Ава Рид - Нежно

Но Дилан никак не реагирует на мой дерзкий ответ. Он вдруг словно уносится мыслями куда-то далеко и в это время наливает нам – тише, чем мне хотелось бы – немного минералки.

Потом он произносит мое имя. И оно звучит настолько серьезно, что я на самом деле вся обращаюсь в слух и сажусь прямее.

– Зоуи? Я… Черт, это не так просто, но…

– Что случилось?

– Я пообещал не задавать вопросов, пока ты не захочешь дать на них ответы, и держу слово. Но… покажи мне, что заставляет тебя нервничать. Что приводит к тому, что ты чувствуешь себя некомфортно.

– Дилан, я…

– Я серьезно. Если не захочешь, то я пойму и подожду, но я хочу знать. Потому что не хочу пугать тебя и быть ответственным за ситуацию, в которой тебе будет плохо. Потому что хочу тебе помочь, черт возьми. Пожалуйста, Зоуи.

– Все было довольно очевидно, правда? – шепчу я, опуская взгляд.

– В клубе, в университете и только что, да. Я просто не улавливаю общий знаменатель.

Я сражаюсь с собой. Так сражаюсь, что становится больно. Слова Дилана похвальны, но если я начну, то не будет никаких только-чуть-чуть – не с ним. Останется лишь все-или-ничего. И мне предстоит выбрать что-то одно. Прямо сейчас.

Взволнованно заламываю руки, не смея на него взглянуть.

– Есть… не один триггер. Общий знаменатель – это та ночь… – Я сглатываю тугой комок, горло сдавливает, однако я наконец набираюсь смелости и поднимаю глаза. Смотрю на него совершенно осознанно. – Меня изнасиловали, Дилан. – Слова звучат очень тихо, но внутри меня – так громко, что я вот-вот в них задохнусь. Глаза наполняются слезами, и я благодарна, что он остается спокоен, просто сидит рядом. – Сегодня я могу это произнести, но стараюсь этого не делать. Потому что это больно. Понимаю, что тебе все давно известно, просто… я хотела сказать это сама. – Сделав глубокий вдох, я немножко прихожу в себя, после чего продолжаю: – Затем последовало несколько тяжелых месяцев, психотерапия и снова тяжелые месяцы. Пока терапия не дала результат, помогла мне пережить все это. С тех пор я опять счастлива – а этого долго не было. Только иногда… Не знаю, как объяснить. Мой психотерапевт говорит: «Пройдено – не значит забыто». И порой жизнь показывает мне, что это правда. Определенные запахи способны вызвать флешбеки или страх и часто ведут к панической атаке. То же самое с людьми, которые очень похожи на тех парней, с голосами, напоминающими их, или прикосновениями…

Дилан все так же сидит около меня и не произносит ни слова. Лишь его взгляд не отрывается от моего, лицо серьезно, а губы плотно сжаты. Я боюсь, что стакан у него в руке сейчас лопнет на тысячу осколков, так сильно он стискивает его пальцами, поэтому меня охватывает чуть ли не облегчение, когда он в первый раз шевелится и ставит его на стол.

– Какие?

– Ты имеешь в виду запахи?

– Да.

– Пиво. Они пили пиво, – шепчу я. – Я ненавижу запах пива с той ночи. И травки, смешанной с какими-то другими вещами, не знаю точно какими. Запах старых или грязных ковров… мне от них плохо. – Выражение его лица все больше мрачнеет, на щеках играют желваки, однако я продолжаю. Если сейчас остановлюсь, никогда не сумею начать снова. Я должна пройти через это, нет, я хочу через это пройти, чтобы у того, что между нами – чем бы оно ни было, – появился шанс. – Басы, без музыки. Только басы и вибрация подо мной. Тогда были только они и тишина. Больше ничего.

– Поэтому ты любишь музыку? – Я киваю.

– Когда играет музыка, нет тишины.

– Спасибо. Спасибо за ответы, Зоуи, – говорит от настолько искренне, что я натянуто улыбаюсь. – Ты покажешь мне? – Я понимаю, о чем он. Я так далеко зашла, я… не могу сейчас сдаться. Поэтому отпиваю глоток воды, встаю и прошу Дилана сделать то же самое.

Он возвышается надо мной, и я запрокидываю голову, прежде чем досчитать до трех и медленно повернуться. Теперь я стою к нему спиной, и, хотя между нами есть расстояние и он до меня не дотрагивается, ощущаю страх, который подкрадывается ко мне изнутри, как змея, выползающая из клетки. Я почти задыхаюсь и начинаю потеть.

