Он собрался снова предпринять атаку, и тут наивная Селина сделала последнее для себя открытие.

Никакого замужества не намеревался предложить ей маркиз, а нечто совсем другое… унизительное… грязное… то, на что она никогда бы не согласилась, предпочтя этому позору смерть.

Де Вальпре приближался, и ей надо было снова убегать от него, но ноги ее внезапно стали вялыми и словно приросли к полу.

Пошатнувшись, Селина завела руки за спину, ища опоры в сервировочном столике, и вдруг нащупала большой нож для мяса, так и не использованный во время ужина и, видимо, по случайности забытый рассеянным официантом.

Почти не отдавая себе отчета в том, что делает. Селина схватила его. Ее пальцы инстинктивно сомкнулись на гладкой деревянной рукояти.

Тем временем маркиз, сверля Селину гипнотизирующим взглядом, подошел к ней вплотную и заговорил сладострастным свистящим шепотом:

— Ты возбуждаешь меня так, как ни одна женщина давно не возбуждала. И очаровывает то, что ты боишься меня. Это потому, что я мужчина! Да, Селина, я мужчина, который превратит тебя, испуганного ребенка, в женщину!

Собственный голос распалял его сильнее и сильнее. Он слушал себя, свои похотливые тирады и наслаждался, а руки его вновь и вновь тянулись обнять Селину.

— Я хочу тебя! Ты моя! И другой судьбы у тебя нет!

Он изловчился и обвил ее стан.

Селина немного отстранилась, замахнулась и ударила острым лезвием изо всех сил.

Узкая полоска стали блеснула, отразив пламя свечи. Селина наблюдала за происходящим как бы со стороны.

Она увидела, как отточенное лезвие устремляется к груди маркиза, почувствовала, как оно вонзается в живую плоть с удивительной легкостью.

Де Вальпре издал протяжный стон, глаза его расширились от изумления, рот раскрылся, но он не издал ни звука.

Обе руки его вскинулись в попытке ухватиться за рукоять ножа, торчащего у него из груди, но не дотянулись.

Де Вальпре отшатнулся назад и упал.

Падение его тела на ковер, как ни странно, было почти беззвучным. Пока Селина пребывала в неподвижности, вперив в него безумный пустой взгляд, белая рубашка маркиза пропитывалась кровью и становилась алой.

Какое-то время девушка не могла поверить, что это случилось на самом деле, что она лишь для того, чтобы помешать маркизу обнять ее, убила человека.

То, что он мертв, не вызывало сомнения. Один-единственный стон сорвался с его губ, больше маркиз не издал ни звука. Глаза были по-прежнему открыты, но из них исчезло всякое выражение.

Тело его, лежащее на ковре, как бы еще уменьшилось в размерах и занимало ничтожно мало места, а лицо со смертью не приобрело благородства, а стало, наоборот, еще более омерзительным.

Казалось, время остановилось и вообще прекратилось всякое движение, даже пламя свечей не шевелилось. Недвижна была и Селина. Лишь кровь сочилась из раны и все шире становилось жуткое багровое пятно на рубашке маркиза.

И вдруг внезапно Селина очнулась. Она закричала, но крик застрял у нее в горле. Тогда она бросилась к двери.

— Помогите! Помогите! — пыталась позвать на помощь девушка, но губы ее шевелились беззвучно.


Очень трудно было внятно рассказать Квентину Тивертону о последующих затем событиях.

Вероятно, Селина потеряла сознание. Очнулась она от громких проклятий и оскорблений, выкрикиваемых разъяренной миссис Девилин, но была не способна понять смысл того, что произносит эта женщина, и до нее доносился только шум.

Селина лежала с закрытыми глазами и надеялась, что миссис Девилин решит, что она по-прежнему в обмороке.

Только уже гораздо позже до Селины дошло, что был послан слуга за господином Д'Арси.

Хозяин дома вошел в салон, постоял, поглядел на мертвое тело маркиза и задал резким тоном вопрос по-французски:

— Кто знает об этом?

— Никто, — ответила миссис Девилин. — Слуга маркиза удалился из дома после ужина, а когда я послала Жака за тобой, то не стала объяснять ему, зачем ты мне срочно понадобился.

Супруг миссис Девилин запер дверь салона изнутри, затем направился к кушетке, где возлежала якобы в беспамятстве Селина. Он сразу разгадал ее маленькую хитрость и сердито заговорил с ней:

— Ты, идиотка! Какого дьявола тебе взбрело на ум убивать старичка?

