла к выводу, что опыт Изабеллы уникален из–за ее анатомии. Скажем, она не сможет никогда пробежать наравне со мной дистанцию, а я никогда не назовусь королевой минета. Ну и пускай.

Многие проститутки, как я замечала, уверенны в том, что они самые лучшие в постели. Возможно, это происходит оттого, что презрение общества, отвергающего их, стимулирует желание как–то отомстить. Я еще в Брянске слышала, как кто–то из наших хвастался, что, дескать, она даст мужчине такое, чего ему никогда не узнать от жены или других баб. Это чувство собственной уникальности, без которого не может обходиться большинство людей, живет и в падших женщинах. Хотя не помню, чтобы мы падали чаще остальных. А назвать падением наш грациозный переход в горизонтальную позицию способен лишь убогий ханжа и святоша.

Общаясь с Изабеллой, я поняла, что несовершенна как проститутка. Это, к счастью, не принесло мне никакого дурного чувства, тем более, зависти. Кстати, мы с Оксаной как–то пытались вовлечь Изабеллу в наши тайные лесбийские игры, но та с отвращением убежала — вот уж пример того, как талант любви к мужчинам вытеснил в человеке все остальное.

Не подумайте, что я каждую ночь после работы самозабвенно кувыркалась с украинкой — это происходило довольно редко, потому что я обычно уставала или ложилась спать после чтения, ночных прогулок, подготовки к экзаменам, — словом, всего того, что составляло мою личную жизнь, в которой Оксане не было места.

Была названа в честь поп-звезды тех лет, которая часто мелькала в музыкальных клипах. Оригинал отличался красивой грудью, не меньше третьего или даже четвертого размера, удивительно свежей, стоячей, как было видно в кадрах, где звезда снималась в пеньюаре без лифа. Самое главное, что грудь Сабрины-звезды производила натуральное впечатление, без всякого намека на силиконовые вставки, которые всегда, в принципе, заметны.

Так вот, нашу Сабрину природа наградила такой же замечательной грудью, самой эффектной у нас в салоне, но, видимо решив, что и так уже расщедрилась, не дала девушке больше ничего примечательного. Кожа на лице у нее оставалась жирной, несмотря на всякие лосьоны и чистящие средства, фигура была приземистой, а ноги — полными и коротковатыми. По счастью, внешние недостатки компенсировались живым и веселым характером, и Сабрина почти всегда улыбалась. Мне очень импонировала искренняя улыбка девушки, и я сразу поняла, что мы можем стать близкими подругами. Оксана даже начала меня ревновать, и они с Виолеттой, помнится, всячески злословили и насмехались у Сабрины за спиной, но я старалась давать им отпор, и, когда Виолетта нас покинула, Оксана, незлобивая по натуре, перестала язвить в адрес полногрудой коллеги. К тому же украинка поняла, что Сабрину и меня связывает не сексуальное влечение, а простые приятельские отношения.

В самом деле, Сабрина, которая была родом из Петрозаводска, не могла мне дать ничего интересного, и я довольно быстро охладела к ней, потому что у меня было полно других дел, и, при всей доброте этой девушки, меня напрягало, когда Сабрина заявлялась в мою комнату и начинала без умолку болтать, не давая мне сосредоточиться на книгах. Однажды, во время летней сессии, она так довела меня своими мечтами о том, как мы с ней отправимся в Кижи, что я бесцеремонно выставила ее в коридор, и с этих пор наша взаимная симпатия дала заметную трещину. Такое частенько бывает между людьми, ставящими в жизни разные задачи. Я сознательно пожертвовала своей дружбой с хорошей девчонкой, но поступить по-другому означало дать слабину, а в этот период жизни я убедила себя, что должна быть сильной, вопреки всему.