– Спина – это спусковой механизм, – с трудом выговариваю я. – Не во всех ситуациях, но в большинстве. Если у меня за спиной находится что-то, чего я не знаю, что застает меня врасплох или оказывается чересчур близко, то я впадаю в панику. Даже с помощью психотерапии удалось лишь облегчить ее. Раньше было еще хуже. – Невзирая на то, что я сама хочу это сделать и могу это контролировать, мне приходится собрать всю свою храбрость, чтобы потянуться назад и взять Дилана за руку. Он автоматически подходит ближе, встает прямо позади меня.

– Положи ее мне на талию, как на кухне. – Он тут же выполняет мою просьбу. – Другую тоже. – Когда обе ладони оказываются на моих боках, я делаю небольшую паузу, даю себе самой время.

– Все нормально. Я… просто знаю, что сейчас последует, и меня это нервирует, – пытаюсь объяснить ему свое поведение я. – Теперь веди обе руки к середине моей спины, пока они не встретятся.

Его кисти движутся, сантиметр за сантиметром перемещаются назад и скользят к моему позвоночнику, где в итоге замирают.

– Теперь вниз, практически на копчик, – негромко произношу я, и Дилан вновь следует моим указаниям. Его руки не сильно надавливают, он нетороплив и осторожен.

– Отлично. А сейчас… вдоль позвоночника, до затылка. – Я тяжело дышу и едва могу сосредоточиться. Чем выше поднимается Дилан, тем хуже становится. Слезы выступают на глазах, которые я сразу закрываю, а когда опускаю голову вниз, то чувствую дыхание Дилана сзади на шее. Как и его тогда…

Я тихо плачу. Как же больно. Это воспоминание причиняет такую боль, что я бы все отдала, лишь бы вырвать его из себя. Это то, чего тебе никто не скажет. О чем никто не говорит. Чего никто по-настоящему не понимает. Изнасилование заканчивается. Твое тело исцеляется. Но сердце, душа и разум… для них это не закончится никогда. Во всяком случае, не полностью.

Ладони Дилана лежат у меня на лопатках, прежде чем одну из них он сдвигает выше. Она ложится мне на затылок и застывает там. Она теплая. Почти утешающий жест.

Все мое тело сотрясается от всхлипов и слез, и я закрываю лицо руками, выпускаю их, позволяю плотине рухнуть. Дилан мягко разворачивает меня, обнимает и гладит по голове, пока я глотаю воздух.

Он поддерживает меня, и я могу сломаться. Без слов. Без упреков. Без вопросов. Я могу стоять здесь и плакать, и это нормально. И никто не скажет: Может, тебе не выходить из дома, может, стоит пройти еще один курс психотерапии, может, лучше тебе теперь быть осторожной…

Нет. Меня просто поддерживают. И это дает мне так много.

Понятия не имею, сколько мы так простояли. Я в объятиях Дилана в гостиной… и не хочу отсюда уходить. Но пора бы возвращаться на кухню. Такая простая мысль в нынешней ситуации чуть не заставляет меня рассмеяться.

Я вытираю слезы, радуясь, что не накрасилась, не надела маску, какой бы абсурдной ни казалась эта идея, и Дилан слегка расслабляет руки, чтобы я могла поднять на него глаза. У него открытый взгляд, он смотрит на меня не как на хрупкую куколку, малышку, которая нуждается в его жалости, и не как на того, кто сам во всем виноват. Он смотрит на меня с гордостью, пониманием и потрясением. И это придает мне сил для следующей фразы:

– Теперь ты знаешь. Это… это мои границы.

Никогда бы не подумал, что этот вечер превратится в то, во что он превратился. Я даже не представлял себе, что Зоуи расскажет мне об этом. Что она произнесет это вслух. Покажет мне…

Я не хотел ничего говорить по этому поводу, собирался просто готовить с ней и приятно провести вечер, особенно после того, как днем мы вместе увлеченно посмотрели четыре эпизода сериала, который она начала утром.

А потом? Потом случился тот момент… Как идиот я тру лицо руками, покрытыми луковым соком, который адски жжет глаза, и все выходит из-под контроля. Черт. Я не хотел. Не хотел ставить ее в такое положение. Не хотел, чтобы она испугалась, почувствовала дискомфорт – чтобы ей пришлось мне об этом рассказать. Но я, эгоист, не сдержался. Тем более после ее реакции на мое прикосновение.

Сейчас она это рассказала, выпустила все и доверилась мне, а я желаю снова все это стереть. Опять довольно эгоистично, но, черт побери, это причиняет боль, и я хочу, чтобы она прекратилась. Главным образом, для Зоуи, которая в эту секунду смотрит на меня своими огромными красивыми глазами, словно я для нее все.

Если честно, есть еще кое-что. Чувство вины. Она показала мне свою беду, пересилила себя, а я… я не могу. Пока нет. Что, если Зоуи увидит мою ногу и это просто разрушит все, что возникло между нами. Чем бы оно ни было.