— Сдай ее в полицию! — истерично вопила миссис Девилин. — Пусть ее накажут за убийство! Гильотина по ней плачет!

— По-моему, ты тоже спятила! — Д'Арси еще больше рассердился. — Неужели ты надеешься, что, когда полиция будет ее допрашивать, девчонка нас не выдаст? И я тоже буду замешан в эту скандальную историю! Слишком многое поставлено на карту, Селестина, чтобы так глупо рисковать.

— Тогда что же нам делать? — сникла миссис Девилин.

— Ты и эта дурочка должны немедленно убраться из страны. Отвези ее в Баден-Баден и сбагри с рук первому попавшемуся идиоту, который на нее клюнет.

После паузы он добавил:

— Это целиком твоя вина, твой просчет. Ты не объездила кобылку как положено, прежде чем предоставить ее маркизу.

— Она выглядела такой податливой, такой простодушной, — оправдывалась миссис Девилин.

— А оказалась совсем не такой, — огрызнулся Д'Арси. — Любым способом ты должна была сломить ее и сделать это заранее. И убедиться, что она готова… и что ее можно подавать к столу. А ты прошляпила… и, следовательно, не выполнила свою часть работы.

Он еще раз посмотрел на труп маркиза и произнес жестко:

— Я истратил кучу денег на девчонку и хочу получить их назад… как и то, что маркиз уплатил тебе.

— Он расплатился, слава богу… — Миссис Девилин понизила голос: — Ты найдешь все, что он выдал авансом, внизу, в запертом ящике туалетного столика.

— Я заберу деньги и займусь всем остальным, как только вы смоетесь. Придется прибрать весь дом, чтобы нами тут и не пахло!

— Ты хочешь сказать, что мы должны уехать немедленно?

— Конечно! — воскликнул Д'Арси. — Ты что-то стала плохо соображать, супруга. Я вызову экипаж, чтобы отвезти вас на вокзал, а там вы дождетесь поезда. Я знаю, что он отправляется в семь утра.

Он задумался на мгновение и потом добавил:

— Разумеется, тебе следует поменять имя… и ей тоже. Вбей в голову этой дуре, что она и слыхом не слыхала о какой-то миссис Девилин или обо мне.

— Она думает, что ты мой муж.

— А теперь пусть думает, что я вообще не существую… Уверен, что ты сумеешь ее убедить.

— Мне столько всего придется вбивать ей в голову, — злобно прошипела миссис Девилин, — что проще было бы сразу вытряхнуть ей мозги.

— Жаль, что ты не сделала этого до того, как все это случилось. Маркиз был хорошим источником дохода.

— Как ты вообще объяснишь при дознании его смерть? — поинтересовалась миссис Девилин.

— Никак. Меня здесь не было, следовательно, я ничего не знаю. Это тебя они будут искать, Селестина.

— Значит, ты так играешь?

— Да, так! А почему бы и нет? Что касается меня, то я о нем никогда даже не слышал. Им будет нелегко узнать правду. Только не наделай ошибок, Селестина, и тогда связать хоть как-то меня с маркизом будет сложно. Но учти ради собственного блага — а ты о нем больше всего печешься, — не вздумай впутывать меня в это дело, даже если тебя и сцапают.

— Я позабочусь о том, чтобы остаться чистенькой, — заверила его миссис Девилин. — Пусть мне даже придется для этого прикончить девчонку.

— Лишний труп — лишние хлопоты, — заметил Д'Арси. — Лучше запугай ее до полусмерти, чтобы она молчала. По-моему, это не составит тебе труда. И не спускай с нее глаз.

Он повернулся к Селине, схватил за руку и сдернул с кушетки. Резким рывком поставил ее на ноги, обращаясь с ней, как с куклой.

— Впредь делай то, что тебе говорят, — грозно сказал он, — иначе очутишься в Сене. И станешь трупом точь-в-точь как твой ухажер, которого ты зарезала, будто свинью. Тебе повезло, что нам нужна твоя шелковая кожа и хорошенькая мордашка, но не оступись еще раз на скользкой дорожке. Будешь болтать языком, я тебе его вырву.

Ярость выплескивалась из него, как кипящая вода из котла. Он приблизил лицо к ее лицу, обдавая Селину жарким своим дыханием, а когда она инстинктивно отшатнулась, нанес с размаху пощечину.

— Иди и уложи свое тряпье в сундук, — приказал он. — И не забудь то, что тебе было куплено. Оно тебе еще понадобится. Не строй глупых иллюзий, что ты свободна. Считай, что на тебе надеты кандалы.