Не знаю, стоит ли вообще говорить о нашей единственной москвичке, которая скрывала от нас все, кроме того, что мы видели на работе. Мы не знали, где она живет и с кем, чего хочет добиться, кроме денег. Ее излюбленными фразами были «не важно» и «все равно», а когда ваш собеседник изъясняется подобным языком, отпадает всякое желание иметь с ним дело. Кристина отменно одевалась, покупая наряды в лучших столичных бутиках, и я заметила, что иногда начинаю слушать ее, как некогда слушала Лену Калашникову, обучавшую нас с Людкой искусству макияжа и московским манерам. И хотя нас с Кристиной разделяло намного большее, чем с сестрой моей одноклассницы, все равно иногда было любопытно слушать ее рассеянные сплетни о стильных прикидах и гламурной жизни Москвы. Я уже тогда была уверена, что Кристина передает чужие слова и мысли, но сама по себе ее информация нередко заслуживала внимания. К тому же у меня не пропадала уверенность, что со временем я перестану ощущать ее мнимое превосходство, как уже давно не чувствовала превосходства старшей Людкиной сестры.

Однажды в нашем салоне появился новый клиент — немолодой и знаменитый писатель, живший в основном за границей. Я не стану раскрывать его имя, но скажу, что он здорово обрадовался, когда я сказала, что читала одно его произведение, и оно мне пришлось по душе. Поговорив некоторое время на литературные темы (Камилла, вытягивая губки, тоже призналась в любви к его творчеству), писатель выбрал меня и Кристину, и мы остались в комнате втроем.

В принципе, я бы одобрила такой выбор, потому что я маленькая и стройная, а Кристина роскошная такая женщина с большой грудью и широкими бедрами, и кожа у нее белая и нежная, так что я рядом с ней выглядела, как арапчонок. Проблема была лишь в том, что у писателя, несмотря на все наши старания, отказывался стоять член. Он целовал и ласкал нас по очереди и вместе, но все было впустую. Я очень хотела применить один из своих приемов со словами-ключиками — кому, как не литератору, оценить их оригинальность — но близость напыщенной Кристины делала невозможной мою импровизацию.

— Фу-ух! — наконец вздохнул писатель. — Перекурите, девчонки.

Кристина вытащила из своих вещей пачку тонких сигарет и затянулась, а я откинулась на подушку, перебирая пальчиками седые волосы на писательской груди.

— Все любят писать, — сказал он, обнимая меня одной рукой, — о героях, которые в присутствии раздетой женщины вспыхивают, как огонь. Практически в любой книжке на раскладке, стоит женщине хоть как–то выразить желание, герой уже готов к бою, и он трахает всех подряд, практически не отвлекаясь на сон.

— Ну, вроде того, — вставила я, чтобы поддержать разговор.

— А я вот напишу о человеке, которому скучно, когда его соблазняют. Он будет нормальный и веселый парень, но его будет воротить от всех этих красавиц с обложек, лежащих перед ним с раздвинутыми ногами. Представь, он недоумевает, почему всем кажется, что он должен откликаться на призыв хорошенькой самки.

— Ведь женщины–то не откликаются охотно на призывы самцов, — усмехнулась я. — Во всяком случае, не сразу.

— Вот! Ты понимаешь?

— Ну да, — сказала я. — Герой ваш не импотент никакой, а нормальный человек, просто он возмущен этой несправедливостью. Почему это он должен бросаться на предложенные куски, в то время как вокруг все ведут разговоры о равенстве полов и эмансипации.

— Ты прямо выхватываешь мысли у меня из головы, — писатель вывернул шею, заглядывая мне в глаза. — Ты студентка?

— Да, — сказала я чистейшую правду.

— И где…

— На экономическом, — опередила я его вопрос.

И тут же перехватила взгляд Кристины — презрительный и ни черта не понимающий. Она вообще не слушала нас, поглядывая на свои позолоченные часики. В этот момент я испытала торжество — Кристина была просто самодовольным животным из Московского зоопарка. Такой она и осталась в моей памяти.

— Уже время выходить, — брюзгливо сказала эта холеная москвичка. — Сильвия, ты идешь мыться, или сначала я?

— Ты иди, девочка, — отозвался тут же писатель, — а мы с Сильвией еще поболтаем часок.