Теперь я понимаю ее реакции. И в клубе, и на кухне, она показала мне, почему так случилось. Нельзя подходить к ней со спины, потому что так она этого не видит. Наверное, из-за того, что так ее держали и придавливали. Слишком жесткое сжатие, слишком сильное давление на спину и на затылок напоминают ей об этом. Отсюда и запах ковра.

Вот же мерзкие трусливые свиньи. Я не хочу больше напугать Зоуи, поэтому сдерживаю себя, но с удовольствием бы сейчас что-нибудь ударил. Лучше всего – поехать к Эллиотту и хорошенько поколотить боксерскую грушу.

– Надо проверить болоньезе, – вдруг произносит она, как будто ничего и не было, а я просто не могу иначе и еще раз прижимаю ее к себе, втягиваю в себя ее аромат и лишь затем отпускаю.

– Мы же не хотим, чтобы наш соус сгорел.

Мы улыбаемся друг другу, и пусть так много всего произошло, для меня ничего не изменилось. Ничего, кроме того, что Зоуи стала нравиться мне еще больше.

Болоньезе, к счастью, выжил, и сейчас мы выкладываем листы лазаньи с соусом и моцареллой в форму для запекания. Под конец посыпаем сверху пармезаном и на двадцать минут отправляем в духовку.

А когда вытаскиваем, она пахнет так вкусно, что у меня тут же начинают течь слюнки. И Зоуи была права, все оказалось не так тяжело, как я боялся.

– Видишь эту корочку? М-м-м… – Зоуи показывает на коричневый пармезан. – Она идеальна.

Мы оба отпустили случившееся, и теперь сказано все, что должно быть сказано.

Я восхищаюсь Зоуи за ее веселую манеру поведения, ее мужество и за то, что она сохранила свою надежду и уверенность. За ее силу. Надеюсь, однажды она появится и у меня. Чтобы я тоже сумел показать часть себя, которая больше всего меня пугает.

Зоуи кладет на тарелки две порции лазаньи идеальной формы, которые я забираю в гостиную, где нас уже поджидает готовый попрошайничать Носок. Приборы приносит Зоуи, и мы опять садимся на диван.

Я отправляю в рот первый кусочек и тут же чертыхаюсь.

– Черт, горячо! – жалуюсь я, а Зоуи надо мной смеется. Есть за что. Почему со мной постоянно происходит одно и то же? Со временем я вроде как должен был бы усвоить урок.

– Ты слишком быстро ешь.

– Но это же дико вкусно.

– Ты вообще еще хоть что-нибудь чувствуешь, если обжег язык?

– Он уже привык, – с довольным видом бормочу я между двумя укусами, что заставляет Зоуи с улыбкой покачать головой. – Мне бы в голову не пришло, что лазанью можно приготовить без соуса бешамель и вместо него наполнить слои моцареллой. Не говоря уже о том, чтобы один сделать овощным.

– Ты раньше никогда не ел лазанью с овощами?

– Только с томатным соусом и фаршем, самую простую. Эта лучше.

– Спасибо. На самом деле я люблю есть ее именно так. И это был прекрасный вечер. Мне очень понравилось готовить и… остальное… – На секунду она замолкает. – Я рада, что ты знаешь. Что мы сегодня это сделали.

Зоуи смотрит на меня своими глазами, похожими на окна в глубокие пещеры и открытые моря, и меня охватывает ощущение тепла, причина которого определенно не в слишком горячей лазанье. Желудок сводит, пульс ускоряется, а в голове формируется мысль, что я не хочу держаться от нее на расстоянии. Что в этом отношении Купер меня не волнует. Мне нравится Зоуи. Очень. Думаю, я начинаю влюбляться в эту женщину передо мной, с красивыми глазами, очаровательной улыбкой и сильным характером.

Черт.

– Аналогично. Я действительно благодарен за то, что ты мне доверилась.

– Можно мне тоже кое о чем тебя спросить?

– Конечно. – Носок в этот момент ставит лапу на мою ступню, потому что тоже хочет кусочек. Сейчас дам ему собачью косточку, они для него полезней.

– Шрам у тебя на лице. Как ты его получил? Надеюсь, это не слишком личный вопрос.

Словно окаменев, я просто сижу и с трудом могу сглотнуть. Этот вопрос останавливает всю мою вселенную, застает врасплох. Но не потому, что кто-то его задал, – а потому, что его задала Зоуи. Разумеется, я понимал, что рано или поздно он последует, но… я не ожидал, что мне окажется настолько тяжело на него ответить. Не думал, что Зоуи так мне понравится. Это все усложняет, запутывает. И в конечном итоге превращает полуправду в полуложь.