— А я обещаю, что ты от них никогда не избавишься, — злорадно добавила миссис Девилин.

Селина, прижав ладонь к горящей от удара щеке, пошатываясь, направилась к двери, отводя глаза от тела маркиза, распростертого на полу.

Она не помнила, как добралась до отведенной ей комнатки наверху. В мыслях у нее было только одно: кошмар продолжается, он следует за ней неотступно, зловещая петля затягивается все туже и ей ни за что не выпутаться. Надежды нет никакой.

— Боже… помоги мне… — прошептала она.

Селина говорила теперь безостановочно. Слова изливались из нее потоком. Ей необходимо было выговориться. Она трясла головой, волосы падали ей на глаза, девушка нервно убирала их дрожащими пальцами и взахлеб рассказывала свою жуткую историю.

— Рано утром мы сели в поезд и поехали… Мы должны были попасть в Баден-Баден к вечеру, если б не скала, обрушившаяся на рельсы. В вагоне, кроме нас, были еще люди, и поэтому миссис Девилин всю дорогу молчала…

Селина вдруг замерла в ужасе:

— О боже! Я не имею права ее так называть. Теперь она мадам Бриен, а я ее племянница.

— Значит, она впервые избила вас? — осторожно спросил Квентин Тивертон.

— Да… но это обязательно повторится, и в конце концов… я из страха сделаю все, что она пожелает.

— А вы знаете, что это будет?

— Миссис Дев… я хотела сказать — мадам Бриен откровенна со мной… Уже здесь, в гостинице… она пришла ко мне, когда я легла… и выложила всю правду… Конечно, маркиз и не думал жениться на мне. Ему нужна была любовница…

Квентин Тивертон заметил, как краска стыда залила щеки Селины, лишь только это слово было произнесено. И так же не мог не прийти к выводу, что смущение придало еще больше обаяния ее и без того очаровательному личику.

— Я была настолько глупа, что не сразу догадалась… — пробормотала Селина.

Квентин Тивертон почерпнул для себя гораздо больше из скупых фактов, изложенных Селиной, чем это могло показаться на первый взгляд.

Он вспомнил все разговоры о том, что маркиз де Вальпре имеет пристрастие к молоденьким девочкам и даже в развращенном до предела Париже времен Второй империи слыл самым чудовищным распутником.

Тивертон также имел основания подозревать, кто в действительности тот опасный человек, кого Селина по наивности приняла за супруга миссис Девилин.

В Париже действовали двое или трое беспринципных и жестоких негодяев, оказывающих интимные услуги высшей аристократии и даже самому императору, а проще говоря, поставляли им женщин сообразно их порочным вкусам.

Они нажили на преступном промысле огромные богатства, а так как при этом получили еще возможность при желании шантажировать своих знатных клиентов, то приобрели вдобавок почти неограниченную власть.

Английские девицы — юные, белокурые, что было тогда в моде, — одна за одной ввозились в Париж подобно товару, и полиция обеих стран была бессильна против этого.

Совратители девушек занимали столь высокое положение в обществе, что расследование тут же прекращалось, и в конце концов возобладало и стало общепризнанным суждение, что подобные несчастные молодые особы — это игрушки, предназначенные для забав взрослых и стареньких «мальчиков». А раз так, то никакого криминала здесь нет, как нет и безнравственности в игре с «куклами».

Эпоха Второй империи была золотым веком для куртизанок, и les grandes cocottes превратили Париж в гнездо всевозможных пороков и извращений. Ни одна столица Европы по разнообразию и изобилию предлагаемых «забав» не шла ни в какое сравнение с Парижем.

Квентин Тивертон ясно представлял себе, что иная девица, не такая чувствительная и воспитанная в строгости, как Селина, вполне могла бы неплохо устроиться там, где мужчины готовы щедро платить за утраченную невинность, милые глазки и изящную фигурку.

Став содержанкой какого-нибудь богача и не будучи слишком брезгливой и разборчивой, она смогла бы быстро заиметь огромное состояние и жить в роскоши, которая и не снится обычной женщине.

Но Квентин почувствовал, что Селина не лгала, когда говорила, что не в силах позволить даже прикоснуться к себе подобному маркизу де Вальпре мужчине.

Она ничего не знала о мире, в котором живет маркиз, но чистая душа ее сразу же воспротивилась, и, несмотря на свою неопытность, девушка разгадала в нем воплощенное зло и порок. Любое общение с ним причиняло ей боль почти физическую. Он истерзал ее, изранил, прежде чем она вонзила в него нож.