Когда мы остались, наконец, одни, я сказала писателю, чтобы он расслабился, и я все сделаю сама. Он удивленно посмотрел на меня, а я сказала, что ему самое время начать привыкать к насилию и боли. При этом я начала щипать его полное тело в самых интимных местах, а мои слова сулили ему такие чудовищные и сладкие пытки, что он застонал и закрыл глаза. Я перебросила ногу через его голову и села сверху, прижавшись вплотную к его лицу. Это было снова снизошедшее на меня наитие, но я была уверена, что не ошибаюсь, и не прошло десяти минут, как этот талантливый и знаменитый на всю Россию человек испытал сильнейший оргазм в руках простой, никому не известной провинциалки.

С тех пор всякий раз, бывая в Москве, он обязательно навещал меня, а потом мы еще встречались в других местах, и эта связь наполняла меня уверенностью в своих силах и своем интеллекте.

Вместе с Кристиной составляла пару девушек, трудившихся в салоне дольше остальных. Вряд ли это связано, однако получилось так, что москвичка стала недосягаемым образцом совершенства для приезжей из Ярославля, которая начинала работать в Москве маляром на стройке, но не выдержала и сбежала в публичный дом. Она была высокой и даже внешне в чем–то напоминала Кристину, только если ту было можно, в самом деле, принять за аристократку, то Карина скорее походила на неудачную поделку под благородную девицу. Она была даже худее москвички, но широкая кость и крупные руки и ноги выдавали ее плебейское происхождение. Пальчиками Кристины с длинными продолговатыми ногтями мог восторгаться любой, кто смыслил хоть что–нибудь в маникюре, ее ножка была даже слишком миниатюрной для сравнительно крупного тела. В случае с Кариной все обстояло с точностью до наоборот: издали она выглядела намного лучше, чем вблизи, и никакие женские ухищрения не могли скрыть грубую ступню или кисть, тяжеловатую челюсть и низкий лоб. Впрочем, находились посетители, которым нравился именно такой тип сложения, и нельзя сказать, что Карина была обделена вниманием клиентов. Возможно, во мне говорит сейчас полуосознанная неприязнь к ним обеим, ведь я внешне представляла собой противоположность Карине во всем.

Надо вспомнить, что Карина любила выпить лишку, и часто такое происходило на днях рождения кого–нибудь из девушек. Это были моменты, когда салон закрывался на ночь, и мы дружно сервировали стол в квартире, празднуя два-три часа и полностью расслабляясь. На эти праздники был запрещен вход посторонних, но свои могли быть приглашены. К примеру, Изабелла зазвала на свое девятнадцатилетие ребят из «Сатурна», которые начали тащить всех нас на оргию. Мне едва удалось скрыться тогда в своей комнате, и поэтому, когда праздник наступил для меня, мы пьянствовали в чисто женском коллективе.

Я накрыла неплохой стол, не пожалев усилий, чтобы угостить подруг, а они расщедрились на подарки, снабдив меня золотыми сережками, новой сумочкой и маникюрным набором. Оксана тогда же подарила мне колечко из червонного золота, но сделала она это уже потом, когда мы остались вдвоем.

Карина, как обычно в таких случаях, немало приняла на свою широкую грудь, и стала рассказывать, какая у нее была с детства горестная судьба, и все такое прочее, что поведывает подругам в расслабленном состоянии каждая вторая проститутка.

Из этой исповеди я помню, что папаша Карины был авторитетным бандитом старой закалки, который едва ли вспоминал о дочери, полжизни оттянув в местах не столь отдаленных, а мать с горя пила, да колотила дочурку, которая напоминала ей о былом сожителе. Когда Карина подросла, она в свою очередь принялась поколачивать родительницу, и сбежала в Москву при первой же возможности, окончив строительное ПТУ. Неприязнь к стареющей алкоголичке видимо возродила в душе девушки память о редких встречах с отцом, и он ей представлялся эдаким романтическим бродягой, который когда–нибудь вернется к заблудшей дочурке и усадит ее на колени.

Я, конечно, не возражала Карине, надеясь, что мне не придется присутствовать при их встрече после многолетней разлуки. Если такая встреча когда–нибудь состоится.

— Да, дождешься ты его, кобеля старого, — вдруг вмешалась Сабрина с несвойственной ей злостью. — Лучше б ты его никогда больше не видела!